Борьба за Дарданеллы, стр. 69

В сопровождении доктора и адъютанта он появился в штабе Вильмера на холмах Сувлы вскоре после полуночи и следующие два часа провел в ознакомлении с обстановкой на фронте. Никто не мог ему подробно рассказать о передвижениях британцев, но он решил наутро начать общее наступление по всему фронту от Текке-Тепе до Сари-Баира. Уже подошел отряд с Булаира, и в 4.00 командирам был отдан приказ приготовиться к атаке через полчаса. Они должны были продвинуться прямо к высотам, а потом ринуться в наступление на равнину Сувла по другую сторону.

Вот-вот наступит рассвет, а Текке-Тепе все еще был пуст. Британская 32-я бригада не сумела преодолеть свой путь так быстро, как надеялся Гамильтон в предыдущую ночь. Прошло семь часов, пока солдаты пробирались на ощупь сквозь густой кустарник, то и дело теряясь на извилистых козьих тропах. Только в 3.30 утра бригада собралась у подножия вершины. В 4.00 она наконец двинулась вперед, но опоздала на полчаса. Пока ведущая группа пробиралась вверх, турки ворвались на вершину и оказались над ними. Началась беспорядочная атака, и она погубила британцев. В течение нескольких минут все офицеры были убиты, батальон и штаб бригады рассеяны, а солдаты стали в диком беспорядке разбегаться. От интенсивного пулеметного огня вспыхнул кустарник, и солдаты, прятавшиеся в нем, были вынуждены выскакивать наружу, как кролики, охваченные дымом и пламенем. С восходом солнца Гамильтону, наблюдавшему с палубы «Трайада», предстало жуткое зрелище. Его солдаты тысячами мчались назад по равнине, а в 6.00, лишь через полтора часа после начала сражения, похоже, наступил полный коллапс. Были оставлены не только холмы, но некоторые солдаты в своем стремительном бегстве мчались без остановки до соленого озера и моря. «Среди боев на полуострове мое сердце очерствело, — писал он в ту ночь в дневнике, — но от страданий этой сцены оно чуть не разорвалось... Слова тут бесполезны».

Прошло еще два часа, пока турецкий огонь ослабел, и британцы стали собираться на линии посредине равнины. Гамильтон отправился на берег в поисках Стопфорда, который ночью высадился в месте, именуемом Гази-Баба, поблизости от оконечности северной части залива. «Мы нашли Стопфорда, — говорит он, — примерно в 400—500 ярдах к востоку от Гази-Баба. Он был занят с группой инженеров, которые руководили строительством защищающих от осколков жилищ для него самого и его персонала. Он был поглощен работой и сказал, что было бы неплохо сделать прочные убежища, поскольку нам, возможно, придется здесь долго сидеть... Что касается сегодняшнего утреннего разгрома, Стопфорд воспринял его весьма философски».

И тем не менее вежливый фасад в отношениях между этими двумя людьми не был нарушен. Поскольку штаб не имел сведений о положении на левом фланге на Киреч-Тепе, Гамильтон предположил, что было бы неплохо отправиться туда на разведку. Стопфорд согласился, но счел лучшим для себя оставаться в штабе и заниматься поступающими докладами. После этого Гамильтон вместе с адъютантом пошел пешком к холмам, а командир корпуса вернулся к строительству своих домиков.

Позже в этот же день Стопфорд послал одному из своих дивизионных генералов депешу, поздравляя того с проявленной стойкостью. «Больше ничего сегодня не предпринимайте, — добавил он, — если только неприятель не предоставит вам благоприятных возможностей».

Кемаль наблюдал за сражением с вершины холма позади линии фронта, и к полудню он был удовлетворен тем, что больше нечего опасаться со стороны британцев на фронте Сувлы. Но тут до него дошли тревожные новости с Сари-Баира: Аллансон захватил хребет и, очевидно, центр событий перемещается туда. В 15.00 Кемаль отправился на коне под палящим зноем и, заехав по пути в штаб Лимана, добрался до Чунук-Баира как раз перед наступлением ночи. Ситуация здесь все ухудшалась. Аллансон с его солдатами отошел, но на холме его позиции заняли другие британские войска. Свежий турецкий полк, который должен был подойти с Хеллеса, все еще не объявился, а войска на линии фронта были до некоторой степени деморализованы огнем британской артиллерии и непрерывным напряжением боя. Кемаль, проводивший на ногах уже четвертую ночь, сразу же приказал атаковать наутро 10 августа в 4.30. Офицеры запротестовали, уверяя, что у солдат нет сил, но Кемаль просто повторил свой приказ и отправился в одиночку на разведку вдоль линии фронта.

