Комендант мертвой крепости, стр. 37

Он упал на кровать, как был, в одежде, зная, что всё равно не заснёт. Да и какие сны могут присниться тому, кто оказался в самом центре кошмара?..

* * *

Когда очнулся, было раннее утро. От свечи на столе остался только оплывший пенёк, уже припорошенный песком. На плацу Железнопалый зычным голосом отдавал команды, пронзительно стрекотали бархаги, громко переговаривались стражники. Времени осталось ровно на то, чтобы, не переодеваясь, наскоро собрать вещи и спуститься вниз.

Но он всё равно задержался, чтобы ко всем гаррам сбрить эту свою модную бородку. Ко всем проклятым гаррам!..

Хродас Железнопалый

Он отстегнул наручи. Не с первого раза и не со второго. Пальцы дрожали, проклятые пальцы тряслись так, будто принадлежали не ему, а кому-то другому.

«Железнопалый, как же! Скоро тебя назовут Соплеруким — и это будет больше похоже на правду!»

Хродас вышел из тренировочного зала, поднялся по лестнице на полпролёта… Только тогда позволил себе остановиться, чтобы перевести дыхание и ослабить завязки на боках. «Заморыш чуть не сделал меня! Ещё немного…»

Вот именно, сказал он себе. Ещё немного.

Ждать осталось совсем чуть-чуть.

В кабинете было пусто и холодно. Кое-как снял с себя доспехи, хлебнул из кувшина. Подумал и отхлебнул снова.

До вечера было время, не меньше пары часов.

Сундук стоял под кроватью, Хродас с лёгкостью выволок его и подтащил к окну. Зажёг пару свечей, одну на подоконнике, одну на краю стола. Смахнул с крышки внушительный слой песка.

Снова отхлебнул. Паршивое всё-таки вино делает Грэлт. Паршивое — но иногда без этого, паршивого, никак.

Достал ключ, провернул, откинул крышку.

У каждого здесь, в Шандале, был такой сундук. Ну, или не сундук — кому-то хватало кошеля на поясе, а кто-то хранил всё в широкогорлом кувшине, заткнутом тряпицей и зарытом где-нибудь в дальнем углу сарая. Не важно. Так или эдак, у каждого из них было что-то, что они держали подальше от остальных. Прежде всего — от самих себя.

Хродас снова взялся за кувшин, другой рукой отбросив ткань, которая закрывала содержимое сундука. Выцветшее, истрёпанное полотно. Впрочем, узор на нём: кручинники, переплетённые ветвями, склонившиеся друг к другу, словно двое влюблённых, — Хродас помнил и так.

А вот имени той, которая вышивала их, — не помнил и уже лет семь или восемь не пытался вспомнить.

Под кручинниками желтели четыре прямоугольных клочка, которые когда-то были единым целым. Хродас сложил их так, чтобы совпали нужные стороны. Карта, которая сейчас не стоит и пустой ореховой скорлупки: все эти реки и холмы давно пропали, половины городов нет, другая превратилась в развалины.

Под картой лежали: заношенная до дыр рубаха, резная рукоять сломанного ножа, махонькая бутылочка из-под таннвакар-ас-лорнского вина — пустая, но запах чувствовался до сих пор, несколько фигурок от какой-то сиэллонской игры, он так и не научился играть в неё, даже не запомнил названия.

Был ещё мешочек с безделушками и пакет с письмами, их Хродас не раскрывал больше десяти лет. Поначалу те его парни, кто уходил в опасный рейд или умирал от какой-нибудь болячки, от ран, просто не пойми от чего, — все они просили передать — «если получится» — что-нибудь своим родным; Хродас не отказывал и всё, что оставалось после покойных, берёг. Теперь никто уже об этом не просил, по разным причинам.

Он отложил мешочек с пакетом в сторону и достал ещё один свёрток. Вот о нём Хродас в самом деле забыл. Он отхлебнул из кувшина; проклятый песок был повсюду, даже в сундуке, в плотно закрытом сундуке!..

Он развернул обрывок полотна и дрожащим пальцем разгладил кожу на паре женских перчаток — изящных даже теперь, годы спустя; напоминавших о той, которая их носила. Кросари Чужачка, его Кросари.

— Послушай, нам нужно поговорить!

На мгновение Хродасу показалось, что это она вернулась.

Но, конечно, это была не она.

— Разве я не учил тебя стучаться?

— Отец, нам нужно поговорить. — Он хорошо знал этот её упрямый тон, это означало: Синнэ что-то крепко вбила себе в голову. Что-то глупое, а может, и опасное.

