Мисс «Я все могу!», стр. 7

А потом я обнаруживаю пару облезлых табуреток и несколько довольно приличных стульев – целых, со всеми четырьмя ножками, только обивка немного потерта и испачкана краской. Наверное, рабочие использовали их во время ремонта, а перед балом не успели убрать. Это очень кстати – экстремальный подъем здорово меня утомил, и я с радостью утаскиваю один из стульев в тень и присаживаюсь на него, предварительно убедившись, что краска не мажется. Вот теперь можно отдохнуть – и внимательно осмотреть окрестности.

Пока в парке все тихо и спокойно – темные деревья стоят молча, едва качаясь в такт доносящейся из дворца музыке…

В это время веревка начинает дергаться, и карабин лязгает о металлический парапет. Я вскакиваю, подбегаю к веревке и слышу Танюсиков голос:

– Тяни!

Несколько минут пыхтения и напряга – и вот он, чехол с моим платьем, в целости и сохранности. Вслед за ним на балкон прибывает и Танюсиково платье, а потом и остальное наше снаряжение.

Бальный реквизит расположился на стульях, а Танюсик осталась внизу одна.

И на этом спецоперация застопорилась. Потому что ситуация была безвыходная. Забраться на лестницу подруга не могла, а затащить ее сюда на веревке я была не в силах.

А потом меня осенило. Я подбежала к стульям и выбрала самый крепкий. После этого привязала его за спинку и, изо всех сил напрягая руки, осторожно спустила вниз.

И еще через пару минут подруга стояла передо мной – веселая и довольная, с раскрасневшимися щеками и азартно блестящими глазами. На куртке – ни следа от моих ног! А к поясу привязана веревка.

– Зачем? – удивилась я.

– Страховка, – смутилась Танюсик. – Я тоже первый раз по пожарной лестнице залезала…

Но на этом сложности не закончились: в условленный час наша сообщница не появилась. Сколько мы ни барабанили в окно раздевалки, никто не отзывался. Мы прижались к стеклам носами, но в комнате было темно, и разглядеть что-либо внутри было невозможно. Потом, правда, несколько раз в разных местах вспыхнул свет – как будто кто-то что-то фотографировал или фейерверки зажигал, и мы с Танюсиком в испуге отпрянули, но больше никаких вспышек не повторилось, и мы решили, что нам просто померещилось.

Конечно же, мы звонили Оле со своих мобильников – но трубку никто не брал.

– Затанцевалась, наверное, и забыла о нас, – вынесла неутешительный вердикт Танюсик.

Чтобы не замерзнуть, мы прыгали по балкону и хлопали руками себя по бокам. А окно раздевалки по-прежнему оставалось темным и безжизненным.

– И что нам делать, если она не откроет? – захныкала Танюсик. – В здание мы попасть не можем. Обратно спуститься – тоже!

– Это почему же? – удивилась я.

– Потому что страшно! И вниз с большой высоты прыгать придется!

– Зачем же прыгать? Можно аккуратно спуститься! Там же стульчик поставлен! – простучала зубами я. – А вещи просто скинем.

– Прекрати издеваться! – вспылила Танюсик. – Это ты виновата, что мы сейчас тут замерзнем. Это все твой план!

Честно говоря, мне было все равно. Мой, не мой… Я спорила с Танюсиком чисто автоматически, чтобы не поддаться страху и безысходности. Для меня и самой спуск обратно по пожарной лестнице был бы самым большим кошмаром, который можно представить, – от одной мысли поджилки начинали трястись.

Прыганье не спасало, холод медленно сковывал тело. Когда надежды больше не осталось, Танюсик схватила чехол со своим платьем, размахнулась, чтобы метнуть в темноту…

И в этот момент окно дрогнуло и со скрипом распахнулось.

– Девчонки! Вы тут? – услышали мы из полутьмы приглушенный голос Оли. – Давайте залезайте!

Не веря своему счастью, мы перекинули вещи через подоконник, а потом перелезли сами.

– Извините, что я задержалась, – произнесла Оля как-то глухо и сдавленно. – Просто у меня обстоятельства… – И она громко всхлипнула.

Надо же! Не будь я так поглощена собственными проблемами, я бы подумала, что она вот-вот расплачется! Неужели из-за нас? Из-за того, что опоздала? Какая же она совестливая и чувствительная!

