Лондон, любовь моя, стр. 109

— А что произошло потом? — Мэри наклоняется вперед, чуть не пролив свое пиво. — Я потеряла сознание, да?

— Ты не потеряла сознание, милая, пока не прибыла «скорая помощь» и врачи не взяли у тебя ребенка. А потом ты как бы просто опустилась на груду камней. Тебя посадили в машину вместе с ребенком, а ты все что-то говорила. Записали твое имя и все такое прочее. Твой возраст. Посмотри на себя. Разве нет чего-то еще необъяснимого?

Оглядываясь вокруг, словно ища, куда убежать, Мэри чувствует, что опять попала в Страну грез. Когда солнечные люди пытаются затеряться среди смертных и веселятся в пабе вместе с ними, их всегда сопровождает такое особенное сияние. Красивее и не бывает как ангел ты же не шлюха гадала ему в прачечной пока шел дождь если я и это переживу значит повезло еще секунда и все было бы хорошо вылитый лорд Дерби ворота но они закрыты давай снимай штаны или я

— А вы не могли ошибиться? — Мэри усилием заставляет себя вернуться назад.

— Но ты сказала, что у тебя есть та самая отметина. — Джоко смотрит на нее взглядом, в котором видно внезапное сочувствие, может быть, даже понимание. В панике она оглядывается на Хелен, но та прикрыла глаза.

В церквях возносятся молитвы. «Мистер Балхар» точно один из них «Спаниардз-Инн» тоже полагаю что на самом деле это не такая трудная работа по правде говоря это чертовски просто сейчас она в обморок упадет.

— Мам! — В ее руке фунтовая банкнота. — Вы не могли бы принести ей порцию двойного бренди, мистер Бейнс? — Свободной рукой Хелен поддерживает Мэри. — Мам!

Как ужасен этот мир, говорит Мэри. Я люблю Джозефа и Хелен, ради них стоит жить, но я чувствую себя такой виноватой. Как смогла я совершить такое? Миллионы женщин погибли в огне, умерли от страха, прежде чем задохнулись от дыма. Никто из нас не должен был умирать. Это несправедливо.

Голова старого брана 1959

Красный как мак сидел Дэвид Маммери на оттоманке, держа аккорд фа-мажор и всеми силами пытаясь не смотреть на Охранника, который, сняв штаны, расстегивал лифчик Малютки Дафны. Остальные гости находились в разных стадиях обнажения. Все еще безопасно облаченный в клетчатую рубашку и потертые зеленые штаны, Дэвид жался в углу, держа на коленях банджо. Рини предложила ему десять шиллингов (плюс бесплатная выпивка) за участие в ее вечеринке так стремительно, что он даже не успел понять, во что ввязывается. Дом на Уорвик-авеню, в Эрлз-Корте, был одним из источников дохода Джона и Рини, а Дэвид уже был знаком с парочкой веселых девиц из Сохо.

— Давай-ка, Дейви, спой нам еще одну песенку! — Тощая Бренда потрепала его по подбородку, — Он знает их целую кучу. Не хотите послушать его, а? — Обращается она к пожилому агенту по недвижимости, раскрасневшемуся почти так же, как Дэвид, но совсем по другим причинам.

Открыв дверь, заглянул Джон Фокс, подмигнул Дэвиду и поднял вверх большой палец в знак того, что все идет отлично, после чего вернулся в подвал к карточной игре. Прочистив горло порцией джина, Дэвид запел.

Разные случаются
В высшем свете шалости.
Лорд один по слабости
Уличен был в малости.
Он влюбился в дамочку,
Честную и с титулом,
Она прежде с мамочкой
Проживала в Итоне.

Он не мог взять в толк, почему мужчины и женщины самого развратного поведения находят забавными такие песенки, в которых по большому счету не было ничего непристойного. Но, как и ожидалось, все присутствующие тут же засмеялись. Одобрение шлюх и их клиентов, решил он, связано больше с магией слов, ибо на людей производила впечатление явная двусмысленность. Продолжая петь, уже давно преодолевшей стыд Маммери подумал: «А смог бы я описать сцену, подобную этой?» Он чувствовал себя менестрелем в Вавилонском капище и жалел, что Патси Микин и остальные отказались пойти сюда, а вместо этого приняли предложение сыграть концерт в клубе «Два Я» и уже обсудили, сколько им потребовать за контракт на запись пластинки. Он добрался до припева, грянул дружный взрыв хохота. Кое-кто из шлюх попробовал подпевать.

Когда рядом с ним зазвонил телефон, появилась Рини, чтобы снять трубку. Она была абсолютно голая, не считая каких-то навешанных на нее украшений, похожих на кухонную утварь.

— Нет, дорогой. Мне очень жаль, лапочка. Сегодня вечером свободных не будет. И Мойра больше не может ездить, ты же знаешь. Я бы хотела тебе помочь, милый. Приезжай сюда, если тебе одиноко. О'кей. До скорого, милый.

Она не стала вешать трубку, вернулась к своему могучему бизнесмену, обняла его, и они слились в единую бесформенную массу.

Как тебя Молли любила, как тебе верность хранила,
С того самого дня, как ушла от тебя,
И теперь продолжает твердить:
«Я любила тебя, я любила тебя, и я буду тебя любить!»

Лежа на своей постели в Актоне, Джозеф Кисс кладет телефонную трубку, возмущенный тем, что ему пришлось набираться храбрости, а результат никакой.

— Что ж, дамы, кажется, нам придется провести ночь в одиночестве.

Красавицы, разместившись на книжных полках, улыбаются в ответ. Мистер Кисс, вы умеете глотать огонь ? Они протягивают ему ароматные розы, они разряжены в перья экзотических птиц.

Говорят, недалеко,
Стало быть, поблизости,
Там у Темзы, у реки,
Парень жил с девицей.
Что ни ночь — они вдвоем —
Словно голубки.
На рассвете им не встать,
И приходится опять
Все по новой начинать.

Мистер Кисс, мистер Кисс, вы умеете глотать огонь ? Эти красотки часто напоминали ему о сиренах, но только не о море. Им особенно нравится ночная Эссекс-стрит, ступени Уотер-гейт, аллейки за Флит-стрит, набережная Темзы у Темпля. Мистер Кисс, мистер Кисс, вы умеете глотать огонь ? И конечно, его взгляд падает на маленькую угольную печку. В его логове в Актоне нет газа, и надо приносить уголь в мешках. Им всем чуть больше двадцати, они в нижнем шелковом белье, и почти у всех длинные рыжие волосы. Они явно жаждут услышать его ответ, он никак не может понять, почему они этого хотят. Разве он может вернуть им то наслаждение, которое любая из них способна подарить ему? Им нравится его соблазнять. Мистер Кисс, прочитайте наши мысли. Вы ведь знаете, о чем мы думаем, а, мистер Кисс? А. может быть, они в самом деле ценят его мнение? Он всегда верил в то, что его знания гарантируют ему компанию, если ему понадобится компания, до самой смерти. Одиночество не всегда радует его, особенно когда он возвращается в Актон, где комната гораздо больше, чем в других его берлогах. Завешивая ее шторами, заваливая книгами и прочими вещами, мистер Кисс надеялся сделать так, чтобы комната казалась меньше, но вместо этого из-за всех этих таинственных складок и теней она приобрела еще более зловещий вид. Когда его сирены появляются здесь, он никогда не бывает до конца уверен в том, что их никто не сопровождает. Есть ли у них хозяева? Он воображает демонов вроде того, которого он встретил однажды у Круглого пруда, демонов, которые используют этих женщин в качестве наживки. Только на улице чувствует он себе в безопасности от них. Там он сам весело отправляется на их поиски — на Эссекс-стрит, к Храму у Темзы.

Мистер Кисс, вы поцелуете мой огонек ? Вы попробуете на вкус мое пламя, мистер Кисс? Ведь я слаще, чем ваша любимая. Прочтите мои губы, вкусите мои мысли, отведайте мой огонек. Вы сами запылаете, мистер Кисс.