Подземная Канцелярия, стр. 60

— Тенгиз, сегодня же мы вернем вам все деньги. Я лично прослежу, чтобы парни этого фуцина убрали. И Васю тоже.

— Двадцать четыре часа, Эдик, двадцать четыре часа. Или ты мне их обоих упакуешь… Или тебя самого упакуют, понимаешь?

— Сделаем, Тенгиз.

— Сделай, Эдик, сделай. Ты меня знаешь, я шутить не буду, реально.

— Они оба трупы, Тенгиз, обещаю.

— Двадцать четыре часа, Эдик.

Псы

Отец Доминик был крепко сбитым моложавым мужчиной лет сорока. Он имел смуглую кожу выходца с Апеннинского полуострова, темные курчавые волосы, сквозь которые робко начинали пробиваться первые побеги седины, напоминающей о суровой работе отца Доминика, и лицо сицилийского крестьянина, грубое, словно вырубленное из цельного куска горной породы, потемневшее на солнце и обветренное от долгого пребывания на свежем воздухе. С этого лица на мир смотрели ярко-голубые глаза.

Отец Доминик носил мирскую одежду, черные брюки, пиджак и темную рубашку, лишь белый стоячий воротничок выдавал в нем священника. Впрочем, в России, где исповедовали несколько иную религию, воротничок отца Доминика не очень-то и выдавал. Такие воротнички граждане современной России видели только в западных фильмах. Российский священнослужитель должен ходить в рясе, быть чрезмерно бородат и обладать зычным низким голосом.

Отец Доминик был членом ордена красных братьев, небольшого и абсолютно секретного боевого отряда Ватикана. Воины Христовы, большую часть которых составляли помилованные преступники, вдохновляемые на борьбу со злом несколькими истинными священниками, вот уже третий век истребляли населяющую мир нежить. Отец Доминик был специалистом по вампирам.

Русским языком он владел не безупречно, но изъясняться мог сносно, сказывались долгие годы изучения языка по самоучителям и беседам с немногими братьями, преодолевшими коммунистический барьер. Еще в начале сороковых Ватикан был сильно встревожен положением дел, сложившимся в империи зла. Церковь в стране практически перестала существовать, душами людей овладел атеизм, а если в народе нет веры в Бога, нет и веры в его вечного противника Сатану, и в его отродья тоже. Самая благодатная почва для разного рода нежити. Несколько засекреченных групп попытались проникнуть на территорию СССР еще в доперестроечные времена, но были выловлены всемогущим тогда КГБ и объявлены американскими шпионами, что заставило Ватикан принять политику ожидания, в то же время проводя тщательную подготовку боевых отрядов.

Как только это стало возможно, Папа тайным указом направил в новую Россию своих боевиков. Поначалу они действовали на нелегальном положении, однако вскоре существование нежити вынуждена была признать и Русская православная церковь, и ватиканские бойцы обрели статус военных советников. Официально Русская православная и католическая церковь не имели ничего общего, но их объединенные отряды рыскали по стране, выявляя и уничтожая расплодившуюся за семьдесят лет атеизма нечисть..

Как известно, церковь является одной из старейших организаций в мире и как никто умеет хранить свои секреты.

Сейчас в группе отца Доминика было пять человек. Мануэль Бега, полуиспанец-полупортугалец, высокий тридцатипятилетний мужчина, одинаково хорошо владеющий всеми видами стрелкового оружия, мастер рукопашного боя и один из лучших фехтовальщиков мира, был ветераном кампании отца Доминика: он состоял в ордене уже двенадцать лет. Это был очень высокий показатель, ибо отметка средней продолжительности жизни братьев колебалась между двадцатью восемью — двадцатью девятью годами, что соответствовало пятилетнему сроку после вступления в орден. Лучшим, чем у Мануэля, послужным списком мог похвастаться только сам отец Доминик, конечно, если бы бахвальство входило в набор пороков сурового священника.

