Стальной царь, стр. 20

Его квакающий голос пробуждал куда большую ярость, чем все японские бомбы и пули вместе взятые. Мы припустили с изрядной скоростью. Между тем продолжали тарахтеть автоматы, с земли и с воздуха. Никогда прежде я не просил Всевышнего прибрать к себе человеческое существо, но в ту ночь я страстно молил его поразить Бирчингтона пулей между глаз и избавить нас от него навеки.

Японцы спешили к лагерю. Как следствие этого, нам удалось пройти. Они еще не искали бежавших заключенных. Даже если они видели нас, они бы приняли нас за вражеских солдат. Нас бы при этом, правда, обстреляли, но преследовать не стали.

Мы добежали до окраины поселения. Никогда еще задача незаметно проскользнуть по улицам не была так легко выполнима.

И снова нам повезло. События отвлекли на себя все внимание японцев и всех их солдат. Вопли Бирчингтона: «Парни, подождите же меня!» были для нас куда опаснее. Небольшое подразделение японской пехоты услышало его рев и тотчас начало обстреливать аллею, где мы скрывались. Гревс и еще двое упали на землю.

Я встал на колени рядом с Гревсом и пощупал его пульс. Пуля попала ему в затылок, он был убит на месте. Еще один беглец также был мертв, третий был всего лишь легко ранен. Он положил руку мне на плечи, и мы помчались дальше в сторону порта. Мы были уже почти в истерике и громко кричали на Бирчингтона, когда японский солдат снова открыл огонь.

– Закрой хлебало, ты, идиот! Гревс убит!

– Убит? Он казался довольно предусмотрительным…

– Заткнись, придурок!

Мы добежали до пристани и, как и предполагалось, бросились в воду, чтобы доплыть до ближайшей лодки, которая неясно мерцала красноватыми и белыми пятнами в туманных огнях порта. Я слышал вопли Бирчингтона.

– Да послушайте же, товарищи! Выслушайте! Разве вы не знаете, что я не умею плавать?

Это признание, казалось, придало мне новых сил. Поддерживая раненого, я плыл к моторной лодке. Несколько воздухоплавателей из наших друзей уже вскарабкались по вантам. Я почувствовал облегчение, когда не услышал выстрелов. Вероятно, нам, в конце концов, удалось обогнать японцев.

Когда я наконец добрался до лодки, там уже были наши. Мне бросили трос. Я поднял раненого и держал лестницу, пока он поднимался. До меня еле слышно донесся отчаянный вопль Бирчингтона:

– Послушайте же, парни! Отправьте за мной лодку, заберите меня с собой!

Сердце мое ожесточилось. В то мгновение, должен признаться, я не дал бы за жизнь Бирчингтона и ломаного гроша.

Когда я наконец стоял на палубе, то задыхался от усталости. Я огляделся, ожидая увидеть плененных японских моряков. Вместо этого меня встретили белые мундиры российского военного флота. Молодой лейтенант в фуражке набекрень, расстегнутом кителе и револьвером и саблей в руках, отсалютовал мне.

– Добро пожаловать на борт! – произнес он на безупречном английском. Он лучился беззаботной улыбкой, какую потом я видел только у русских и больше ни у кого. – Похоже, мы с вами оба набрели на одну и ту же удачную мысль, – продолжал он. – Лейтенант Пятницкий, к вашим услугам. Мы взяли этот корабль за двадцать минут до вашего появления.

– А воздушные корабли?..

– Российские. Мы забираем военнопленных. Надеюсь, что именно это происходит в настоящий момент.

– Вы рисковали многими жизнями ради нескольких пленников, – заметил я.

– Покуда пленные находятся на острове, – обстоятельно начал объяснять Пятницкий, – мы не можем подвергать бомбардировкам японские склады топлива и горючего.

Один из английских моряков сказал:

– Бедняга Гревс. Умер за пустое дело и из-за пустого места.

Я прислонился к борту. Я все еще слышал жалобный голос Бирчингтона. Стоя на берегу, он завывал и умолял: хныкающий голос перепуганного ребенка.

