100 великих заговоров и переворотов, стр. 67

Робеспьер был доставлен в полицейское управление, где просидел несколько часов, пока поздно вечером его не освободил Кофиналь и чуть ли не силой заставил пойти в ратушу. Туда прибыли освобожденные из тюрем Сен-Жюст, Леба, Робеспьер-младший и Кутон.

Если бы эти люди просто вышли на Гревскую площадь, стали бы во главе толпившихся там пехотинцев и канониров с их 32 пушками и пошли на Конвент, они, бесспорно, имели бы шансы на успех. Но Робеспьер не мог решиться на такой смелый и явно «незаконный» шаг. Созданный Коммуной Исполнительный комитет для руководства восстанием бездействовал. Робеспьера долго и безуспешно уговаривали подписать воззвание к армии.

Тем временем на улицах, прилегавших к ратуше, стали появляться в сопровождении факельщиков эмиссары Конвента. Переходя от перекрестка к перекрестку, они громко читали последний декрет Конвента:

«Национальный Конвент, заслушав доклады своих Комитетов, запрещает запирать городские ворота и созывать секции без соответствующего разрешения Правительственных Комитетов.

Он объявляет вне закона всех административных лиц, которые будут отдавать вооруженным силам приказы к выступлению против Национального Конвента или потворствовать неисполнению его декретов.

Он объявляет также вне закона лиц, которые, находясь под действием декрета об аресте, сопротивляются закону или уклоняются от его исполнения».

Улицы Парижа, недавно переполненные, быстро опустели. Запоздавшие стремились поскорее добраться до своих квартир. Толпы патриотов на подступах к Гревской площади заметно редели. Многие бросали оружие. Национальные гвардейцы, многие часы простоявшие на Гревской площади, ждали приказаний от Робеспьера Но так и не дождались когда хлынул проливной дождь, они стали расходиться.

Но если Коммуна так и не решилась начать бой, то Конвент поздно вечером объявил вне закона Робеспьера и других освобожденных из тюрем депутатов, а также Коммуну Парижа. Командовать подавлением «мятежа» Коммуны было поручено Баррасу.

Вскоре последние защитники Коммуны покинули Гревскую площадь, а на площадь Карусель защищать Конвент шли все новые и новые части Национальной гвардии, причем не только из буржуазных, но и из плебейских по своему составу секций. После двух часов ночи на Гревскую площадь вступили две колонны национальных гвардейцев, верных Конвенту.

Особенно важная роль выпала на долю депутата Леонара Бурдона, который сумел убедить военный отряд секции Гравилье (значительная часть руководства этой секции, на территории которой проживал бедный люд, высказалась за Коммуну), что Робеспьер собирается уничтожить Республику и жениться на дочери казненного короля. «Доказательства» этого, разумеется, никогда не были представлены.

По дороге к зданию ратуши в колонну секции Гравилье влился отряд жандармов, принадлежавший к охране Тампля.

Жандармы проникли в ратушу благодаря предательству адъютанта командующего парижской национальной гвардией Иоганна Вильгельма Улрика, выдавшего им пароль.

А в это время Кутон продолжал уговаривать Робеспьера подписать воззвание к армии. «От чьего имени?» — упорствовал Робеспьер. «Конечно, от имени Конвента. Разве не мы составляем его? Остальные — шайка мятежников», отвечал Кутон. «По моему мнению, возразил Робеспьер,  следует написать: от имени французского народа». Он взялся за перо, но успел написать только две первые буквы своего имени, как в комнату ворвались жандармы.

Раздались выстрелы. Историки спорят, было ли ранение Робеспьера в челюсть результатом попытки самоубийства или выстрела, произведенного жандармом Меда, а может, еще кем-то из отряда. Если была попытка самоубийства, Робеспьер направил бы взятое в рот дуло не горизонтально, а вертикально. Существует маска, как будто бы снятая с Робеспьера. Она демонстрирует, что наряду со следом пули, выпущенной в подбородок, о которой говорил Меда, заметно и повреждение слева от нижней челюсти — результат выстрела, произведенного сзади…

Неподкупный упал, обливаясь кровью. Робеспьер-младший выбросился из окна и сломал себе ребра. Его унесли еле живого. Леба застрелился. Сен-Жюст и Дюма сдались без сопротивления. Анрио арестовали позднее во дворе ратуши. Схвачен был и раненный в голову Кутон.

