Мемуары 1942–1943, стр. 36

С самого начала я находился в полной уверенности, что фюрер сделает все возможное, чтобы попытаться освободить меня [141]. Посол фон Макензен отправился к королю сразу после моего ареста, чтобы получить разрешение посетить меня в соответствии с пожеланием фюрера, но получил отказ, который сопровождался следующей запиской:

Глава кабинета Министерства иностранных дел отправился к немецкому послу, а затем доложил об этом визите маршалу Бадольо.

Телеграмма Геринга

В этой ситуации, когда итальянское правительство делало вид, что является союзником Германии и желает продолжать войну, правительство Рейха не могло подвергать риску отношения между двумя правительствами или спровоцировать преждевременный кризис в их отношениях, предпринимая какие-либо официальные шаги, как, например, просьба о моем немедленном освобождении. Понятно, что Берлин с недоверием относился к тенденциям и целям политики Бадольо. Но дипломатия отношений не позволяла этому недоверию стать действенным до того момента, пока ситуация не достигла своего пика. Никто не вспомнил обо мне 29 июля – за одним лишь исключением. Рейхсмаршал Герман Геринг телеграфировал мне следующее (телеграмма была доставлена на Понцу офицером карабинеров):

Еще в Ла-Маддалене я заметил необычную оживленность немцев; на противоположной стороне пролива, в Палау, у них была база. В действительности немцы продумали план, который заключался в том, чтобы на подводной лодке, замаскированной под английскую, с экипажем, одетым в английскую униформу, подойти к берегу и, освободив, увезти меня с острова. Они готовились осуществить этот план, но меня перевели в Гран-Сассо.

В субботу вечером 11 сентября в Гран-Сассо воцарилась странная атмосфера неопределенности и ожидания. Уже было известно, что правительство бежало вместе с королем, об отречении которого только что сообщили. Чины, отвечающие за меня, казались озадаченными, как если бы перед ними стояла особенно неприятная задача. В ночь с 11-го на 12-е, около 2 часов, я встал и написал письмо лейтенанту [142], в котором предупреждал, что живым англичане меня не возьмут.

Убрав из моей комнаты все металлические или другие острые объекты (в частности, мои лезвия), лейтенант Файола повторил мне: «Я попал в плен в Тобруке, где меня тяжело ранили. Я был свидетелем жестокости англичан по отношению к итальянцам, и я никогда не передам итальянца в руки англичан». И он разрыдался.

Остаток ночи прошел тихо.

Воскресенье, 12 сентября

Рано утром 12-го густые беловатые тучи окутали вершину Гран-Сассо, тем не менее было возможно наблюдать полеты нескольких самолетов. Я чувствовал, что сегодня решится моя судьба. К полудню солнце прорвалось сквозь тучи и все небо, казалось, засияло в чистоте сентябрьского дня.

Было ровно 2 часа дня, когда я, сидя у открытого окна, увидел, что в сотне метров от здания сел планер. Четыре или пять человек в хаки вышли из него, быстро собрали два пулемета и затем двинулись вперед. Несколько секунд спустя другие планеры сели в непосредственной близости, и люди из них повторили тот же самый маневр. Мне и в голову не приходило, что это могут быть англичане. Для них не было никакой необходимости затевать такое рискованное предприятие, чтобы переправить меня в Салерно. Была объявлена тревога. Все карабинеры и полиция выбежали из ворот «Рефьюдж» с оружием в руках и приготовились отразить нападение. В это время лейтенант Файола вбежал в мою комнату и строго потребовал: «Закройте окна и сидите тихо».

Вместо этого я остался у окна и увидел, что подошла еще более многочисленная группа немцев, которая захватила фуникулер, поднялись и сейчас решительно двигалась плотной группой от станционной площади к гостинице. Во главе этой группы находился Скорцени. Карабинеры уже держали свои винтовки наготове, когда в группе Скорцени я заметил итальянского офицера, и, когда они подошли поближе, я узнал генерала Солети, командующего полицейскими силами метрополии [143].

Затем, в тишине, за несколько секунд до команды открыть огонь, я закричал: «Что вы делаете? Разве вы не видите? Здесь итальянский генерал. Не стреляйте! Все в порядке».

Увидев приближающегося итальянского генерала с группой немцев, солдаты опустили винтовки.

Как потом выяснилось, вот что произошло. Этим утром генерал Солети был увезен отрядом Скорцени без всяких объяснений. У него отобрали револьвер и повезли в неизвестном направлении. Когда, в момент нападения на гостиницу, он осознал, что происходит, он пришел в восторг и заявил, что счастлив способствовать освобождению дуче и надеется своим присутствием предотвратить кровопролитие.

Он сказал мне, что было бы неразумно немедленно возвращаться в Рим, туда, где царит «атмосфера гражданской войны», и сообщил кое-какие подробности о бегстве короля и правительства. Капитан Скорцени поблагодарил его, и, когда Солети попросил вернуть свой револьвер, его просьба была удовлетворена, так же как и его следующая просьба сопровождать меня, куда бы я ни последовал.

Гуэли не принимал участия в этой необычайно стремительной череде событий. Он появился только в последний момент. Люди Скорцени, захватив пулеметные точки у ворот в «Рефуге», поднялись ко мне в комнату. Скорцени, весь потный и возбужденный, попросил внимания и сказал: «Фюрер все время с момента вашего захвата обдумывал план вашего освобождения и поручил эту задачу мне. С необычайной трудностью я день за днем следил за превратностями вашей судьбы и передвижениями. Сегодня, освобождая вас, я необычайно счастлив, что возложенная на меня задача увенчалась полным успехом».

Я ответил: «Я с самого начала был уверен, что фюрер сумеет на деле доказать мне свое дружеское расположение. Я благодарю его и благодарю вас, капитан Скорцени, так же как и ваших товарищей, рисковавших вместе с вами».

Затем разговор перешел на общие темы [144], а я в это время стал собирать свои бумаги и вещи.

На первом этаже карабинеры и полиция братались с немцами, которые получили легкие травмы во время приземления. В 3 часа дня все было готово к отъезду. Уезжая, я тепло поблагодарил людей из группы Скорцени, и они все, вместе с итальянцами, отправились на небольшое, плато внизу, где нас ждал «Аист» [145].

«Аист» взлетает

Вперед вышел пилот, очень молодой человек по имени Герлах, летчик-ас. Прежде чем забраться в самолет, я повернулся и помахал рукой группе моих охранников, которые выглядели слегка ошарашенными. Многие из них были искренне тронуты. У некоторых на глазах даже были слезы.