Глава вторая

Снова на службе

Если бы до того, как я вступил в храм Теку Бенга, мне кто-нибудь сказал, что в один прекрасный день я с радостью поступлю на службу к русским, я высмеял бы этого человека; если же он стал бы упорствовать в своем утверждении, я бы, вероятно, съездил ему по физиономии. В мое время русские представляли самую большую угрозу для наших границ в Индии. Угроза открытого военного конфликта с ними существовала постоянно, потому что постепенно становилось все очевиднее, что амбиции России простираются на территорию Афганистана. Тот факт, что японское государство и Российская империя развязали войну при разделе сфер влияния в Юго-Восточной Азии и Китае, был, вероятно, счастьем для британцев. Война могла бы принять совершенно иной оборот, если бы японцы и британцы объединились и совместно положили предел российским устремлениям захватить остатки развалившегося китайского царства. Существенная причина этого обстоятельства заключалась, разумеется, в личности Керенского. Старый президент России – и высшая власть так называемого Союза Славянских Республик (по большей части тех стран, которые были захвачены имперской Россией еще до социалистической революции) – постоянно заботился о дружбе с Европой и Америкой. А это означало, что он очень внимательно следил за тем, чтобы не прыгнуть ненароком через наши головы. Россия постоянно вывозила большое количество товаров, и ей требовались рынки сбыта для сельскохозяйственной продукции. Кроме того, она желала привлечь по возможности больше иностранных инвестиций и выказывала особый интерес к американскому и британскому капиталу.

После успешной и почти бескровной революции 1905 года, которая вспыхнула во время другой войны между Россией и Японией, страна достигла большого прогресса. Присущий новой державе гуманистический социализм вызвал к жизни великолепную литературу, имеющую мировое значение, а ее медицинские приборы считаются лучшими на мировом рынке. В стране появился целеустремленный либеральный средний класс. Теперь там почти не встретишь ту бедность, которой так «славилась» Россия времен моего детства. Тем не менее в консервативных кругах все еще существовали сомнения в том, что благодаря Керенскому и его социалистам Россия и управляемые ею территории развиваются значительно лучше.

Но каковы бы ни были исторические предпосылки, а я не видел ничего зазорного в том, чтобы присоединиться к русским в борьбе с нашим общим врагом. Пока мы добирались сперва на подводной лодке до Владивостока, а потом на воздушном корабле – до Хабаровска, я все спрашивал себя, как долго будет продолжаться мое вынужденное бездействие. Одного только плена было достаточно, чтобы пробудить мое недовольство. Когда до нас дошло известие о том, что все британские подданные, имеющие летный патент, могут пойти на службу в Воздушные Силы Российского Добровольческого Флота и что Уайтхолл призывает нас, я тотчас же подписался, как и большинство моих спутников. Те немногие, кто, как и я, имели военный опыт, могли выбирать место службы: в конвое, на вооруженных торговых судах или даже на фрегатах эскорта. Я выбрал фрегаты. Я не чувствовал особой потребности убивать своих сородичей, хотя какая-то часть меня самого хотела играть в этой войне более активную роль. Из своего опыта я знал, что политики умеют разжигать в своих согражданах ненависть и расовое неприятие, и не был уже патриотом в изначальном смысле этого слова. Сегодня я понимаю, что то была детская позиция, но все же не мог отделаться от неприязни к японцам. Я чувствовал, что из-за них претерпел множество неприятностей. С ними я хотел сражаться. Кроме того, должен признаться, я надеялся, что до решительных боевых действий не дойдет. Я умел летать на хороших быстрых кораблях. И здесь был мой шанс.

Мы прошли двухнедельную образовательную программу в Самаре и под ней. За это время мы познакомились с особенностями русских воздушных кораблей, построенных преимущественно по проектам выдающегося инженера Сикорского. В то время они относились к самым современным в мире. Затем мы летали на различных типах кораблей, чтобы собрать наши знания воедино. Я был распределен на воздушный крейсер «Вассарион Белинский». [2] Этот изящный, легко управляемый корабль стоял на якоре в большом Лермонтовском аэропарке в нескольких милях к северу от Одессы.

вернуться

2

«Вассарион Белинский» – так в оригинале.