Змея в конверте, стр. 38

— Будьте добры, пригласите Олю, — сказал он.

Ольга метнулась к себе.

— Оля, не слышишь, что ли? Тебя к телефону, — приоткрыв дверь в ее комнату, сказала мама.

— Оленька, у меня дед умер. Вернее его убили. Ты наверняка уже слышала, весь двор, набось, гудит… Теперь только об этом и будут судачить.

— Слышала… — говорить о том что она видела того, кто это сделал, Оля разумеется не стала, пришлось бы объяснять каким образом ей это удалось.

Игорь молчал, Оля поняла, что он не хочет с нею разговаривать. Зачем только звонил? Может быть он прав, лучше прекратить это знакомство. Пересмотреть их отношения в свете последних событий… Решила ему помочь:

— Тебе, наверно, не до меня… До свидания.

— Пока…

Она положила трубку, зашла к себе. Странные создания женщины, готовы беззаветно любить даже преступника, и невозможно как-то эти чувства регулировать, направлять… Но что же так торопиться плакать? Что-то слишком слезливая стала. Подожду до завтра. И Оля вытерла навернувшуюся слезу. 

5

На следующий день она заглянула в отделение милиции. Конечно, незримо. Следователь как раз сидел за столом и разложив перед собой записи вчерашних опросов, просматривал их. Она смогла прочесть кое-что у него из-за спины. Так, про Софью она сама все слышала, а вот показания Игоря: пришел домой в 15–40, спал в своей комнате, пока его не позвали. О том, что он выходил ни слова… но там всем есть, что скрывать. Татьяна Георгиевна вернулась домой в 16–30, поговорила с отцом, потом с Ириной в коридоре, переоделась и пошла на кухню, там уже была Лина. Они пробыли вместе почти до шести. Да, Лина выходила ненадолго, ее вызывал в холл Михаил, тогда же она зашла в кладовку.

Появился Николай.

— Алексей Михайлович, все сходится. Я нашел клиента, говорит, водителя, Михаила не было ровно девять минут, он засекал. Фотографию опознал. Я заехал к Кобзевым, все проверил. Сам пробежал туда и обратно, ушло три с половиной минуты. А он не бегал, клиент сказал, спокойно пошел. К тому же Михаил еще успел и поцеловать свою телку, так что, на убийство времени у него не осталось. Такую пышечку я бы тоже не прочь поцеловать…

— Коля, и что тебя все время тянет на таких пышнотелых? Придушит ведь в кровати своими телесами. Сам худющий, ты хоть жрал бы побольше… Так, а что там Владлен новенького сказал?

— Крутился как уж, потом признался. Говорит, что забыл, во сколько выходил курить, потом заглянул к старику, тот был мертв. Он сразу пошел к жене. Небось, пошарил у старика в карманах. Нашли пустой бумажник под подушкой у Кобзева.

— Получается, что где-то в районе пяти все были по своим комнатам. Как раз в это время и произошло убийство. Кто же это был? Повод есть у всех. И у всех есть возможность… Верить никому нельзя, тут любой мог выйти на пару минут, вроде как в туалет. Но я думаю, это случилось внезапно, заранее не планировалось: кто-то зашел, увидел открытый сейф и свернул шею старику. Но тут надо силу иметь, скорее всего это сделал здоровый, крепкий мужик. Таких в квартире было трое Владик, Игорь, и Леха, да еще гости заглядывали, женихи.

— Алексей Михайлович, мы так и не знаем, кто был в туалете. Может еще кто-нибудь заходил к ним в гости?

— Давай сейчас еще разок пройдемся по всем фигурантам. Кому выгодна смерть старика? Всем, — ответил он сам себе. — Его деньги всем были нужны, им надоело ждать наследства.

— Выходит, в его смерти все заинтересованы, без исключений.

— Да, Коля, ты прав. Владик, говорят, постоянно пролетает со своими вложениями, квартиру уже свою продал, но вроде бы не успел еще спустить все деньги. У Игоря какие-то неприятности в клинике, хотя сотрудники его и покрывают, но ясно — деньги бы ему тоже не помешали.

— А у Лешки какой повод?

