Мемуары 1942–1943, стр. 5

В самом начале 1945 года Муссолини переехал со своим штабом в миланскую префектуру, где он жил под охраной небольшой армии самых стойких и убежденных фашистов, располагавшихся лагерем в большом, прилегающем к резиденции саду. Там также постоянно присутствовали войска СС. Планы Муссолини в это время ограничивались подготовкой к бегству вместе с последней, самой любимой из его женщин – Кларой Петаччи, и с огромными запасами золота и драгоценностей, припасенными на крайний случай.

24 апреля Муссолини обратился к своему старому знакомому по Социалистической партии с ошеломляющим предложением. Он просил разузнать, согласится ли Социалистическая партия, находящаяся в подполье, рассмотреть вопрос о формировании вместе с Фашистской республиканской партией объединенного антимонархического фронта. Это происходило в тот момент, когда после падения Болоньи союзники рвались вперед, чтобы вместе с партизанами Социалистической и других партий принести освобождение Северу и интегрировать его в номинально монархическое итальянское государство. Не оказался ли Муссолини, как и многие пропагандисты, жертвой своей собственной пропаганды? Предложение было сделано Социалистической партии и членам Партии действия, ни одна из которых в тот момент не была представлена в правительстве Бономи, в отличие от коммунистов, которые, не колеблясь, пошли на номинальное представительство в правительстве при принце Умберто Савойском. Верил ли Муссолини в то, что раскол левого крыла фронта освобожденной Италии настолько серьезен, что разъединенные группы согласятся пойти на сотрудничество с остатками преступных чернорубашечников, от которых все порядочные люди давно уже отшатнулись в ужасе?

На следующий день, 25 апреля, Муссолини нанес визит кардиналу Ильдефонсо Шустеру, архиепископу Миланскому, с тем чтобы провести переговоры о капитуляции фашистской армии перед Комитетом национального освобождения Северной Италии, все еще находящимся на нелегальном положении, но готовым по первому сигналу поднять решающее освободительное восстание. Разговор кардинала с Муссолини по этому вопросу приводится в данной книге в качестве дополнения. Переговоры о капитуляции не состоялись. В ту же ночь Муссолини бежал из Милана. Но три дня спустя трупы Муссолини и Клары Петаччи, изрешеченные пулями, были возвращены в город и повешены головами вниз перед неистовствующей толпой на площади, которая ранее являлась местом казни итальянских патриотов. Трупы ближайших приспешников Муссолини лежали внизу в грязи.

ОТДЕЛЕНИЕ АГЕНТСТВА РЕЙТЕР

МИЛАН МАЙ 1945 Г.

Мемуары Муссолини

(1942–1943)

Глава I

От Эль-Аламейна до линии Марет

Все те, кто писал об итальянской трагедии лета 1943 года, совершенно упустили из виду тот факт, что ее главная причина имеет французские корни и восходит к 8 ноября 1942 года.

Это была так называемая «диссидентская», голлистская Франция, Франция евреев, масонов и большевиков, которая открыла Америке дверь в Средиземноморье. Тогда ноябрьским утром был разыгран решающий эпизод заговора против Италии. В то время как англичане держались на значительном расстоянии от берега из боязни задеть чувства обидчивых французов, американский конвой достиг порта Алжир [8] и высадил первый десант с бронетанковой техникой, который не только не встретил никакого сопротивления, но и с восторгом приветствовался их пособниками.

Предательство Франции де Голлем было лишь прелюдией к предательству Италии Бадольо – это два звена одной цепи.

С самого начала было ясно, что высадка американских войск в Средиземноморье являлась событием огромного стратегического значения. Оно должно было изменить, а возможно, сделать противоположным, соотношение сил в секторе, который Италия всегда считала исключительно важным, если не решающим. Существовали большие клещи, суровую хватку которых можно было различить летом 1942 года, когда немцы карабкались на первые склоны Кавказа, а итало-германские войска Роммеля стучались в дверь Александрии, – теперь этот охват был сведен на нет и оказался невозможным. Вместо этого прослеживался не менее крупный стратегический маневр союзников, который, начавшись в Алжире и Египте, должен был закончиться вытеснением итало-германских сил, находящихся в Ливии, на абсолютно тупиковую позицию. Страны Оси предприняли немедленные контрмеры и заняли всю Францию, а также Корсику и Тунис.

Накануне высадки в Алжире

Лишь при одном условии эти меры могли бы изменить общую стратегическую ситуацию, создавшуюся в результате высадки в Алжире, а именно: если бы поток пополнения и снабжения сил стран Оси имел достаточный масштаб, чтобы позволить им не только оказывать сопротивление, но и наступать, особенно на начальном этапе, пока американские войска еще не достигли той мощи, которую они набрали впоследствии. Но для нападения нам необходимо было иметь превосходство в воздухе, которого не существовало [9], а что же касается снабжения, ему все больше и больше препятствовали английские морские и воздушные силы, под контролем которых находился даже самый короткий водный переход, то есть Сицилийский пролив, который можно было назвать могилой итальянского торгового флота [10].

Если рассматривать схематически, то ситуация была следующей: постоянно растущее пополнение союзных вооруженных сил и постоянный рост осложнений для стран Оси. 23 октября, накануне высадки в Алжире, Монтгомери осуществил атаку и прорыв наших позиций у Эль-Аламейна, и силы противника на востоке и на западе начали движение по направлению друг к другу.

В Италии моральные последствия американской высадки в Алжире были немедленными и глубокими. Все враги фашизма тут же подняли голову; первые предатели, мелкие фигуры, хотя некоторые даже являлись национальными советниками, вышли из тени. В стране начало ощущаться напряжение. Пока в районе Средиземного моря находились лишь силы англичан, Италия с помощью Германии могла держаться и оказывать сопротивление, хотя и ценой еще больших усилий, но появление американцев смутило нестойких и увеличило на много миллионов и без того уже значительное количество слушающих вражеское радио; а вот англо-американская высадка в Алжире предоставила предателям, которые еще не осмеливались проявить себя таковыми, основания для оправдания своего последующего поведения. Только одна мера могла бы кардинально изменить ситуацию – захват исходных вражеских позиций в Северной Африке, но этот шаг, хотя и предусматривался, не был осуществлен.

Шестнадцать последующих дней, с 23 октября по 8 ноября, имели непредвиденное историческое значение, как это показали последующие события. С этого момента стратегическая инициатива перешла к союзникам.

Наступление на фронте у Эль-Аламейна выявило сокрушительное сухопутное и прежде всего воздушное превосходство англичан. Предыдущий бросок Роммеля, который казался весьма многообещающим вначале – 28 августа, три дня спустя был остановлен ввиду недостатка топлива, конвой с которым, как и другие конвои, был отправлен на дно. После провала этой попытки было бы более разумным не удерживать линию Эль-Аламейн – Эль-Каттара, а отвести немоторизованные итальянские войска на линию Соллум – Хальфайя. Уезжая в июле из Дерны, я отдал письменные приказы маршалу Бастико и генералу Барбасетти реорганизовать эту линию и пополнить ее гарнизон всей имеющейся в наличии живой силой, используя для этого контингент, находящийся на базовых позициях. Вместо этого итало-германское командование решило остаться на занимаемых позициях, укрепив существующую линию обороны, и там ожидать предполагаемого наступления неприятеля. Отход итальянских немоторизованных частей в сентябре можно было осуществить почти беспрепятственно, а когда итальянские войска достигли бы линии Соллум – Хальфайя, такое же передвижение могли бы осуществить полностью моторизованные германские части.