Мы – русский народ, стр. 23

В самом деле, ведь не партия принимала решение о расстреле царской семьи, не партия устраивала казацкую Вандею, не партия устанавливала дециминализацию личного состава отступивших частей Красной армии и не партия пыталась социализировать женщин, отменить семью, обобществить домашнюю птицу и построить «рай земной» руками осужденных. В преследовавших и преследующих нас бедах меньше всего виноваты большевики, олицетворяющие собой сознательную часть русского рабочего класса, которой мы гордились и гордимся: Максим из «Юности Максима», Давыдов из «Поднятой целины», Павел Корчагин из «Как закалялась сталь», Паша Ангелина и Алексей Стаханов, безымянные строители Днепрогэса и Магнитки, папанинцы и герои Халхин-Гола.

Так что если кто и заслуживает осуждения за грехи, то только комиссары, выскочившие, как «черт из табакерки», для того, чтобы проводить над русским народом преступные эксперименты. При желании этому явлению и имя можно дать — «комиссарство» с нерусским лицом и антирусским мировоззрением.

Хотя проблема тут не в терминологии, а в существе самого явления, потому что однажды уже была дана возможность новоиспеченным комиссарам от демократии приостановить деятельность партии на территории России, а комиссарчикам пожиже — вынашивать идею нового Нюрнбергского процесса над КПСС и коммунистической идеологией в целом, однако их вовремя поправили, в противном случае этот процесс мог бы вновь оказаться процессом против них самих. Об этом следует подумать и поговорить особо.

«СПАСИБО РУССКОМУ НАРОДУ!»

Итак, все шло к тому, что на руинах «разрушенного до основания» русского государства вполне могло бы быть построено некое подобие новой Хазарии. И при оккупационном режиме международных экстремистов, раздувавших пожар Мировой революции, коренное население было бы низведено до уровня малоквалифицированной рабочей силы. Однако судьба распорядилась иначе. Иллюзия надежды на Мировую революцию лопнула.

Вместо победного шествия коммунизма, вместо международной солидарности трудящихся миру явилась смертельная угроза в лице Германии, где в январе 1933 года к власти пришел Гитлер, объявивший целью своей политики «захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадную германизацию». И хотя антирусская политика интернациональной верхушки ВКП(б) по инерции еще продолжалась, время отрезвления настало, сама жизнь потребовала подвести итоги 15–летнего хозяйствования, оценить мобилизационные возможности страны, ее военный, научно-технический и, главное, кадровый потенциал. А когда оценили, подсчитали, то прослезились — вместо уничтоженной русской технической и творческой интеллигенции воспитать новую вненациональную элиту так и не удалось. К тому же осознали, что предстоящая война (а в ней уже никто не сомневался) будет не классовой (гражданской), а отечественной и воевать придется не с «буржуями», а с «братьями по классу», которым почему-то очень захотелось нашего чернозема, наших лесов и полезных ископаемых. Было ясно: война окажется жестокой и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» тут не годится. Скорее, подойдет лозунг Первой мировой войны «За Веру, Царя и Отечество!». И победить в войне сможет только русский народ, сохранивший, несмотря на тяжелейшие испытания и потери, огромный потенциал во всех областях теории и практики. Русские, эти «старорежимные шовинисты», как ни странно, продолжали доминировать во всех отраслях науки: Циолковский и Королев, Зворыкин и Лебедев, Колмогоров и Петровский, Павлов и Тимирязев, Вернадский и Комаров, Вавилов и Капица. Русские же продолжали крепить оборонную мощь страны (Туполев, Яковлев, Лавочкин, Поликарпов, Дягтерев, Токарев, Кошкин).

