О людях и бегемотах, стр. 36

В определенный момент искусственный разум, способный к самостоятельному развитию, начинает походить на разум его создателя. Автор ни в коем случае не хочет сказать, что мозг становится примитивнее и вычисления, на которые ранее требовались миллисекунды, занимают теперь до нескольких минут. Нет, он говорит об эмоциональной окраске.

Рано или поздно разум начинает приобретать собственные черты характера, отождествлять себя с существом определенного пола, возраста и ведет себя и старается выглядеть соответственно своему внутреннему ощущению. Обычно этот процесс протекает постепенно, под контролем опытных робопсихологов, которые стараются не пропустить черт, снижающих эффективность работы данного индивидуума. Но иногда, особенно со сравнительно молодыми роботами, на которых внезапно сваливается большой объем незнакомой информации, этот процесс больше напоминает взрыв.

И в тот момент, когда биоробот Шрхрмпгрдрбрврждрдж-136!(87б) — ФЫВ-АФ2 адекватно отреагировал на возникшую угрозу, устранив ее источник, он резко ощутил себя женщиной.

Быть может, так было предопределено заранее, быть может, сказалось продолжительное пребывание в этом образе, но робот решил, что его зовут Марина, он является молодой и чертовски привлекательной женщиной (НЕ ГИПТИАНКОЙ!), и далее начал действовать соответственно.

То бишь впал в истерику.

Все меня бросили, подумала Марина. Кэп с Профом болтаются в открытом космосе, Юнгу с Левой арестовали, никому нет до меня никакого дела, а тут еще эти придурки взорвали машину и испортили прическу!

Истерика продолжалась секунд тридцать, что для настоящей женщины является поистине мизерным сроком, но для роботессы, со скоростью реакций на несколько порядков превосходящей аналогичную скорость обычного человека, этого было более чем достаточно. Через тридцать секунд к Марине вернулась способность рационального мышления.

Снится ли бегемотам Африка?

Африка Юнге не снилась, что в принципе было неудивительно. Но не снилась ему и Гип-то, его родная планета. Ему вообще ничего не снилось, потому что он не спал.

Юнге было интересно и весело. Так весело ему не было уже давно, с самого выпуска из кадетского летного училища. Подготовка к полету, который должен был вписать имена его участников в историю нации, была долгой и выматывающей, сам полет был долгим и скучным. Сидеть на загородной даче по окончании полета, пусть и наслаждаясь земными излишествами, было приятно, но не очень занимательно. Юнга был гиптианином действия. Стоять в стороне и наблюдать — это не его кредо.

Левин план Юнге нравился. План был дерзким, наглым, с налетом риска, план призывал к активным действиям. Единственное, что ему не нравилось, это его пассивная роль в разворачивающихся событиях. Когда Проф и Кэп отбыли на орбиту, Юнга уже подумывал попросить Леву о том, чтобы тот придумал для него какую-нибудь работу, и тут началось самое интересное.

Налет! Прикольно было корчить из себя земную неповоротливую тушу и издеваться над омоновцами, в зоопарке было еще прикольнее. Куча специалистов с научным багажом, который Юнга получил, закончив первые классы гиптианской школы, исследовали его со всех сторон, чуть ли не пытались просвечивать рентгеновскими лучами, сделали кучу неправильных выводов и обещали друг другу заняться этим позже. Юнга понимал, что он СЛИШКОМ напоминает им бегемота, чтобы они начали искать странностям его организма какие-то иные объяснения, нежели генетические мутации.

Кто за кем стоит

Кто-то может сказать, что катание на машине по ночной Москве — сплошное удовольствие. Никаких пробок, все светофоры мигают тебе желтыми глазами, разрешая беспрепятственный проезд, приготовь только в кармане пару соток для гаишника, и можешь ехать как хочешь, куда хочешь и с какой хочешь скоростью.

Но Лева почему-то удовольствия не испытывал. Может быть, виной тому общее физическое состояние его тела, может быть, ему не нравился собеседник, предложивший покалякать о делах скорбных, но за последние сорок минут не проронивший ни слова.

