Сокровище африканских гор, стр. 28

Охотника встретил слуга, который, выслушав, что хочет Гент, пошел в дом и вернулся с ответом: шейх просит гостя доктора пожаловать к нему.

Гент прошел в большую комнату, где было прохладно, сумеречно и уютно по-восточному; ряд диванов тянулся вокруг стен; в углу стоял маленький европейский письменный стол с креслом перед ним; пол и стены пестрели коврами. Абдул бен-Саид был худой, с серьезным, длинным лицом, медлительный человек, одетый в халат, цветной тюрбан и туфли, шитые золотом. Он вышел откуда-то из глубины дома и ласково приветствовал гостя.

— Здравствуй, милость Аллаха на тебя. Вчера слышал, что ты здесь. Откуда?

— Из Таборы.

— О! Разве Мирамбо нет там?

— Есть, Мирамбо развел большую панику.

— Как ты попал сюда?

— По Магалазари.

— Аллах! Путь был труден?

— Да ничего.

— Садись, принесут кофе, будем есть, пить.

Черный слуга принес угощение. Красный фарфоровый сервиз стоял на серебряном подносе; на другом подносе в узорных медных судках дымились плов, пирожки и яичница. Хозяин, как магометанин, не пил вина, но пил ром и ликер; то и другое, двух сортов, было заткнуто хрустальными с позолотой пробками.

— Может, хочешь чай?

— Нет, спасибо, люблю и кофе. А где ты покупаешь все это, европейское?

— Бисмаллах. Два раза в год посылаю караван, на берег за покупками.

Закусив и отпив полчашки очень крепкого кофе, Гент закурил сигару, предложенную хозяином, и приступил к делу:

— Здесь, в Уиджиджи, живет доктор, хороший большой человек.

— Знаю, бана! Он святой человек. Моя дочь была при смерти, доктор вылечил ее.

— Его обокрали.

— Ага! Это Шериф. Его все ругали, такой мерзавец.

— Да, да. Вот что, шейх Абдул, сюда скоро прибудет другой инглиз, бана Стэнли. Он придет с большим караваном, с платьем, оружием и товарами. Все это для доктора. Доктор — ученый человек, он изучает страну, ее реки и озера, не может кончить работу, потому что остался без людей, товаров и денег. Трудно сказать, когда придет Стэнли, но не раньше, наверное, как через месяц. Он идет из-за Мирамбо далекой, окружной дорогой.

— Будь проклят этот разбойник!

— Да будет по слову твоему. Пока что доктор нуждается, ему плохо.

— Правда плохо.

— Так вот, я пришел тебя просить доставлять доктору провизию и все, что ему нужно, пока не прибудет Стэнли. — Гент положил на поднос три крупных бриллианта, целое состояние. Абдул бен-Саид, знаток и любитель камней, бережно положил их на ладонь, отвел руку и прищурился; чудный чистый блеск алмазов погрузил араба в благоговейное созерцание. Он взвесил их на руке, потряс и опустил перед Гентом на стол.

— Хороши, — взволнованно сказал он и выжидательно посмотрел на охотника. — Сто тысяч пиастров каждый.

— Наверное! — Гент передвинул камни к арабу. — Один возьми себе, чтобы доктору не нуждаться, пока…

Сухое лицо араба приняло высокомерное выражение.

— Не надо.

— Возьми, я дарю его тебе.

— Это другой разговор. Спасибо за подарок. Доктор, раз ты об этом сказал, и так не стал бы нуждаться; сам он не говорит.

— Да, он горд.

— Может быть. Он спас мою дочь, и я не забуду этого.

— Прекрасно. Я понимаю тебя, а ты понимаешь меня. Теперь я буду просить о себе, друг!

— Проси чего хочешь.

— Вот что: через несколько дней я должен уехать отсюда. Все незнакомо мне в ваших местах, между тем мне нужно собрать надежный конвой, провизию, запас тканей для попутной торговли и достать хорошего проводника, чтобы пройти кратчайшим путем к Багамойо. Попроси, пожалуйста, кого знаешь из местных купцов или маклеров, чтобы через пять дней мне приготовили кладь, эскорт и животных; за это я даю тому человеку второй бриллиант.

— Баллах! Еще сто тысяч! Ты, верно, князь.

— Нет, — смеялся Гент, — я получил большое наследство.

— Наследство… а… — Араб с любопытством и уважением смотрел на охотника и задумался, попивая кофе.