– Не парься, – выбила я зубами дробь. – Мы вроде выжили.

– А свет? Здесь можно свет включить? – жалобно попросила Танюсик – комната, встретившая нас кромешной темнотой, казалась мрачной и неприветливой.

– Нельзя, – снова прерывисто вздохнула Оля. – Тут лампы перегорели.

– Все до одной? – изумились мы.

– Все до одной, – сказала Оля таким несчастным голосом, что мы снова стали ее успокаивать. Как она, оказывается, близко к сердцу все принимает!

Но вот наконец Оля отправилась обратно на бал, а мы начали переодеваться.

– И что это она так распереживалась? – гадала Танюсик, помогая мне облачаться в «Весенний сон».

– Это из-за того, что мы так долго на балконе мерзли, – пояснила я. – Или из-за перегоревших лампочек.

– Думаешь? – усомнилась Танюсик. – Что-то на нее не похоже, такая чувствительность. И что это за крючки здесь, не пойму! Не «Весенний сон», а «Осенний кошмар»!

В кромешной тьме, подсвечивая себе мобильниками и натыкаясь на стулья и чужие вещи, мы кое-как облачили меня в бальный наряд, после чего Танюсик открыла свой чехол.

– Тебе помочь? – на всякий случай спросила я, хотя подруга любила все делать сама.

– Не-а. Сама справлюсь.

– А как твое платье называется?

– «Фам-фаталь». Это по-французски. Означает «Роковая женщина».

– Ух ты! – восхитилась я, но продолжить беседу не удалось.

Потому что Танюсик вдруг жестом фокусника вытащила что-то из карманчика чехла и скомандовала:

– Надевай!

– Что это? – я посветила мобильником и увидела, что подруга протягивает мне маску.

– Сделаем вид, что пришли на маскарад. Так нас, если что, никто не узнает!

– Ты думаешь? – с сомнением спросила я, но тем не менее надела маску. Прорези для глаз оказались совсем маленькими, и теперь я вообще ничего не видела, но повозмущаться по этому поводу не удалось – подруга подтолкнула меня к выходу с ласковым напутствием:

– Иди давай! – после чего открыла дверь, наподдала мне, и я вылетела в сияющий зал.

Шустрые тройняшки

Бал был в самом разгаре, и гости предстали передо мной во всем великолепии – настолько, насколько я могла разглядеть умопомрачительные костюмы кавалеров, восхитительные платья девчонок, их сияющие накрашенные глаза, ослепительные улыбки, обведенные блеском для губ, и яркие украшения.

Под нежный переливчатый напев «живой» музыки пары скользили по блестящему паркету ловко, как фигуристы. Лехи нигде не было – и на сердце потеплело: может, он вообще не пришел сюда? И все мои волнения и ревность напрасны?

Но потом… Потом я увидела такое, от чего приподнятое настроение смыло как губкой.

Я увидела Лиду. Она тоже была среди танцующих. Но кружил ее в вальсе не Леха, а – кто бы мог подумать! – Миха Смыш. Однако повергло меня в шок не это, а то, что на Лиде было надето.

Это был «Весенний сон». Точно такое же платье, как у меня! Абсолютная и полная копия.

Пораженная столбняком, я несколько мгновений размышляла, не снится ли мне это. А потом в панике развернулась, бросилась к раздевалке, рванула на себя дверь…

И нос к носу столкнулась с Тычинкой.

И кошмарный сон повторился. Потому что на девушке в маске тоже был надет «Весенний сон». Абсолютно такое же платье, как и на нас с Лидой.

Вынести это было невозможно.

– Зачем ты купила себе «Весенний сон»?! – в гневе бросила я подруге, сжимая кулаки.

– Это не «Весенний сон», а «Фам Фаталь», я же тебе говорила… Но только это совсем не та модель, которую я заказывала! – лепетала Танюсик, отступая и в ужасе оглядывая себя, меня и Лиду. – Курьер мне так и привез его, в чехле. Наверное, какая-то путаница вышла. А посмотреть, что внутри, я не успела – я же говорила тебе, что опаздывала! А сейчас тоже толком не разглядела – там же света нет…

Ответить я не успела: музыка стихла, и пара Лида-Миша остановилась прямо перед нами.