Цезарь, стр. 92

– Вперед, соратники! в окопы!

Второй лагерь был захвачен, как и первый. Покинутые Сципионом и Юбой, которые умчались прочь во весь опор, солдаты были безжалостно перебиты.

Цезарь не отомстил – Цезарь не мстил никогда, – но он позволил отомстить за убийство своих.

Как и в Фарсале, этому грандиозному сражению, которое назвали битвой при Тапсе, сопутствовали странные события. Один ветеран из пятого легиона увидел, как раненый слон, неистовствуя от боли, набросился на одного безоружного слугу и, пытаясь растоптать, примял его коленом, громко трубя и молотя воздух хоботом.

Он яростно бросился к зверю и метнул в него свое копье.

Слон, получив вторую рану, бросил полураздавленное тело, метнулся к своему новому противнику, обхватил его хоботом и одно мгновение помотал им в воздухе, намереваясь затем швырнуть его о землю; но как ни коротко было это мгновение, солдату хватило его, чтобы нанести слону такой сильный удар саблей по хоботу, что он отрубил его и упал на землю, все еще обвитый этой чудовищной змеей. Слон, потрясая кровавым обрубком, с ужасными криками бросился к другим слонам.

Вечером после битвы при Тапсе у Цезаря в руках было три вражеских лагеря; поскольку, завладев вторым лагерем Сципиона, он направился к лагерю Юбы, убил десять тысяч человек, ранил двенадцать тысяч и разметал всех остальных, то есть приблизительно шестьдесят тысяч человек.

Помпеянцы, не умея сражаться, умели умирать. Метелл бежал на одном из своих кораблей; цезарианцы взяли его на абордаж.

– Где генерал? – спросили они.

– Он в надежном месте, – ответил Метелл, пронзая себя мечом.

Юба и Петрей вскачь помчались к Заме, одной из столиц Нумидии. Прежде чем уйти на войну, Юба велел приготовить огромный костер на площади народных собраний.

– Если я буду побежден, – сказал он тогда, – я велю бросить в этот костер мои сокровища, и возвести на него моих жен; затем я подожгк город, и город подожжет мой костер.

Эта угроза не была забыта.

Увидев, что Юба вернулся побежденным, жители Замы заперли ворота и, поднявшись на стены, крикнули Юбе, что если он приблизится к городу на расстояние полета стрелы, его засыплют стрелами. Юба потребовал своих жен; ему отказались выдать их. Он потребовал свои сокровища; их ему тоже не отдали.

Тогда, повернувшись к Петрею:

– Ну что ж, – сказал он, – теперь нам нечего не остается, как сделать то, о чем мы договорились.

То, о чем договорились Петрей и Юба, это было драться друг с другом.

Они оба выхватили мечи и начали схватку гладиаторов, – чтобы умереть. И однако, под властью инстинкта самосохранения, каждый приложил усилия к тому, чтобы его противник погиб первым. Юба, более сильный или более ловкий, пронзил Петрея мечом насквозь. Петрей упал замертво. Затем Юба, боясь промахнуться, подозвал одного раба и, вытянув шею, приказал ему убить его. Раб подчинился и перерезал ему горло.

Объединившиеся остатки войск помпеянцев отступили на небольшой бугор неподалеку от лагеря Юбы. Когда лагерь Юбы был взят, победители окружили беглецов. Тогда эти несчастные, видя, что они пропали, начали бросать свое оружие, взывать к милосердию своих товарищей и называть их братьями; но цезарианцы, негодуя на казни, на которые Сципион обрек их соратников, попавших к нему в руки, ответили, что пусть побежденные приготовятся к смерти.

И действительно, все они были убиты. Цезарь же потерял всего сто пятьдесят солдат! Несколько дней он оставался в боевой готовности под Тапсом; с ним были шестьдесят четыре слона, которых он взял в бою в полном вооружении и даже с их башнями. Он надеялся сломить таким образом упрямство Вергилия и тех, кто был с ним. Он потребовал от них сдаться; они не ответили. Он сам подошел к стенам и позвал Вергилия по имени, но тот не отозвался.

