У врат преисподней ветрено…, стр. 35

— Господин Пауйс, — печально сказал Джаннэр, — вам следовало держаться от всего этого подальше с самого начала. И к чему это оружие?

— Самозащита, — отрывисто-грубо сказал Алан. — К тому же я не нуждаюсь в особенно пространных объяснениях. У меня в течение некоторого времени имелись подозрения на ваш счет. Дед дал вам задание подбросить бомбы Огненному Шуту — я прав?

Молчание Джаннэра говорило само за себя. Алан кивнул.

— Он любыми путями должен был доказать, что Огненный Шут — преступник, даже если это значило самому позаботиться о доказательствах, причем весьма незамысловатым способом. Вы получили у Биаса бомбы и подбросили их. Но вы откусили больше, чем смогли прожевать, когда начали эту панику перед предполагаемой войной. Чем вы теперь занимаетесь? Обстряпываете с Биасом очередную сделку, связанную с оружием? Он хочет снабдить правительство «средствами защиты» от несуществующего заговора?

— Да, разговор шел об этом, — согласился Биас.

Алану стало нехорошо. Его собственный дед, глава семейства Пауйсов, потомок династии сильных, честных и горячо преданных политиков, опустился до того, что фабриковал доказательства своей собственной теории об Огненном Шуте. И, стало быть, начал волну поистине вышедшей из-под контроля истерии. Он хотел знать, сожалеет ли Саймон Пауйс о своей низости. Возможно, сожалеет, но теперь слишком поздно. И это человек, которого общество почти непременно выберет президентом.

— Вы грязные, вероломные свиньи! — сказал он.

— Вам придется все это доказать, — негромко сказал Биас, по-видимому, все еще сохраняя уверенность в себе.

Алан все еще не знал, как поступить. Всю жизнь в него вколачивали понятие о преданности семье Пауйсов. Отбросить такое нелегко. Мог ли он предать собственного деда, которого по-своему все еще любил, в отместку за то, что дед был повинен в том, что его внук появился на свет незаконнорожденным?

Стоя так с непривычным для вспотевшей ладони лазерным пистолетом, он медленно, почти невольно, принял решение.

Он махнул стволом к двери.

— После вас, — сказал он.

— Куда мы? — испуганно спросил Джаннэр.

— В Швейцарию-Сити, — объяснил им Алан. — И не забывайте, на что способен лазер. Я в один миг разрежу вас надвое. Я буду держать его в кармане, и моя рука все время будет на спуске.

— Театральные у вас манеры, молодой человек, — подчинившись и подходя к двери, сказал Биас.

Глава 15

Cледуя указаниям Алана, Джаннэр посадил машину на крышу здания, где жил Саймон Пауйс.

— Выходите, оба, — приказал Алан.

Они подчинились.

Втроем они спустились к квартире Саймона Пауйса, Джаннэр приказал двери открыться. Они зашли.

— Это ты, Джаннэр? — окликнул из кабинета Пауйс.

Алан погнал их на голос деда. Когда они вошли, он увидел, как лицо деда тучей накрыл явный страх. Алан глухо сказал:

— Я все знаю, дед.

Саймон Пауйс остался сидеть за столом. Медленно положив перо, он отодвинул прочь бумаги.

— Что ты собираешься теперь делать, Алан?

— Обвинить нас, я думаю, — приветливо сказал Биас. — Можно мне сесть, Пауйс?

— Садитесь оба, — приказал Алан, все еще не снимая руки со спрятанного в кармане оружия.

— Тебе придется доказать твое обвинение, — медленно выговорил Саймон Пауйс старческим голосом. — Слову какого-то эмоционального юнца будет противостоять слово уважаемого министра. Я скажу, что ты просто бредишь. Ни Джаннэр, ни Биас не станут свидетельствовать против меня.

— Почему? — задал вопрос Алан. — Почему, дед?

— Причин несколько, Алан. Это моя последняя возможность стать президентом. До этого представитель каждого поколения Пауйсов хотя бы раз становился президентом. Я не мог позволить умереть семейной традиции — это стало бы бесчестьем.

— А то, что ты сделал, — не бесчестье? Не преступление?