— Это тебе нужно. — Хродас небрежным жестом бросил свёрток с перчатками в сундук, накрыл всё сверху выцветшей тканью.

— Ты прав, ладно, извини.

— Чего ты хотела?

— Чтобы ты передумал. Не мешай ему.

— Кому?

— Ты знаешь кому!

— Может, и знаю. Но не понимаю, как я могу ему помешать, этому твоему алаксару. И главное — зачем мне ему мешать? Чем скорее закончит, тем скорее уберётся отсюда к гаррам. — Хродас не смог сдержать ухмылки. Зря.

— Значит, ты мне не веришь. Я тебе много раз говорила. Клянусь: его не интересует, как… как ты устраивал дела в Шандале. Клянусь!

— Хорошо, хорошо.

— Отец, я прошу тебя — оставь его в покое. Отец! Я… очень тебя прошу, очень.

Хродас развёл руками:

— Да во имя Молотобойца! Хоть сейчас бери его в охапку и увози вместе со своими детишками во Врата. Я кто по-твоему, убийца? Ты о чём вообще, Синнэ?

— Значит, вот так, да? — Не дожидаясь ответа, выбежала из комнаты, лязгнув дверью.

— Именно так, — сказал сундуку Хродас. — Потом, может, поймёшь.

Он аккуратно поднял свёрток с перчатками, сложил как следует. Дальше были несколько куколок из соломы, в отдельной коробке. Под куклами — пара черепов — первые трофеи молодого, нечаянного коменданта.

— Синнэ меня только что чуть с лестницы не столкнула, — сказал за спиной знакомый голос.

— Тебя тоже стучать не учили, господин Хакилс?

— Перестань, на меня это не действует, Хрод. Старые трюки.

— Зачем пришёл? Спросить, почему не оставляю тебя в Шандале за главного?

На мгновение взгляд Эттила помрачнел. Потом, усмехнувшись и покачав головой, Хакилс потянулся к кувшину и налил себе в ближайшую чашку.

— Это на меня тоже не подействует. Давай без экивоков. Ты знаешь про донесения разведчиков. Я знаю. В общем-то — почти все в Шандале, ну, может, за вычетом юного Вёйбура, который слышать слышал, но не понимает, о чём речь. А речь-то о новом всплеске активности помарок. Мне Бедовый рассказывал, как у них бархата себя вели, едва подъехали к опушке. Что это у тебя там, Хрод? Черепа детёнышей?

Железнопалый поглядел на него долгим тяжёлым взглядом. Достал из сундука один из черепов и бросил Хакилсу:

— У шулданаев детёнышей с рогами не бывает.

— Сам уже сообразил. Подожди, это где ж ты такую мелочь нашёл?

— Двадцать лет назад это был самый крупный из убитых здесь шулданаев.

— Иди ж ты! — Хакилс повертел череп в руках, бросил обратно Железнопалому. — Тебе бы это в столицу отправить, с соответствующими комментариями.

— Кого в Кнуттимре чешет, о чём думает в захолустье какой-то неграмотный комендант-самозванец? Слушай, ты ведь ко мне не за этим пришёл? Ну Рёберный, ну твари закопошились. Дальше что?

— Это я себя и тебя спрашиваю: дальше что? С какой такой горячки Хродас Железнопалый взял и разрешил алаксару ехать в Шэквир вис-Умрахол? Ещё и сам вздумал возглавить рейд. Ведь не просто же так.

— Ну и что ты себе — и мне — отвечаешь?

— Отвечаю я себе, что, скорее всего, Хродас Железнопалый решил каким-то образом избавиться от архивариуса-алаксара. Причём способ для этого изобрёл хитрый и неожиданный, я думаю, как раз связанный с тварями из Рёберного. — Хакилс поёжился: — Слушай, а что у тебя так холодно? Скоро вечер, хоть бы камин растопил.

— Потом, — отмахнулся Железнопалый. — Ты сам-то веришь в этот бред про «хитрый и неожиданный способ»?

— Тогда расскажи мне, почему ты разрешил алаксару в такое неспокойное время ехать в Шэквир вис-Умрахол.

— Позже будет только хуже. Пусть пороется в развалинах, потешит душу. И перестанет доставать меня. Да и парням вылазка пойдёт на пользу. А теперь ты мне объясни: зачем мне его убивать? Ладно бы ещё сопляка этого, Вёйбура… А главное — ну как я это сделаю?!