— Все будет, — кратко заявил он, кончив свои соображения. — Мы достанем тебе таких воинов и стрелков, что каждый выйдет один на двоих. Будут лошади, ослы будут. Хаким бен-Тавиз, мой сводный брат, все устроит; я скажу ему. Товары… какие хочешь. Можно дать полотна, бус, ниток, пуговицы, проволоки. Будешь доволен.

— Теперь прощай! — Гент поднялся. — Спасибо!

Араб тоже встал.

— Стой, погоди, не уходи так, — значительно сказал он. Затем, обернувшись к стене, где висело оружие, окружая старинные щиты, покрытые золотым узором и надписями из Корана, снял дамасский кривой нож, оправленный в золото, сияющий жемчугом и лазурью. — Дед дал этот нож отцу, отец — мне, я дарю тебе. Смотри!

Шейх обнажил клинок; время и употребление не оставили на тусклой, серой стали никаких следов. Он был легок, звонок и остер, как бритва.

Затем, взяв узорные железные щипцы, которыми кладут уголь в кальяны, араб дал их Генту:

— Возьми, держи крепко.

Гент, вытянув руку, подставил щипцы. Клинок сверкнул веером, раздался сухой стук, и половина щипцов упала, как обрубок моркови. Гент подивился силе араба, но еще больше удивился, когда, осмотрев лезвие, не нашел малейших следов. Он дохнул на него — пятно сырости исчезло почти мгновенно.

— Дивная сталь, — сказал Гент. — Это мне?

— Да. Владей и порази врага своего.

— Спасибо! — И охотник спрятал подарок под блузу. — Я никогда не расстанусь с ним.

— Аллах слышит твои слова. Иди, и да будет тебе мир. Я тебя полюбил.

Напутствуемый всякими пожеланиями, Гент собрался уйти, но вспомнил нечто и задержался.

— Третий алмаз, шейх Абдул, ты употреби на возвращение доктора домой, если бана Стэнли не придет сюда.

— Хорошо, сделаю, как ты велишь.

XVIII. Прощание с Ливингстоном

Ливингстон обедал рано, и Гент, возвратясь, застал стол накрытым, а доктора — задумчиво прогуливавшимся перед террасой.

Ливингстон сказал:

— Хорошо, что вернулись: обед готов. Я все ходил и думал о ваших больших планах, мистер Гент! В самом деле, не виновато ли европейское общество в том, что путешественники в большинстве случаев до сих пор считаются как бы обреченными; что исследование пустынь Гоби, Сахары или Огненной Земли требует множества человеческих жертв; что бессовестные путешественники лгут, выдавая за факты смехотворные измышления или теории, не подкрепленные доказательствами очевидности? Правда, если бы один миллиард в год употреблялся исключительно на путешествия с научной целью, мы давно уже знали бы о земном шаре все, не исключая обоих полюсов. Мы заслужили право не быть мучениками, ведь все страны так или иначе заинтересованы в открытиях. Да, чем больше я думаю о возможностях, любезно открываемых вами, тем более сочувствую, восхищаюсь ими и, как только покончу с Нилом, войду с вами в прочное соглашение.

После обеда доктор и Гент отправились по Уиджиджи наблюдать нравы и осматривать поселение. Они прошли на рынок, где вокруг столов и корзин с товарами сидели под большими зонтиками продавцы — негры племени Ваджиджи, арабы и баниане, негры восточного берега. Здесь Гент увидел рыб Танганайки: сомов, салару, — толстую, мясистую рыбу, напоминающую видом и вкусом сазана; «чай», похожую на леща, с зеленой спиной и белым брюхом; «мвуро» — почти четырехугольной формы, с ужасно колючими плавниками; две породы голых, бесчешуйных рыб, красивых и пестрых: окуней и угрей.

На базаре было много яиц, коз, баранов, фруктов, овощей. Попадались корзины с устрицами и мелкими озерными раками.

Толпа обступила белых; доктора хорошо знали, но за Гентом ходило все время человек десять наиболее упорных любопытных. Их прически были самые разнообразные. Один совсем брил голову, другой пробривал широкие полосы, оставляя космы висеть над ушами; третий взбивал высокий волосяной гребень, четвертый заплетал волосы в множество косичек и сооружал из них башню.

Их руки были татуированы белыми волнистыми линиями и концентрическими дугами; сложная сеть волнистых и горизонтальных линий покрывала живот.