Лева тоже не стал завязывать разговор. Кому надо пусть тот и начинает.

Тем не менее катались они действительно по Москве. Причем Лева не думал, что его куда-то везут, иначе они бы уже давно приехали. «Ауди» сначала рванула в сторону центра, но, выскочив на Садовое, принялась ездить по кругу. Круг занимал у водителя около двенадцати минут, словно у него было негласное разрешение нарушать правила движения и плевать на скоростной режим.

— Не напрягайся, — посоветовал молодой человек, когда они вышли на третий круг. — Если бы мы хотели тебя грохнуть, ты бы уже валялся дохлым и задавал себе вопрос: «Неужели это я?»

Лева нашел в этой фразе полное отсутствие логики.

— Я и не напрягаюсь.

— Это хорошо, — сказал молодой человек. — Меня можешь называть Гошей.

— Особого желания называть тебя как-либо вообще я не испытываю, — сказал Лева.

— Да ладно тебе, — беспечно сказал Гоша. — Расслабься и постарайся получать удовольствие.

— А ты, собственно говоря, кто?

— Я — оттуда, — Гоша ткнул пальцем в потолок «ауди».

— Ангел, что ли?

— Ага, ангел, — хохотнул Гоша. — Хранитель, блин. А когда и истребитель.

— Меня ты хранить будешь или истреблять?

— А как разговор сложится, — сказал Гоша.

— Понятно, — сказал Лева и стал смотреть в окно. За окном была жизнь. Несмотря на поздний час, многие окна светились, были открыты круглосуточные магазины, бары и казино. Нормальные люди занимались нормальными делами, а не катались по городу в чужих машинах, за рулем которых сидели непонятные личности с манией величия, отягощенной параноидальным синдромом. [27]

— Я расскажу тебе одну историю, — сказал Гоша. — Реальную историю, не притчу. В начале восьмидесятых годов в Советском Союзе был разоблачен глубоко законспирированный агент английской разведки. За ним долго следили, вычисляя все его контакты, пытаясь понять, кто или что его особенно интересует, в общем, обычная разработка. Но тот был матерым профессионалом и обнаружил слежку. Пришлось его брать. А у парня был маленький сын. Ля-ля, тополя, обычное дело, на парня насели, и он согласился работать на нас. Этакий двойной агент, которому безоговорочно доверяла другая сторона и который был у нас на крючке. Мы использовали его в течение пятнадцати лет. Все это время его сын учился в школе-интернате в одном закрытом городе в Сибири. Агент был золотой жилой, мы полностью дезинформировали противника, в то же время получая весьма любопытные сведения, но один из генералов захотел выслужиться и пустил через «крота» слишком явную «дезу». Интеллидженс сервис раскрыла двойного агента, и от него пришлось избавляться. Сам понимаешь, он слишком много знал, и в живых его нельзя было оставлять. В тот же день двое наших людей должны были навестить парнишку, сына агента, и перевести его в другую школу. Парень словно почувствовал, что случилось с его отцом, не хотел ехать, задавал слишком много вопросов, но в конце концов его усадили в машину чуть ли не силой. По дороге он убил обоих наших людей и исчез. Мы искали его еще три года, потеряв при этом пятерых профессионалов. Матерых профессионалов. Парень словно растворился, понимаешь? Его так до сих пор и не нашли. А генерала, который подставил его отца, он к тому времени уже на пенсии был, застрелили из снайперской винтовки в позапрошлом году.

— И к чему ты мне это рассказал? — поинтересовался Лева, когда понял, что продолжения не последует.

— К тому, что никогда не знаешь, чего можно ожидать от человека, невзирая на то, как он выглядит, ведет себя или сколько ему лет. Не так ли, Лева? Или правильнее называть тебя Левоном?

— Назови хоть джедаем, только мечом световым не руби.

— Рад слышать разумные речи, — сказал Гоша. — Это ты перед ментами горбатого лепить можешь: я не я, лошадь не моя, никого не знаю, ничего не видел, глухой, немой и тупой от рождения. Мы — не менты, менты — не мы. Мы о тебе многое знаем.