100 великих отечественных кинофильмов, стр. 51

Вот только один из эпизодов фильма. По шоссе мчится машина. Вдруг на дороге появляется девочка. Шофёр попадает в безвыходное положение: слева встречные машины, справа — кирпичный забор, впереди — девочка. Румянцев на всём ходу сворачивает вправо и пробивает машиной стену. Девочка спасена.

Чтобы зрители могли почувствовать трагизм секунд, предшествующих катастрофе, надо было найти наиболее эффектные точки съёмки. Операторы решили, что такими точками будут… шофёр и девочка. В самом деле — эти два действующих лица испытали весь ужас близкого несчастья. Посмотреть на происшествие их глазами — значит увидеть события в самом страшном аспекте.

На дороге проложили узкоколейку, по которой мог передвигаться аппарат. Впереди него установили капот машины. Рабочие разогнали тележку с кинокамерой. Она стала приближаться к девочке. Оператор снимал дорогу, капот, девочку, и казалось, что на неё надвигается машина. Чтобы увеличить скорость движения, была применена замедленная съёмка. В результате зрители смотрели на дорогу глазами шофёра.

Затем камеру поставили прямо на асфальт. Она работала автоматически. Опытный водитель на большой скорости провёл машину над аппаратом, не задев его. Так зрители глазами девочки взглянули в лицо надвигающейся опасности.

Третий трудный кадр заключался в том, чтобы показать, как шофёр стремился предотвратить несчастье. Операторы прикрепили камеру на кронштейне в таком положении, что её объектив «смотрел» на тормозные колодки. Киноаппарат автоматически зафиксировал их работу. После просмотра этого куска плёнки было высказано сомнение, что он недостаточно сильно воздействует на зрителей. Операторы предложили второй вариант кадра — снять не только тормозные колодки, а всю машину, тормозящую и разворачивающуюся вправо на полном ходу. Тут уж кронштейн не мог помочь. Пришлось Магиду устраиваться с аппаратом на обочине дороги и панорамировать грузовик. «В случае чего, — пошутил он, обращаясь к помощнику А. Киселёву, — толкни меня в кювет».

Но шутка сыграла решающую роль в последующих событиях. Водитель, не доезжая до оператора, дал тормоз. Асфальт был мокрый, и тяжёлую машину стало заносить. Секунда — и оператор, увлечённый съёмкой, оказался бы под машиной. И тут Киселёв не растерялся — столкнул Магида в кювет.

Сложную подготовку провели операторы перед съёмкой забора, разрушенного машиной. По их указанию декораторы построили настоящую кирпичную стену. Была найдена машина, побывавшая в аварии и предназначенная к списанию. Её кое-как подремонтировали, чтобы она могла пройти своим ходом хотя бы километр. За смотровым стеклом установили железный лист с прорезью для водителя. За баранку «машины-смертницы» сел опытный танкист. Он и проделал рискованный наезд на кирпичный забор. Этот кадр снимали сразу пятью аппаратами, потому что рассчитывать на дубли не приходилось…

С «Делом Румянцева» не всё шло гладко. В повести, а затем и в сценарии Юрия Германа история была рассказана жёстко, драматично. Сашу Румянцева оскорбляла, унижала милиция, когда его задержали с «левым» товаром. Баталов должен был играть человека на грани нервного срыва. Ему заламывали руки, сажали в камеру. Надежды оправдаться у него не было…

Из Ленинградского обкома партии прислали бумагу, в которой говорилось, что никому не позволено клеветать на нашу доблестную милицию. Хейфиц очень болезненно воспринимал общение с обкомовским начальством. Но был вынужден подчиниться. В фильме появляется справедливый начальник, который сразу наводит порядок, понимает безгрешность Саши. Выпускает его на свободу, напоив чаем. На эту роль пригласили Сергея Лукьянова, который очень убедительно сыграл благородного милиционера. Сцену в тюрьме из фильма исключили.

Хейфиц и в этой картине был верен себе: подробно, до мелочей, продумывал характеры своих героев, их судьбы… Великолепен Баталов в роли Румянцева, очень мила его возлюбленная Клавдия (Н. Подгорная), интересен Снегирёв (Е. Леонов). Надолго запоминаются другие человеческие типы в фильме — сторож у проходной, врач в травматологическом пункте, подруги Клавы, её тётка…

Герои едва познакомились, как влюбились и были скоропостижно разлучены обстоятельствами. «Экспрессивно и со вкусом снят эпизод, когда Саша торопится из рейса к любимой, а она ждёт его дома: накрыла стол, пригласила подруг… — пишет киновед М. Кваснецкая. — Вот и выходит, параллельный монтаж вроде бы изобретён давно, а как замечательно работает! Чувствуешь нетерпение героев, любовь, устремлённость, свежесть чувств и, наконец, их похожесть. Кажется, они действительно созданы друг для друга… Актёрский ансамбль в фильме подобран безупречно».