— Дед его выгонял. Алексей подростком состоял в группировке, привлекался за групповое нанесение побоев, отпущен за недоказанностью. Татьяна Георгиевна говорит, в последний вечер старик что-то уж здорово разошелся. Угрожал завещание переписать. Пусть не Лешка, так Олег бы пострадал, вот он и помог своему другу.

— А бабка тоже запросто могла шею свернуть, всю жизнь работала на мясокомбинате. Здоровая, как мужик.

— Ну, это вряд ли.

— А что, помочь сыну получить деньги… На нее никто не подумает…

— А на сына могут подумать, что же, она его бы так подставила? Нет, ты заигрался. А там кто его знает… — он задумался. — Старуха может и признаться, чтобы сына спасти, понадеется, что такой старой будет снисхождение… Нет, скорее всего, это сам Владик. Да.

— Ну что, взять его? Посадить, у нас быстрее расколется…

— Нет погоди еще немного. Ты выяснил, что там за друг у Насти?

— Лина рассказала, есть некий Фарид, это он приходил. Лина в это время была в чуланчике у входа, хлопнула дверь, она выглянула, думала, что это Михаил вернулся, но увидела Фарида. Сиделка ему сказала, что Настя вроде бы ушла, и сразу прикрыла за собой дверь в чулан. В общем, она думала, что узбек ушел, но дверь за ним не закрывала. Кстати, старик знал об этом женихе, сам Лине говорил, смеялся над внучкой и грозился выгнать ее из дома вместе с матерью. Надоели шашни этих шлюх, так и сказал.

— О как! Слушай, а кто открыл Фариду?

— Может быть, у него были ключи?

— Вот с ключами давай разберемся. Поехали к ним.

Оля вернулась к себе и привычно создала рабочую обстановку на столе, потом подумала — как странно, сейчас ей вроде не хватает противного старикашки. Удивительно, пока он был жив, казался таким отвратительным, а сейчас вспоминает о нем, как о герое фильма, да, не очень симпатичном, но который так оживлял скучную повседневную жизнь. Чтобы окно не отвлекало, задернула штору, разложила на столе исходные материалы для диплома, попыталась настроить себя на деловой лад, но работать все равно не хотелось. Сидела, бестолково перебирая листы, потом раскрыла аналог своего диплома, — удалось выпросить в архиве у знакомого архивариуса. Пока голова не варит, надо хотя бы механическую работу поделать. И начала старательно переписывать вступительную часть пояснительной записки, она у всех практически одинаковая. Часа два работала, даже об Игоре не думала все это время. Убит человек, такое значительное, ужасное событие, а Ольга не могла избавиться от своих переживаний. Была ли любовь, внезапно охватившая ее целиком, в этом виновата, или просто несовершенство ее личности, но думала она с утра до вечера только о нем, своем ненаглядном. И как бы ни убеждала себя не паниковать, не торопить события, ничего не могла с собой поделать: страдала, считала себя брошенной. От этого, наполовину выдуманного горя, не могла ни о чем соображать, забросила диплом. Временами ее охватывала полнейшая апатия, не было сил заставить себя пошевелиться, валялась в кровати почти до обеда. Вставала только перед приходом родителей, лишь для того, чтобы избежать расспросов. Оля надеялась, что вечером Игорь обязательно позвонит, но он не звонил. Проверила, дома его не было, опять дежурство? Что-то слишком часто. Все, завтра она не будет вечером сидеть одна и ждать его звонка. Не хочет ее видеть и не надо, пусть варится в своем котле. Она отключит мобильный телефон и уйдет гулять.

На следующий день Татьяна Георгиевна и Лина занимались генеральной уборкой, Оля раньше слышала, что скоро привезут покойника из морга, они готовятся к похоронам. Татьяна Георгиевна время от времени вспоминала, что надо позвонить еще кому-то, и то и дело подходила к телефону, звонила, извещала друзей, своих и отца, бывших сослуживцев Георгия Ивановича. За прошедшие полгода знакомства с семейством Кобзевых Оля выяснила, что он был когда-то директором завода, работал пока мог, а потом приватизировал его, и, в конце концов, сам же толкнул станки за границу, как металлолом, пустые здания сначала сдавал в аренду, затем и вовсе продал, а деньги отправил на свой счет, опять же, за рубеж. Ясно, сумма там была очень большая, то-то все родственники вились до последнего дня вокруг язвительного старика, терпели все его выпады.