Это было последнее издыхание битвы, ее финальный спазм, которому предстояло решить вопрос в ту или иную сторону. В обоих лагерях солдаты сражались без сна три дня и три ночи, имея самый минимум воды и пищи. Окопы за их спиной были забиты убитыми и ранеными, а большинство из оставшихся в живых всматривались из своих убежищ в окружающее пространство сквозь пелену истощения. Они лежали на земле, ожидали и отвечали на приказы как роботы, тупыми механическими движениями. Они были готовы продолжать драться, но некоторые из них просто не осознавали, что делают. И конец кошмара, в котором они жили, становился для них более важным, чем мысль о победе. Весь день было так жарко, что вода стала казаться самой ценной в мире роскошью, даже более желанной, чем сон, и, когда мимо проходили мулы-водоносы, солдаты бежали к ним, чтобы лизнуть влагу на брезентовых мешках.

На Чунук-Баире окопы разделяли какие-то 30 метров, и ночью Кемаль тихо ввел в свою линию фронта два полка. Теперь все зависело от того, выстрелят ли британские пушки по этой массе сгрудившихся людей до того, как на рассвете они бросятся в атаку на запад.

Когда до рассвета оставалось еще несколько минут, Кемаль пробрался на нейтральную землю и тихо, проползая мимо них, произнес несколько последних слов напутствия своим солдатам: «Не спешите. Пропустите меня вперед. Подождите, пока я не подниму мой хлыст, а потом все вместе бегите вперед».

В 4.30 он встал между окопами воюющих сторон. Пуля ударила по его наручным часам, но он поднял хлыст и зашагал к британским траншеям. Спустя четыре часа на Сари-Баире не осталось ни одного солдата союзников.

Атака была более неистовой, чем на Сувле, более концентрированной и много более отчаянной, и большинство турок, которые в ней участвовали, были уничтожены на открытых склонах огнем британской артиллерии. Но им удалось отвоевать утраченные окопы, а к полудню 10 августа в руках британцев не осталось ни одной важной высоты на Сувле или в секторе АНЗАК. На мысе Хеллес сражение затихло окончательно.

Глава 15

Бои на Сувле — АНЗАК тянулись до последней недели августа, и, как это обычно бывало на Галлиполи, имели место, как минимум, два момента, когда британцы могли бы добиться перелома. 15 августа ирландские войска нанесли удар вдоль хребта Киреч-Тепе, где по случаю находился главный вражеский полевой склад боеприпасов. Лиман расценивал эту атаку как очень опасную. «Если бы, — писал он, — 15 и 16 августа британцы взяли Киреч-Тепе, они обошли бы с фланга всю 5-ю армию и могли бы добиться решающего успеха».

Но британцы не ставили перед собой такой грандиозной задачи. Эта атака была всего лишь удачной запоздалой мыслью Стопфорда, а армия настолько плохо снабжалась боеприпасами, что одно время солдатам приходилось отбиваться от турок камнями. И это длилось изо дня в день.

Затем 21 августа Гамильтон провел крупное наступление на гору Скимитар и гору 60 на юго-востоке равнины Сувла, а для этого с мыса Хеллес была переброшена 29-я дивизия. Солдаты воевали в необычном для этого времени года тумане, который покрывал завесой холмы и в начале битвы мешал работе британской артиллерии, а с наступлением дня загорелся кустарник, наполняя воздух едким дымом. По количеству участвовавших солдат это было крупнейшее из сражений, разыгранных в Галлиполийской кампании, и для того, чтобы остановить наступление союзников, в бой были брошены последние турецкие резервы. И все же в реальности вопрос был решен 10 августа, когда Кемаль отвоевал высоты Текке-Тепе и Чунук-Баира, а эти последние схватки были просто подтверждением факта, что с потерей элемента неожиданности проигрывается битва. Конфигурация фронта существенных изменений не претерпела.