Как ни странно, среди этих людей не оказалось ни коганов, ни френкелей, ни либерзонов. Зато их было немало в партийных комитетах, в контролирующих и карательных органах и, как сейчас стало модно говорить, в масс-медиа и шоу-бизнесе. Правда, кое-что они все-таки изобрели: яды для тайных убийств (Майрановский), «душегубку» (И. Берг), принудительный лагерный труд (Н. Френкель, бывший мошенник и зек, выросший до начальника строительных работ ГУЛАГа). Удалось им даже кое-что и построить, правда, руками тех же зеков, поскольку другой, научно-обоснованной и экономически проработанной, системы организации труда они предложить не смогли. Тем не менее они вправе гордиться своим детищем — «Архипелагом ГУЛАГ», а также строительством Магадана и Дудинки, Норильска и СовГавани, Беломорского и Волгодонского каналов, тысяч километров железных дорог. И все же сравнения явно были не в пользу новой элиты. Вот и пришлось Сталину, как бы ему этого и не хотелось, стать «католиком больше, чем Папа Римский», то есть стать русским больше, чем его русские партнеры по Политбюро и ЦК. Именно в канун великих испытаний в стране началось откровенное заигрывание с русскими или, как бы сейчас сказали, разыгрывание «русской карты». Русским разрешили вспомнить, что у них вообще-то есть история, что их предки достойны гордости и уважения. И оказывается, в этой истории были не только поражения, но и победы, кардинальным образом меняющие расклад военно-политических сил в Европе и Азии. Вновь зазвучали имена Александра Невского и Дмитрия Донского, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Васильевича Суворова и Михаила Илларионовича Кутузова. Власть пошла на «замирение» с беспартийной интеллигенцией. Стала возрождаться классическая школа с ее индивидуально-предметным методом обучения. Прекратились издевательства над русским языком. В школьные программы возвращались великие русские поэты и писатели. Постепенно реабилитируется семья, прекращаются нападки на любовь, дети вновь радуются новогодней (ранее — рождественской) елке, приостанавливается разрушение Русской православной церкви.

Возрождается, пусть пока еще чисто внешне, казачество, восстанавливаются офицерские звания в армии. С 1935 года правительство приступило к отмене ограничений, связанных с социальным происхождением. Дети дворян, бывших предпринимателей и кулаков получают равные права на высшее образование. Русским милостиво разрешается стать патриотами, они вновь получают право на Родину (социалистическое Отечество) при условии, что одновременно с этим примут на себя священную обязанность по ее защите.

Эти изменения во внутренней политике Сталина и его ближайшего окружения вызвали резко отрицательную реакцию со стороны «пламенных революционеров», не сумевших из критиков и разрушителей превратиться в строителей и созидателей. С Советской властью они отождествляют себя, и только себя, а посему русское национально-государственное возрождение расценивали как контрреволюцию и русский термидор. Свои проклятия «обрусению России» посылал из-за границы Троцкий; терявшие комиссарские полномочия и режим наибольшего благоприятствования М. Корец и Л. Ландау объявили о создании Антифашистской (антисталинской) рабочей партии и призвали всех бороться с режимом. Самую распространенную точку зрения еврейской диаспоры высказала, как мне представляется, Анна Абрамовна Берзинь (влиятельная партийно-литературная деятельница): «В свое время в Гражданскую войну я была на фронте и воевала не хуже других. Но теперь мне воевать не за что. За существующий режим я воевать не буду… В правительство подбираются люди с русскими фамилиями. Типичный лозунг теперь — „мы русский народ“. Все это пахнет черносотенством и Пуришкевичем».

Однако у «отца народов» на этот случай были другие евреи, которые помогли ему расправиться с «непонимающими». В первую очередь, это Каганович — соавтор идеи особых совещаний при НКВД СССР и так называемых «троек», Г. Ягода — нарком внутренних дел, М. Берман — начальник ГУЛАГа и множество подписантов, от И. Якира до Б. Пастернака, требовавших уничтожения «врагов народа». Все эти люди оказали неоценимую услугу Сталину, вознамерившемуся расправиться с теми, кто когда-то, на волне общенародного антимонархического движения, пришел к власти, кто комиссарил почти 20 лет, разрушал русское национальное государство, превратив его в экспериментальную лабораторию, кто сознательно или несознательно вел дело так, чтобы Москва превратилась в новый Иерусалим.