Сказки (200 сказок), стр. 91

И подул ветер, сдул у него с головы шапочку, и пришлось Кюрдхен бежать за нею вдогонку, и когда он вернулся, девушка давно уже привела волосы в порядок, и он не мог вырвать у ней ни одного волоса. И пасли они гусей до самого вечера.

А вечером, когда воротились они домой, пришёл Кюрдхен к старому королю и говорит:

– С этой девушкой я пасти гусей больше не стану.

– Почему? – спросил старый король.

– Да она мне весь день докучает.

Приказал старый король рассказать, что же она ему такое делает.

И сказал Кюрдхен:

– Утром, когда проходим мы со стадом через чёрные ворота, – а висит там на стене лошадиная голова, – девушка говорит:

а голова отвечает:

И стал Кюрдхен рассказывать дальше, что происходит на гусином лугу и как приходится ему бегать вдогонку за шапочкой.

Старый король велел ему и впредь пасти гусей, а сам, только наступило утро, сел за чёрными воротами и услыхал, как говорила она с головою Фалады; потом он пошёл вслед за нею на пастбище и спрятался на лугу за кустом. И увидел он вскоре своими собственными глазами, как гусятница и пастушок пригнали гусей, и как села она потом и начала расплетать волосы, и как засияли они от блеска.

И опять сказала она:

И поднялся вихрь и сорвал с Кюрдхен шапочку, и пришлось ему бежать далеко-далеко за нею вдогонку, а пастушка тем временем медленно причесала и заплела волосы, и старый король всё это видел. Потом он незаметно вернулся назад, и когда вечером гусятница возвращалась домой, король отозвал её в сторону и спросил, зачем она всё это делает.

– Я сказать вам об этом не смею, да и не могу ни одному человеку пожаловаться на своё горе, – я поклялась в том перед богом, а не то мне придётся погибнуть.

Он стал её допытывать и не давал ей покоя, но ничего добиться от неё не мог. И сказал король:

– Если ты мне ничего не хочешь сказать, так пожалуйся тогда на своё горе железной печке, – и ушёл.

Тогда она забралась в железную печку, начала плакать и причитать, и всё, что было у ней на сердце, высказала, и говорит:

– Живу я, всеми покинутая, а я-то ведь королевна; коварная камеристка принудила меня силой снять с себя королевские одежды и заняла у жениха моё место, и должна я исполнять чёрную работу и пасти гусей. Если бы знала об этом моя матушка, сердце б у ней разорвалось!

А старый король стоял за печкой и слышал всё, что она говорила. Вышел он потом и велел ей вылезть из печки. Надели на неё королевские одежды; и казалось прямо чудом, какая была она прекрасная. Позвал старый король своего сына и объявил ему, что невеста у него фальшивая, а на самом деле она всего лишь камеристка, а настоящая стоит перед ним – это была бывшая гусятница.

Сильно обрадовался молодой король, увидав её красоту и доброту, и было устроено большое пиршество и созвали на него всех людей и добрых друзей. И сидел на первом месте жених, а рядом с ним королевна, а с другой стороны камеристка, но была камеристка ослеплена и не узнала её в пышном наряде. Вот поели они, попили, стало им весело, и задал тогда старый король камеристке загадку: чего заслуживает та, которая так, мол, и так обманула своего хозяина, – и он рассказал ей всё, как было, по порядку, и спросил:

– Какого приговора она достойна?

И сказала фальшивая невеста:

– Она достойна одного, чтоб раздели её догола и бросили в бочку, утыканную острыми гвоздями; и надо запрячь в ту бочку двух белых лошадей, и пусть тащат они её по всем улицам.

– Так ты же и есть та самая, – сказал старый король, – которая произнесла себе приговор, так и до?лжно с тобой поступить.

И вот, когда исполнили приговор, женился молодой король на своей настоящей невесте, и стали они оба править своим королевством в мире и в счастье.

