Полигон безумной смерти, стр. 37

Только вплотную приблизившись к самолету, мы смогли по достоинству оценить его размеры.

– Здоровенный, – отметил Артем, осматривая помятый фюзеляж, пристроившийся в густом окружении деревьев.

Растительность плотной стеной окружает чужеродный для этого мира кусок алюминия. Яркая птичка с длинным раздвоенным хвостом деловито прогуливается по крылу, недовольно поглядывая на нас, как бы спрашивая «Чего приперлись?». Из зарослей трубчатых кустов высунулась продолговатая любопытная мордочка с розовой точечкой подергивающегося носа. Сверкнули глаза-бусинки и перед нами оказался пушистый комок, быстро движущийся на множестве тоненьких ножек. Что-то, фыркнув и дерзко взмахнув пушистым шариком, заменяющим хвост, животное быстренько засеменило по своим делам.

Переглянувшись, невольно улыбаемся. Забавное все-таки существо. Живая игрушка для детей. Мысль о детях мгновенно стирает улыбку с моего лица.

Кабина пилотов, как и ожидали, оказалась пуста. Подсаживая друг друга, залезаем в люк. Внутри следы аварии видны еще более отчетливо. Покрывшиеся волнами от удара стены, разорванные трубопроводы из которых сочится маслянистая жидкость, торчащие в разные стороны элементы силовых конструкций.

Медленно пробираемся сквозь обломки и какие-то тюки в среднюю часть самолета. Все грузовое отделение забито ребристыми железными контейнерами с красноречивыми рисунками черепов и предостерегающими надписями. В воздухе витает крепкий аммиачный запах. От него неприятно щекочет в носу. Несколько раз душевно чихаю. Шурик нервно дергается от громких чихов эхом отразившихся от внутренней поверхности фюзеляжа.

– Химические отходы, – переводит Артем, окинув ящики мрачным взглядом.

Впрочем, эту фразу я и сам сумел перевести. Многие контейнеры лопнули в результате падения, и из них вытекло содержимое. На полу виднеется маслянистая лужа. А вот и трещина, через которую химическая дрянь вытекла наружу. За стопкой контейнеров в полу видна щель, через которую внутрь проникает красный свет. Легкие требуют чистого воздуха, и мы покидаем самолет тем же путем, которым в него и попали.

Обходим самолет сзади. Высокая трава достигает колен и приятно, очень по земному, шуршит при каждом шаге. Если не присматриваться к окружающей природе, то вполне можно вообразить, что мы дома и гуляем по довольно запущенному парку.

От самолета к озеру тянутся два потока, сливаясь воедино у самой воды. Отворачиваюсь, скрипнув зубами. Стараюсь, вообще не смотреть в ту строну. Один поток начинается у чуть ли не вывернутого наизнанку топливного бака в основании крыла, а вот второй …

– Отходы попали в озеро и убили детей, – мрачно говорит Артем, как и я стараясь не смотреть на уродливо вздутые трупики.

Запах разложения плоти и отходов создают воистину неповторимый букет. После первого же вздоха возникает желание обблеваться с ног до головы, никак не менее.

– Значит топливо здесь не причем… – еще раз осматриваю место катастрофы. – А вот эта дрянь угробит кого угодно. Надо уходить. Можем надышаться… Кто знает, что в этих контейнерах…

– А может уже и не надо никуда идти, – впервые с того момента как мы оказались у самолета, заговорил Шурик. – Если отходы еще и радиоактивны, то мы уже поймали достаточно большую дозу…

– Нет! – возражает Артем. – Максимум, что нам грозит это сильное химическое отравление, возможно с летальным исходом. На контейнерах не было значка указывающего на присутствие радиоактивных элементов. Даже если я и ошибаюсь, то наши комбинезоны должны защитить нас от радиации.

– Утешил! – хмыкаю я. – От твоих слов мне сразу полегчало.

Уходим, не задерживаясь. Стена зелени скрывает от нас сцену на которой разыгралась трагическая драма. Как жаль, что это не театр, а реальная жизнь, в которой у актеров уже не будет шанса сыграть иную роль.

– Все! Миссия провалена! – не останавливаясь, угрюмо говорит Артем.

Причина найдена. Устранить последствия химического загрязнения мы не в состоянии. Эта ветвь обречена! А возможно и не только она. Петр Семенович что-то говорил о том, что гниль попала и на ствол… Грустно… Не вышло из нас спасителей человечества. Даже до Чипа и Дейла не дотянули, не говоря уже о Гаечке.