Евгений Леонов создал образ Снегирёва, человека, способного оставить в беде друга, но который в обычной жизни не столь бесхитростно проявляет свою суть. Снегирёв обаятелен, добр, он готов побелить товарищу комнату, если нужно, готов оказать ему услугу, но только не ценой неудобств для собственной жизни, не ценой опасности для собственного благополучия. И как только обстоятельства ставят его перед этим выбором, он проявляет свою истинную суть. «Ты меня в своё дело не путай», — говорит он Румянцеву.

В отношении к Снегирёву актёр проявил некоторую резкость собственного суждения, определённость, суровость.

Благодаря теме, острой драматургической форме и удачно реализованной режиссёрской задумке, фильм полюбился зрителям. Картина «Дело Румянцева» получила приз на кинофестивале в Карловых Варах и заняла шестое место среди лидеров советского проката 1956 года.

Тогдашние критики тем не менее усмотрели в фильме недостаток — крен в сторону мелодраматизма, что в то время осуждалось, а сейчас приветствуется.

«ВЕСНА НА ЗАРЕЧНОЙ УЛИЦЕ»

Одесская киностудия, 1956 г. Сценарий Ф. Миронера. Режиссёры Ф. Миронер и М. Хуциев. Операторы Р. Василевский и П. Тодоровский. Художник В. Зачинаев. Композитор Б. Мокроусов. В ролях: Н. Рыбников, Н. Иванова, В. Гуляев, В. Пугачёва, Г. Юхтин, Р. Шорохова, Н. Ключнев, М. Гаврилко, Ю. Белов, В. Брылеев.

Дождь стекал по вагонному окну, за ним мелькали дома, железнодорожные пути, деревья, улицы, а за кадром, под гитарный перебор Николай Рыбников пел: «Когда весна придёт не знаю…» Так началась история, случившаяся в одном городе, на одной улице с простым названием — Заречная. История любви сталевара Саши Савченко (Н. Рыбников), прозванного заводским поэтом «хозяином огня», к молодой учительнице школы рабочей молодёжи Татьяне Сергеевне (Н. Иванова). Трудное и большое чувство, вспыхнувшее у Савченко к Тане, многое изменит и его жизни, заставит серьёзно взглянуть на свои поступки, о многом серьёзно задуматься.

Финальная сцена, где герой на экзамене отвечает на вопрос, что такое «многоточие», представляет собой не только сюжетный ход, определяющий взаимоотношения героев, — это и характеристика фильма во времени — фильма свежего, нового, который о многом сказал и открыл возможность другим сказать ещё больше…

В 1954 году ВГИКовец Феликс Миронер написал одноактную пьесу о сталеварах. Проходя практику на Одесской киностудии, он переработал рукопись в киносценарий. Идея понравилась, и фильм тут же пошёл в производство. Режиссёрами «Весны на Заречной улице» были утверждены Феликс Миронер и ещё один выпускник ВГИКа Марлен Хуциев.

«Первый фильм — это всегда очень важно, — говорит Хуциев. — „Весна на Заречной улице“ — это, пожалуй, моя единственная картина, которая была сделана легко. Собралась очень дружная группа. Сценарий принадлежал Феликсу Миронеру, с которым мы жили в одной комнате в общежитии ВГИКа и вместе много писали. Снимали операторы Пётр Тодоровский и Радомир Василевский, — очень молодые, отчаянные, увлечённые. А время было замечательное — всё было как-то легко.

Мы собрались этой командой, и в Одессу нас позвал весьма своеобразный и, несмотря на сложный характер, замечательный человек Александр Валентинович Горский, знавший нашу мастерскую, мастерскую Игоря Савченко, ещё по практике на Киевской киностудии, где он был директором. Горский как-то повздорил с Хрущёвым, тот снял его с этой должности и отправил в Одессу. В ссылку. Как Пушкина. А в Одессе в то время была даже не студия, а кинофабрика, база. И возрождать студию Горский пригласил нас».