90. Юный великан

Был у одного крестьянина сын; и был он ростом всего с палец, больше никак не рос, и за несколько лет ничуть не сделался больше. Собрался раз крестьянин ехать на поле – землю пахать, а малютка ему и говорит:

– Батюшка, хочу я с тобой на поле поехать.

– На поле? – говорит отец. – Нет, уж лучше оставайся ты дома; какая с тебя польза будет, – чего доброго, я тебя ещё потеряю.

И начал Мальчик-с-пальчик плакать; и чтобы его успокоить, сунул его отец в карман и взял вместе с собой. Приехав на поле, он достал его из кармана и посадил на только что вспаханную борозду. Вот сидит на ней Мальчик-с-пальчик, а в это время выходит из-за горы огромный великан.

– Видишь эту громадину? – спросил его отец, желая напугать этим малыша; а чтоб был он послушным, сказал: – Вот он тебя заберёт с собой.

Великан в это время сделал несколько шагов своими длинными ножищами и очутился у самой борозды. Взял он маленького Мальчика-с-пальчик осторожно двумя пальцами, поднял вверх, поглядел на него внимательно и, ни слова не молвив, двинулся с ним дальше. Отец стоял рядом, но от страха и слова вымолвить не мог, и решил, что пропал теперь его сыночек и никогда уж он больше его не увидит.

И унёс великан его к себе домой, начал его выкармливать; и вырос Мальчик-с-пальчик и стал таким же большим и сильным, как и все великаны. Прошло два года, и направился старый великан вместе с ним в лес. Он захотел его испытать и сказал:

– Вытащи-ка мне вот этот прутик.

А стал мальчик такой уже сильный, что вырвал из земли молодое дерево вместе с корнями. Великан подумал: «Ну, дело теперь пойдёт лучше». И взял его с собой и выкармливал ещё целых два года. Стал он его опять испытывать, и силы у мальчика настолько прибавилось, что мог он вырвать из земли теперь и старое дерево. Но великану это казалось ещё недостаточным, он выкармливал его ещё два года, потом пошёл с ним в лес и сказал:

– Ну-ка, вырви мне прутик побольше, – и парень вырвал ему из земли самый толстый дуб – он так и затрещал; и было это для него делом совсем пустячным.

– Ну, теперь хватит, – сказал великан, – ты уже обучился, – и отвёл его назад на поле, откуда он его принёс.

А отец его как раз в это время шёл за плугом. Юный великан подошёл к нему и говорит:

– Посмотрите, батюшка, каким человеком ваш сын сделался.

Испугался крестьянин и говорит:

– Нет, ты мне не сын, я такого не хочу, отойди от меня.

– Да нет же, я ваш сын, и дозвольте мне приняться за работу; пахать я умею так же хорошо, как и вы, а может, ещё и получше.

– Нет, нет, ты не сын мне, да и пахать-то ты не умеешь; уходи от меня прочь.

Но так как он великана побаивался, то отошёл от плуга и сел на край поля. Взял тогда парень всю упряжку и нажал одной только рукой на плуг, но нажим был такой сильный, что плуг глубоко врезался в землю. Тут крестьянин не вытерпел и крикнул:

– Коли хочешь землю пахать, то не надо так сильно нажимать, а то пахота будет неважная.

Тогда парень выпряг коней, потащил плуг на себе и сказал:

– Ступай, батюшка, домой да вели матери наварить мне миску еды, да чтобы побольше, а я уж за это время сам всё поле вспашу.

Пошёл крестьянин домой и сказал жене, чтоб наварила она еды побольше. Вспахал парень поле, а было оно величиной в два моргена, [6] и сделал он это один, а потом впряг себя в борону и стал боронить всё поле двумя боронами сразу. Кончив работу, пошёл он в лес, вырвал из земли два дуба, взвалил их себе на плечи, а сзади и спереди по бороне, да ещё сзади и спереди по лошади, и понёс всё это, словно вязанку соломы, домой к отцу-матери. Входит он во двор, а мать его не узнала и спрашивает: