Буреносец, стр. 39

Он приблизился к основанию щупалец, как бы невзначай ухудшая свою защиту. Как только он это сделал, в голове твари разверзлась громадная пасть, и щупальца потянули его к ней. Он коснулся своим Щитом колышущегося осклизлого брюха и с удовлетворением заметил желтую желеобразную субстанцию, вспенившуюся в этом месте. Лорд Хаоса издал вопль боли и ярости.

Затем Эльрик вскочил на обрубок одного из щупалец и стал пробираться по скользкой коже Лорда Хаоса. Каждое прикосновение Щита вызывало судороги, как будто Лорд Пайар бился от боли. Затем Эльрик остановился напротив светящейся души — кристалла. На мгновение он замер, затем, размахнувшись, ударил Буреносцем по кристаллу.

Монстр задергался в жутких конвульсиях, затем издал чудовищный рев, и Эльрик почувствовал, как Буреносец вытягивает душу Лорда Преисподней и напитывает Эльрика жизненной энергией. Энергии было страшно много. Эльрика отбросило назад.

Он не удержался на ногах на скользкой палубе, сорвался с нее и, пролетев около сотни футов, упал на следующую палубу. Он врезался в нее со страшным треском, но, благодаря гигантскому количеству энергии, впитанной им, все обошлось благополучно. Он вскочил и, вскарабкавшись наверх, оказался перед Ягрином Лерном.

Он увидел яростное лицо Теократа и услышал его бешеный вопль:

— Ты найдешь прекрасный подарок себе в моей каюте, Эльрик!

Разрываясь между необходимостью преследовать Теократа и стремлением узнать, что в каюте, на которую указывал Ягрин Лерн, Эльрик наконец решился и, развернувшись, бросился к каюте и открыл дверь. Оттуда раздался жуткий плач.

— Зарозиния! — закричал он. Вглядевшись во тьму каюты, он увидел ее.

Ее прекрасное тело подверглось невероятному превращению и теперь было телом гигантского белого червя. осталась только ее голова, такая же прекрасная, как и прежде.

Потрясенный, он чуть не выронил Щит.

— Это сделал Ягрин Лерн?

— Он и его союзники, — кивнула голова.

Испытывая тошноту, раздирающую внутренности, Эльрик не мог прямо смотреть на нее.

— Еще один очень большой счет должен быть оплачен, — пробормотал он.

Затем червеобразное тело сократилось и стало наползать на его меч.

— Здесь! — кричала голова. — Возьми мою душу себе, Эльрик, теперь я бесполезна тебе и себе! Возьми мою душу в свою, и наконец-то мы будем вместе!

Он попытался отдернуть трясущийся меч, но это было уже бесполезно. Никогда прежде он не испытывал такого ощущения. Это было почти наслаждение, когда теплая и нежная душа его жены проникала в его душу, и он впитывал ее полностью.

— Ах, Зарозиния, — зарыдал он, — прощай, моя любовь!

Вот так она умерла. Их души смешались так же, как задолго до этого случилось с его первой любовью, Каймориль. Он не стал рассматривать ее отвратительное тело червя и даже не бросил последнего взгляда на ее мертвое прекрасное лицо, а медленно вышел из каюты.

Но теперь оказалось, что палуба начала исчезать, растекаясь в пустоте. Ягрин Лерн вновь сумел провести его и убежал. Эльрик в таком состоянии не мог преследовать его. Меч и Щит послужили ему на обратном пути. Он выбрался с корабля на дрожащую землю и вновь помчался на нихрейнианском скакуне.

Затем, пока слезы еще струились по его щекам, он мчался, удаляясь от кораблей Ада. Те стали разваливаться у него за спиной. Наконец-то перестала существовать эта угроза миру, и Хаосу был нанесен мощный удар. Теперь осталось разделаться только с ордой, — но и это было сделать не так-то просто.

Он вернулся к своим друзьям в молчании и, не сказав им ничего, повел по разоренной земле к Мельнибонэ, Острову своих предков, последнему оплоту против Хаоса. К решительной битве и завершению своего предназначения.

И пока они мчались, он все время слышал нежный юный голос Зарозинии, шепчущий ему слова любви, и рыдания сотрясали ему душу, а слезы струились по лицу под гневный грохот копыт скачущих коней, уносящих их прочь от лагеря Хаоса.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГИБЕЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛОРДА

Глава 1

Город мечты не дремал более в великолепии. Обломки башен громоздились подобно почерневшей скорлупе, куски каменной кладки громоздились, иззубренные и черные, на фоне угрюмого неба. Однажды мщение Эльрика пустило огонь по городу, а дождь залил огонь.

Языки облаков, подобных черному дыму, набегали на солнце, то вспыхивающее, то угасающее, так что шумные и испещренные красными пятнами воды позади Имррира затемнялись, успокаивались, как бы завороженные черным страхом, плывущим сквозь их зловещие водовороты.

На обломках рухнувших стен стоял человек и глядел на волны. Высокий, широкоплечий, с узкими бедрами, с бровями вразлет, с плотно прижатыми к голове ушами без мочек, с высокими скулами и малиновыми плотными губами на мертвенно-бледном аскетическом лице. Он был одет в черный стеганый колет и тяжелый плащ, и то и другое густого мрачного оттенка, контрастирующее с кожей альбиноса. Ветер, теплый, порывистый, играл с его одеждой, захватывая, бездушно сворачивая и разворачивая полы плаща, гудя и завывая в дырах и зубцах разбитых башен.

Эльрик слушал его завывания, и его память наполнялась складками, озлобленными и грустными мелодиями древнего Мельнибонэ. Он вспомнил также и другую музыку его предков, которую они создавали, подвергая утонченным пыткам своих рабов, подбирая их крики и создавая таким образом жуткие симфонии.

Потерявшись в этой ностальгии о прошедшем, он нашел нечто похожее на забвение, и ему захотелось, чтобы он никогда не сомневался в законах жизни Мельнибонэ, захотелось принять их без вопросов и таким образом отбросить раздвоенность своего сознания. Он горько улыбнулся.

Позади него выросла фигура. Человек начал подниматься по грудам камней и остановился рядом с ним. Это был маленький рыжий человечек с широким ртом и глазами, всегда ясными и веселыми.

— Ты опять глядишь на восток, Эльрик, — проворчал Мунглум. — Эта привычка кажется мне уже неизлечимой.

Эльрик положил руку с длинными тонкими пальцами на плечо Мунглума.

— Куда еще смотреть, друг, если весь мир оказался под пятой Хаоса?

Что ты прикажешь мне делать? Смотреть в будущее с надеждой и улыбкой, будто бы старый мир цел, и у моих ног играют дети? — он слабо засмеялся. Но это был не тот смех, который хотел бы услышать Мунглум.

— Сепириту обещал помощь Белых Лордов. Она вскоре должна прийти. Мы непременно дождемся ее.

Мунглум чуть повернул голову и искоса глянул на сияющее и неподвижное солнце, а затем, как ни в чем ни бывало, уставился под ноги на глыбу, на которой стоял.

Эльрик помолчал немного, ожидая, пока уляжется набежавшая волна. Затем он пожал плечами.

— На что жаловаться? От этого не будет лучше. Я не могу действовать по собственной воле. Все по воле судьбы, мы же бессильны что-либо сделать. Я молюсь, чтобы люди, которые унаследуют наш мир, могли действовать по собственной воле, — он коснулся подбородка пальцами, затем взглянул на руку, разглядывая ногти, суставы, мускулы и вены, рельефно выступающие на мраморной коже. Он пропустил пальцы сквозь свои тонкие шелковистые волосы и глубоко вздохнул.

— Логика! Мир жаждет логики. У меня ее нет, хотя я здесь, созданный как человек с умом, сердцем и душой, хотя все это — случайное сочетание элементов. Миру нужна логика. Вся логика мира не стоит одной счастливой догадки. Человечество мучительно ткет паутину мудрых мыслей, хотя другие безымянные ткачи, действуя случайным образом, добиваются такого же результата. Так много ли смысла в мудрости?