— Ты не понимаешь. Политики не могут всегда пользоваться чистыми методами. Я был прав. Огненный Шут — это плохо, Алан. То был единственный способ показать обществу…

— Это всего лишь мнение. Суть же в том, что ты ложно обвинил Огненного Шута, дабы подтвердить свою теорию о нем. А еще потому, что Хэлен была близка к тому, чтобы победить на выборах, если бы ты не сделал чего-то ужасного. Только так можно было решительно изменить общественное мнение. Поэтому люди Сэндаи возились с огненными машинами Огненного Шута, и погибло триста человек.

— Я не хотел этого.

— Но это случилось — и ты в ответе за их смерть!

— Я чувствую себя виноватым…

— Ты в самом деле виновен! И ты ловко вписался в планы Биаса, не так ли? Он снабдил тебя бомбами, которые ты подбросил Огненному Шуту. И теперь, поскольку ты не признаешь, что все это — твоих рук дело, ты подвергаешь правительство вымогательству. Возможность массового уничтожения существует, если истерия будет расти и дальше — но даже если этого и не случится, Биас потребует таких денег, что Солнечная система на годы окажется нищей. Он затащил тебя прямехонько к себе в капкан, он может диктовать любые условия. Если тебя изберут президентом, ты станешь его марионеткой. Управлять Солнечной системой будет Биас. И он почти уже добился своего, не так ли?

— Как указал ваш дед, — ровно сказал Биас, — вам тем не менее придется все это доказать, молодой человек.

— Я так и сделаю, Биас. Дед, признайся, пока не поздно. Ты же Пауйс! Ты обязан!

Саймон Пауйс облизал губы и опустил глаза.

— Ты собираешься признаться, дед?

— Нет, — сказал Саймон Пауйс. — Не собираюсь.

Это была единственная возможность для Алана, и он потерпел неудачу. И, как сказали дед и Биас, его словам будут противостоять их слова. Он уже заслужил репутацию твердолобого сторонника Огненного Шута. Кто ему теперь поверит, когда Саймон Пауйс настроил всю Солнечную систему против Огненного Шута. Что делать?

Его идеализм, его вера в то, что дед поступит в соответствии с принципами, на деле так легко отброшенными, разбились. Все чувства покинули его; он только стоял и смотрел на старика.

— Тупик, Пауйс, — Биас положил ногу на ногу.

«Доказательство должно быть, — думал Алан. — Где-нибудь должно…»

Он знал, что если сможет доказать вину деда, то сможет и разрушить планы Биаса взять в свои руки Солнечную систему, предотвратить серьезную угрозу войны, вызванную разнузданной истерией, доказать невиновность Огненного Шута и позволить Хэлен стать президентом.

Все зависело от фактического предательства собственного деда.

Он с отвращением взглянул на Биаса.

— Да, тупик. Но, если я сейчас отсюда уйду, вы не отважитесь ничего сделать из страха, что я скажу слишком много. Вы не сможете смошенничать со мной так же, как с Огненным Шутом. — Как бы в раздумье, он добавил:

— Вы можете убить меня, конечно.

— Нет! — Саймон Пауйс встал из кресла. — Алан, присоединяйся к нам. Через несколько недель этот мир станет нашим!

Алан подошел к двери.

— Ты как-то обвинил меня в том, что во мне нет благородной пауйсовской крови, помнишь? Если это та же кровь, что течет в твоих жилах, — слава Богу, что у меня ее нет!

Он отшвырнул пистолет и вышел.

Потом он медленно шел к лифту, подавленный, не способный связно мыслить. У него имелось лишь точное знание того, что дед поступил вероломно, но это знание он пока не мог доказать. И все же, такое знание — уже кое-что.

Он спустился на тридцатый уровень и проделал путь до штаб-квартиры РЛД.

Передний кабинет все так же загромождали плакаты. Там его встретил озабоченный Джордан Кэлпис.

— Пауйс! Ты что-то выяснил?

— Где Хэлен? Я тебе потом расскажу.

— Проводит митинг в здании подсовета на сороковом. Туго приходится. Толпа озлобилась.

— Ладно. Иду туда.

Алан вышел в коридор, на быстрой полосе доехал до лифта, поднялся на десять уровней и снова на быстрой полосе добрался до подсовета. Такие подсоветы, с конференц-залами и конторами работников местных отделений городского Совета, располагались на каждом десятом уровне. Вокруг валялись сорванные плакаты с изображением Хэлен.