Гвардия, стр. 26

Третий голос. Чума на оба ваших дома! Знал, что не надо связываться с этими идиотами! А ты еще кто такой, дьявол тебя раздери?

Визитер. Поражен, что вы этого еще не поняли, полковник Драггс. Я представляю на этой планете группу «крот-антитеррор». Разрешите представиться, оперативный агент Карл Шредер. О, мое время вышло, я уже слышу сирены... Извините, хотел бы поболтать еще, но мне пора. Не уходите никуда, хорошо? Вас все равно поймают, разве что народ будет не так обходителен... Ауфидерзеен.

Когда воздух с хлопком заполнил вакуум, образовавшийся после ухода агента Шредера, в комнате остались лишь трое заговорщиков. Повисла тягостная тишина, которая, впрочем, долго не продержалась.

— Как это тебе?

— Старина Шекспир просто вышел покурить.

— При чем здесь Шекспир?

— Но это же что-то типа пьесы, а Шекспир был драматургом. Только если придерживаться фактов, агента, провернувшего ту операцию, звали не Карл, и он не был немцем...

— Не начинай опять.

— Буду. Разве историческая составляющая не должна стоять в твоих очерках на первом месте?

— Может быть, но я не собираюсь публиковать настоящие имена гвардейцев, чтобы не подвергать опасности их жизни.

— Расскажи об этом настоящему Шредеру, ладно?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Соболевский знакомится с молодой и очень талантливой журналисткой и попадает в переплет

Сорок пять минут спустя, когда я прибыл в зал встреч для Особо Важных Шишек, о подробностях трагического ЧП гудела уже вся Штаб-квартира.

Это было обычное задание. Рядовая операция, одна из тех, которые мы проводим по несколько сотен за год.

Большегрузный корабль «Максим Горький», сошедший с верфей Большого Детройта и приписанный к порту Новой Москвы, принадлежащий частному владельцу и работающий по разовому контракту с корпорацией Тайрелла, направлялся с грузом тяжелых металлов к одной из заводских планет корпорации. Кораблем управлял экипаж из двенадцати человек. При выходе из гиперпространства на корабле был поврежден главный реактор линейного хода, запасной на месте запустить не удалось. Ввиду удаленности от основных трасс, помощь к кораблю могла подойти только через несколько дней, а на это время заводы пришлось бы приостановить из-за отсутствия сырья. Чтобы не нести ещё большие убытки, Тайрелл обратился за помощью к нам. Чисто коммерческий рейд, проводимый в целях изыскания средств для внебюджетных исследований, закончился для Гвардии трагедией. Мы послали двоих парней с должной квалификацией и полным набором необходимых инструментов, чтобы произвести ремонт на месте. Где-то по ходу работ они допустили ошибку, и реактор взорвался. Все погибли, включая и экипаж. Единственное, что осталось от наших ребят, это два блока управления телепортом, сделанные из сверхпрочных сплавов и поэтому практически неуничтожаемые. Они будут положены в символические гробы во время символических похорон. Грустно, но таков профессиональный риск.

Зал — это, конечно, громко сказано. Скорее небольшая комнатка с тремя кабинками для людей, прибывающих в Штаб-квартиру по каким-то своим или, что чаще, нашим делам. Декор самый заурядный, над выходом редко отключаемое табло с надписью: «Говори громко, проси мало, сваливай поскорее». Когда к нам прибывает кто-то действительно важный, надпись отключают, но для журналистки с Новой Москвы исключений делать не стали. Молодая и очень талантливая представительница «Известий», присланная для поднятия нашего имиджа в глазах общественного мнения (могут ли у мнения быть глаза?), появилась из средней кабинки.

Не знаю, как насчет таланта, но молодость была налицо. Или на лице.

Кроме молодости место имели: сто семьдесят сантиметров роста, фигура, скроенная по параметрам 90—60—90 в очень недешевой клинике коррекции тела, смазливое личико с голубыми глазами и небольшим ротиком и ежик белокурых волос. Одета в походный комбинезон, на боку висят две камеры, обычная и голокристаллическая, другого багажа нет. Я сличил оригинал с выданной мне Белом фотографией и опознал в ней Диану Шаффер, после чего направил стопы в ее сторону и предстал перед не замутненными продажностью глазами.

Она трясла головой, как только что выбравшийся из воды ньюфаундленд. Обычное дело для новичков.

А капрал Ленц уже успел благополучно смыться.

— Доброе утро, — сказал я. — Сержант Соболевский. Что-то попало вам в ухо, мэм?

— Привет. — Голос, по крайней мере, приятный. — Нет, в ухо мне ничего не попало. И не зовите меня «мэм».

— Хорошо, мэм. — Старая хохма, и она пропустила ее мимо ушей. Одно очко в ее пользу.

— Какое-то странное ощущение... Попасть за секунду в совершенно незнакомое место... И этот переход...

— Ничего страшного и даже необычного. — Все гвардейцы знают, в чем дело. — Небольшой период дезориентации после нуль-пространственного прыжка. Бывает у всех и быстро проходит. С годами практики становится незаметным.

— Так это бывает со всеми?

— Практически. Период адаптации — дело индивидуальное, но человеческий разум быстро осваивается с новой для него ситуацией. На моей памяти, никто не страдал этим более пяти минут, мэм.

— Еще раз назовете меня «мэм», и я отвешу вам хорошего пинка. Меня зовут Диана, но все называют меня Ди. А вас? «Сержант Соболевский» для меня слишком длинно.

— Друзья зовут меня Максом.

— Надеюсь, не Безумным Максом?

— Простите?

— Нет, это я шучу. Так я могу называть вас Максом?

— Нет проблем. С чего вы хотели бы начать?

— С вас конечно же. Давайте найдем какое-нибудь спокойное местечко и поговорим.

— С меня?

— Конечно. Ведь вы же герой Эль-Тигре и, кроме того, как я понимаю, на время моего пребывания здесь будете моим надзирателем.

— Гидом, — поправил я. — И если вы еще раз назовете меня «героем Эль-Тигре», я буду всю дорогу называть вас «мэм».

— А он скромен, — сообщила она в сторону громким театральным шепотом. — Так ведите же меня, Макс.

— Вы не захватили с собой никакого багажа? — Вообще-то я и так это видел, но могла же она оставить чемодан в кабинке прибытия или нет?

— Только это, — она похлопала по камерам. — Ваш Полковник сказал, что все необходимое мне выдадут на месте.

— Ну, раз он так сказал...

Мило беседуя подобным образом, мы выбрались из зала, под моим чутким руководством пересекли пару коридоров, умудрившись при этом практически никого не встретить.

Только два раза я ловил завистливые взгляды коллег. Если б только они знали, чему завидуют, наивные!

В лифте я нажал кнопку «Оранжерея» и пояснил:

— Самое тихое место в нашем сумасшедшем доме.

Я старался держаться светски и непринужденно. Или, если хотите, непринужденно-светски.

В лифтах у нас особенно прохладно, и я подставил лицо под поток холодного воздуха. Ди озиралась по сторонам с таким видом, словно не только никогда раньше не пользовалась телепортом, но и лифтами тоже.

Когда дверцы распахнулись, молодая и очень талантливая журналистка пораженно ахнула.

Нашим взглядам предстала полянка лиственного леса, словно сошедшая с иллюстраций к роману, действие которого происходило в XVIII веке, когда природа на Земле еще не была отравлена миллионами двигателей внутреннего сгорания и тысячами вредных выбросов промышленных предприятий. Полянку покрывала невысокая зеленая травка, чуть дальше уходили в небо шпили многовековых деревьев-великанов, ярко светило знакомое по фильмам желтое земное солнце, по лазурному небу легкий ветерок гнал обрывки облаков. Издалека доносился птичий щебет. Этакий идиллический полдень в сельской местности, самое время для пикника. Если бы я был человеком более сентиментальным, мне вполне могло бы показаться, что сейчас на лужайку выбегут зайчата, белочки и оленята из мультфильма и начнут свои песенки и танцульки под легкую классическую музыку. Например, Штрауса.