Надо идти к месту перехода. Хотя зачем? Куда нам спешить? Меня дома ждет смерть. Ребят если заразились, а черт его знает, как может проходить этот процесс, тоже… Если они здоровы, то радоваться им Хрюше и Степашке по вечерам до конца жизни в какой-нибудь дурке. Я уверен, что Петр Семенович выполнит обещание. Возможно, чем-то поможет Вика, хотя я в этом очень сильно сомневаюсь. Одно дело симпатия или пусть даже какие-то более сильные чувства, а другое работа. Да еще и какая работа… Не думаю, что она будет рисковать ради меня…

– Что дальше? – спрашиваю, по очереди взглянув на хмурые лица друзей. – Домой или?…

– Без разницы, – пожимает плечами Артем. – Результат один и тот же. Но там хоть люди… Или похожие на людей… А значит можно попытаться договориться, достичь консенсуса. В общем хоть какой-то шанс. А здесь однозначная смерть. Рано или поздно закончатся боеприпасы и нас или растворят или просто банально откусят башку.

– А если остаться тут, в долине? – возникает у меня идея. – Твари извне сюда вроде как не лезут. Невидимая преграда не пускает

– Ага! – с иронией взглянул на меня Артем. – Остаться, имея под носом табун малолетних жмуриков и кучу токсичных ящиков. Ну, пусть даже мы найдем достаточно укромный уголок. Долина все-таки достаточно большая… Но что дальше? Открывать клуб геев-некрофилов? – Я представил себе этот клуб и брезгливо поморщился. – Мы тут крышу потеряем быстрее, чем в дурке и уколов никаких не понадобится! К тому же ты совершенно забыл о гнили. Сколько у тебя времени осталось? А у нас?

– Тогда возвращаемся домой, – предлагаю под весом неоспоримых доводов. – Шурик, ты как?

– Без разницы! – отмахивается он. – Домой так домой.

С этими невеселыми мыслями мы плетемся к хребту. Что мы скажем по возвращении? Какими глазами на нас посмотрят охранники, желавшие удачи перед отправлением сюда. Тогда это все казалось не более чем романтической прогулкой с легким душком экшена и обязательным хэппи эндом.

– Вот тебе и экшен! Вот тебе и хеппи энд! – говорю в слух.

– Чего? – переспрашивает не расслышав Шурик

– Да так… – отмахиваюсь. – Мысли в слух.

– И о чем же думаешь? – оборачивается идущий впереди Артем.

– Да все о том же. Как у нас все лихо начиналось: романтика, спасение чужого мира, приключения…

– Деньги, – в тон добавил Артем.

– … деньги, – согласно киваю. – И как все мерзко заканчивается. Мы оказались бессильными…

– Ты можешь что-то изменить? – полюбопытствовал Артем, перебив меня.

– Нет. Наверное, нет.

– Тогда не рви себе душу, – философски добавил он оглянувшись. – Самобичеванием ты лишь доставляешь себе душевную боль. То, что произошло – уже свершившийся факт. Нам не дано повернуть время вспять. Принимай все как есть но не бери близко к сердцу.

Оборачиваюсь и бросаю напоследок взгляд на озеро с трудом различимое сквозь зеленую ширму растительности… Не знаю, зачем я это делаю. Возможно, чтобы запомнить… Запомнить на всю оставшуюся жизнь. Это крест, который навсегда останется на моей шее, напоминая своей тяжестью о роли, которую сыграли мы – люди в гибели этого мира.

Ускоряю шаг, догоняя вырвавшихся вперед друзей. Кажется, что в спину укоризненно уперлось множество мертвых детских глаз, а начавшие разлагаться губы тихонько шепчут обвинения в адрес человеческой расы. Подталкиваемый этими несуществующими взглядами и голосами я перехожу на бег.

Глава 21.

Друзей я похоронил на вершине холма.

Этот мир еще не видел могил. Но мы люди и поступаем так, как велит нам вера и обычай.

Стоя над двумя каменными холмами пытаюсь вспомнить строки молитвы. Они, как и я, в бога не верили, но сейчас, здесь, вдали от дома, в чужом враждебном мире, убившем тех, кто пришел его спасти, я чувствую необходимость этих слов.