Этой же ночью был разогнан Якобинский клуб, члены которого также не оказали сопротивления Правда, уже 11 термидора он возобновил свои заседания.

10 термидора (28 июля) была упразднена Коммуна Парижа. Фрерон предложил даже разрушить и смести с лица земли здание Парижской ратуши, с чем Конвент, однако, не согласился. В этот же день Робеспьера и других арестованных в Коммуне, всего 22 человека, препроводили в Революционный трибунал, где ограничились удостоверением их личности Вечером их гильотинировали.

11 термидора казнили еще 71 человека, главным образом членов Парижской коммуны.

Для современников падение Робеспьера явилось полной неожиданностью. Во многих местах Франции не хотели верить известиям о казни Робеспьера и даже пытались арестовывать тех, кто приносил эти известия. Крайнее изумление вызвали эти события и при европейских дворах, где после последних побед французских армий стали относиться к Робеспьеру с известным уважением.

Но затем, как это часто бывает, в Конвент хлынул поток адресов с выражением благодарности и поздравлениями по случаю избавления «от тирании Робеспьера». На могиле Неподкупного появилась эпитафия: «Прохожий, кто бы ты ни был, не печалься над моей судьбой. Ты был бы мертв, когда бы я был живой».

«ЗАГОВОР ВО ИМЯ РАВЕНСТВА»

В 1795 году во Франции был установлен режим Директории. Поиск политического равновесия привел к созданию двухпалатного законодательного органа — Совета пятисот и Совета старейшин. Они сформировали новое правительство — Директорию (в составе пяти директоров), в ведении которой находились министерства.

Финансовые реформы Директории открыли поистине неограниченные возможности для дальнейшего обогащения тех, кто уже был богат. Впоследствии историки подсчитали, что за все национальные имущества, проданные в годы Великой французской революции, государство получило не более 10 процентов их реальной стоимости. Новая буржуазия учинила настоящий грабеж имущества бывшей церковной и дворянской знати.

Но если нувориши все больше обогащались, то положение беднейших слоев народа стало поистине отчаянным. Урожай 1795 года был плохим, и зерно почти не поставлялось на рынки. Вот в этой-то обстановке голода и нищеты, с которыми соседствовала кричащая роскошь нуворишей, и зародился знаменитый Заговор во имя равенства, или заговор Бабефа.

Гракх Бабеф, происходивший из семьи сборщика податей, еще до революции был знаком с коммунистическими теориями, сочувствовал им, но не считал их практически осуществимыми.

В первые годы революции Бабеф Гракх Бабеф был ревностным поборником «аграрного закона», требовал уравнительного передела земли. Однако уже в 1793-1794 годах он стал склоняться к мысли о том, что для достижения фактического равенства недостаточно переделить землю, а надо сделать ее общим достоянием.

Начало Заговору во имя равенства было положено в 1795 году, в тюрьмах Арраса и Парижа, где томились бывшие «террористы». Именно здесь встретились Бабеф, Дарте, Буонарроти и многие другие участники заговора. Характерно, что важнейший программный документ движения «Манифест плебеев» Бабеф написал именно в Аррасской тюрьме. Манифест заканчивался призывами: «Народ! Пробудись, выйди из своего оцепенения. Пусть это произведение станет сигналом, станет молнией, которая оживит, возродит всех. Пусть народ узнает подлинную идею равенства. Пусть будут низвергнуты все эти старые варварские учреждения… Пусть будет нам видна цель общества, пусть будет видно общее благоденствие».

После декрета Конвента от 26 октября 1795 года о всеобщей амнистии Бабеф и его друзья вышли из тюрьмы и некоторое время вели вполне легальную деятельность. Они приняли участие в организации Клуба Пантеон и заняли в нем видное положение. Члены клуба собирались в зале старинного, заброшенного монастыря Святой Женевьевы, находившегося недалеко от Пантеона, а иногда — в подземелье этого монастыря. Со временем общество выросло до двух тысяч человек.