Брат Александр был отставным кадровым военным, офицером, побывавшим в свое время и в Афгане, и в Нагорном Карабахе, принимавшим участие в первой чеченской войне. Насмотревшись на зло, творимое от имени правительства страны, и не найдя призвания в мирной жизни, он повернулся душой к Богу, но и в тихом покое монастыря был несчастлив, пока настоятель, получивший задание присматривать подходящих для дела священнослужителей, не предложил ему войти в отряд.

Брат Нукзар был несгибаемым горцем, чья семья погибла от рук, точнее, от зубов вампира. Верный традициям кровной мести, он объявил проклятому племени войну, выслеживая и уничтожая нежить в одиночку. Так случилось, что несколько лет назад брат Нукзар и отряд отца Доминика одновременно выслеживали одно и то же существо. Священники усмотрели в этом промысел Божий и раскрылись Нукзару, и он, с облегчением узнав, что в своей битве не одинок, примкнул к их братству.

Брат Евгений был самым слабым звеном команды. Этот молодой человек с темным и явно криминальным прошлым пытался отсидеться в стенах подмосковного монастыря, укрыться то ли от заслуженного интереса правоохранительных органов, то ли от мести своих бывших дружков. Он единственный из группы не был добровольцем, ему объявили ультиматум: либо он присоединяется к группе, либо будет изгнан из монастыря. Очевидно, за стенами святого места Евгения поджидало что-то совсем уж нехорошее, что он считал пострашнее вампиров, и он присоединился к группе. Ни одного боя за плечами у него не было, поэтому отец Доминик не знал, как молодой человек поведет себя в кризисной ситуации. Отцу Доминику казалось, что Евгений еще до конца не понял серьезности обстоятельств, считая происходящее какой-то ролевой игрой свихнувшихся священнослужителей. Ничего, первая же схватка с вампиром избавит его от подобных заблуждений. Или от самой жизни.

Пятым был сам отец Доминик.

Черный «Гранд Чероки Ларедо» со стеклами, затонированными в лучшем стиле «реальных пацанов» «чисто чтобы солнце фильтровать», в общем потоке машин выполз за пределы Московской кольцевой автодороги и устремился в сторону области, минуя стационарный пикет ГИБДД. Гаишник, по старой привычке потянувшийся было за своим полосатым жезлом, успел сосчитать просвечивающие сквозь черные стекла силуэты пассажиров и благоразумно решил машину не останавливать. Тормозить битком набитые мужиками джипы в наше время стало особым типом геройства, а в герои гаишник не рвался. Потому как героями зачастую оказываются посмертно, а в джипах с тонированными стеклами могут ездить напрочь отмороженные любители автоматной стрельбы, ищущие для нажатия на спусковые крючки только повод, за каковой могут расценить и фирменный милицейский взмах полосатой палкой.

За рулем был брат Александр. Вообще-то отец Доминик предпочел бы видеть на его месте Мануэля, в чьих блестящих водительских способностях уже имел возможность убедиться неоднократно, но брат Александр был местным жителем и неплохо ориентировался на тех печальных направлениях, которые по чьей-то нелепой ошибке в России называют дорогами. Кроме того, брат Мануэль, переброшенный в распоряжение отца Доминика из Западной Европы всего полгода назад, не владел русским языком, да и, откровенно говоря, не собирался им овладевать. Мануэль был человеком неразговорчивым, с членами группы мог общаться через отца Доминика, а с вампирами разговоры у него получались очень короткими. Осиновым колом в сердце или острым лезвием по шее, да так, что голова только отлетает.

— Куда мы едем? — спросил брат Александр.

— Сегодня ночью мне было дано видение, — рек отец Доминик. — О вампире и его жертве. Полагаю, что мы едем на место преступления.

— А поконкретнее нельзя?

Отставной военный верил в вампиров, но не верил в видения. Пределы его веры ограничивались тем, что он видел собственными глазами. Вампиров он видел, а видения — нет, и рациональная часть его рассудка зачастую бывала слишком раздраженной после общения с отцом Домиником, привыкшим целиком и полностью полагаться на вещи, существующие только в его голове.

— Я узнаю место, когда мы к нему приблизимся, — сообщил отец Доминик. — И извещу тебя. Пока же езжай прямо, брат.