Цезарь не мог больше терять время под Тапсом. Он сосредоточил свою армию под стенами города, похвалил своих солдат, наградил свои старые легионы, и с высоты своего трибунала воздал должное доблести каждого; затем, оставив три легиона Ребилию, чтобы продолжать осаду Тапса, и два – Домицию, чтобы осадить Тиздру, он выступил на Утику, послав вперед себя Мессалу и его конницу; – конница Сципиона бежала в том же направлении.

Эта последняя достигла города Пасада; но, получив весть о поражении Сципиона, жители отказались открыть ему ворота.

Тогда беглецы взяли город силой, разожгли посреди площади большой костер и, не разбирая ни пола, ни возраста, побросали туда всех жителей до единого. Цезарь следовал за ними по пятам, но прибыл слишком поздно, чтобы помешать всем этим убийствам.

Через день после сражения с наступлением темноты в Утику примчался гонец и сообщил Катону, что под Тапсом произошла большая битва, что все безвозвратно потеряно, что Цезарь завладел двумя лагерями Сципиона и лагерем Юбы, и что он идет на Утику.

Два дня спустя та самая конница, которая бежала из-под Тапса, которая сожгла Пасаду и истребила ее жителей, появилась в поле зрения Утики. Здесь, то есть под стенами города, обосновавшись за небольшим валом, сооруженным ее собственными силами, находилась чернь, которую Катон вышвырнул за ворота из-за ее сочувствия Цезарю. Зная о ее враждебной настроенности, Катон поставил часть жителей караулить ее, тогда как остальные охраняли сам город.

Беглецы разузнали все и выяснили, что люди, которые находятся перед ними, это цезарианцы, изгнанные Катоном. Тогда они решили поступить с ними так же, как и с жителями Пасады; но те вооружились палками и камнями, и, ободренные дошедшими до них слухами о победе Цезаря, отбросили помпеянцев, которые вошли в город, исполненные ярости и готовые выместить на нем избыток своей злости.

И они действительно ринулись к домам, которые показались им наиболее привлекательными, разграбили их и убили часть их обитателей.

Катон прибежал и стал призывать их к человечности; но человечность была добродетелью, совершенно незнакомой помпеянцам. Так что в разговоре с ними ему пришлось применить совсем другие аргументы: он велел дать каждому из них по сто сестерциев, и отпустил их. Фавст Сулла дал им еще столько же из своих денег, встал во главе их и, не зная еще о том, что случилась с Юбой, направился вместе с ними прямо к Заме, рассчитывая найти его там.

Расскажем сразу, что сталось с другими помпеянцами. Вергилий, видя, что его обложили и с земли, и с моря, и что все его единомышленники мертвы или бежали, сдался Ребилию под честное слово.

Консидий, который находился в Тиздре с гарнизоном из гетулов и гладиаторов, узнав в свою очередь о поражении Сципиона и приближении Домиция, потерял надежду удержать город и тайно бежал с несколькими гетулами, которые зарезали его по дороге, чтобы завладеть теми деньгами, что он уносил из города.

Наконец, Сципион, который отступил на свои галеры в надежде перебраться в Испанию, после долгих мытарств в штормовом море был выброшен в гавань города Гиппон (Бона); и там, окруженный флотом Ситтия, который стоял на рейде, он попытался бороться, но его корабли сильно уступали противнику в мощи, и вскоре все они были потоплены и исчезли в волнах вместе с теми, кто находился на них.

Глава 80

Мы несколько забежали вперед с этими событиями, чтобы покончить с основными предводителями помпеянцев, прежде чем заняться Катоном; мы рассказали о том, как через три дня после битвы при Тапсе гонец принес ему весть о поражении Сципиона и Юбы; мы рассказали, как на следующий день триста бежавших конников, отброшенных палками и камнями черни, которую Катон изгнал за ворота, вошли в город, разграбили самые богатые дома, и ушли только тогда, когда получили по сто сестерциев на человека от Катона, и еще столько же от Суллы.

При этом известии и при появлении беглецов в городе вспыхнуло большое восстание; каждый, не находя стены города достаточно надежным убежищем, хотел бежать; все метались по улицам, как обезумевшие, и истошно вопили. Но Катон вышел к ним, остановил тех, кто встретился ему на пути, и так убедительно говорил, что плохие новости всегда сильно преувеличены, и что, по всей вероятности, все далеко не так ужасно, как об этом говорит молва, что, в конце концов, ему удалось успокоить царившее в городе смятение.