Дети из камеры хранения, стр. 56

— Две тысячи йен! — обмакнул купюры в рис с карри и вложил в ладонь Анэмонэ. Коричневые капли потекли по меховой куртке Анэмонэ. — Не шути со мной, шлюха!

Анэмонэ сунула купюры в тарелку и вытерла руку носовым платком. Подняв глаза, она увидела измазанного кровью лысого и громко вскрикнула. Одной рукой тот зажимал нос, другой опирался на стол, по его подбородку струилась кровь.

— Больно? — спросил здоровяк, и лысый согласно кивнул. Подошли встревоженные работники ресторана.

— Ничего серьезного, он поскользнулся в туалете и разбил нос, скоро пройдет.

Лысый кивком подтвердил его слова, после чего сел напротив Анэмонэ и принялся есть оставленный на столе рис с карри. Двумя пальцами он достал две испачканные соусом банкноты, с удивлением рассмотрел их и расхохотался. С каждым раскатом хохота его нос содрогался, и капли крови капали в тарелку.

— Впер-вы-ые приходится есть карри с день-гаа-ми.

Анэмонэ вышла из ресторана. Обернувшись, она увидела, как двое мужчин заливаются смехом, тыча пальцами в купюры.

Она прошла мимо автостоянки, забитой грузовиками. Те двое за ней не пошли. Анэмонэ села в свою машину и нажала педаль, но оказалось, что бензин кончился, пришлось заправляться. Примерно через час она услышала новую песню Хаси: «Я свел тебя с ума, и ты знаешь, что наш роман только начинается. Я свел тебя с ума».

Солнце поднималось все выше, и отблески мерцали на поверхности дороги. Когда Анэмонэ доставала из сумочки солнечные очки, сзади послышался гудок. Анэмонэ удивленно посмотрела в зеркало заднего вида и обнаружила, что почти вплотную за ней едет трейлер. Он был такой огромный, что ей не удалось разглядеть лицо водителя. Видна была только решетка бампера. Анэмонэ нажала на газ. Теперь она разглядела лица сидевших в трейлере: двое из ресторана. Лысый сжимал в руках руль.

Голова у него была перевязана, рубашка в крови. Анэмонэ опустила стекло и дала знак проезжать. В ответ раздалось мощное, напоминающее насмешку, гудение клаксона. Расстояние между машинами уменьшилось.

— Успокойся, — сказала она себе, — не то на следующем подъеме «бронко» потеряет управление и во что-нибудь врежется.

Долгий спуск казался ей бесконечным. Она понятия не имела, что задумали те двое, но решила, что безопаснее ехать помедленней и снизила скорость до тридцати километров. Трейлер тоже притормозил, теперь дистанция между ними была метров в сто. Некоторое время они ехали на таком расстоянии, потом трейлер начал постепенно увеличивать скорость. Анэмонэ нажала на газ, но слишком поздно: они с улюлюканьем и громким гудением пронеслись мимо, успев зацепить крыло ее машины. От удара она выпустила руль, потом снова схватила его, вывернула влево и одновременно нажала на тормоз. Машину развернуло, и тут же раздался скрежет о бетонные плиты. Сжав зубы, Анэмонэ повернула руль, чтобы выехать на проезжую часть, но посмотрев в зеркальце заднего вида, закричала:

— Гариба!

Багажник был открыт, крокодила в нем не было. Анэмонэ резко нажала на тормоза, развернулась и поехала по автостраде в обратную сторону. Наконец Анэмонэ выбралась из машины и с криком побежала по автостраде: она увидела Гарибу, лежащего на спине прямо посреди дороги. Мимо, сотрясая землю, несся поток автомобилей. Когда она подошла, крокодил, онемевший от удара и холода, совершенно неподвижно лежал на белой разделительной полосе.

— Гариба! — закричала она, и он слегка качнул хвостом.

— Ничего страшного, Гариба, ничего страшного, — бормотала она.

Кожа у него была жесткой, и весил он под тонну.

Что ей теперь делать? Она продолжала звать его, и Гариба крутил хвостом, пытаясь подняться. Изогнув бледный морщинистый живот, он сучил лапами по воздуху, чтобы найти какую-нибудь точку опоры и перевернуться. Проезжавшие автомобили огибали неожиданную преграду. Крокодил поджал хвост и изогнулся, как ярмарочный борец. На боку у него зияла рана, из нее сочилась кровь. Он высоко поднимал хвост и бил им по асфальту, пытаясь перевернуться. После нескольких безуспешных попыток это ему удалось. Он осмотрелся по сторонам и направился в заросли кустов, растущих у обочины. Должно быть, почувствовал запах травы, а автострада, содрогавшаяся от проносящихся машин, его пугала. В воздухе стоял запах бензина.

Анэмонэ присела на обочине, и вдруг ее пронзило непонятное чувство при виде несчастного животного, которое медленно пыталось сползти с автострады и скрыться в кустарнике. Это чувство пронзило ее от подошв до самой макушки, и она задрожала. «Как было бы здорово, — подумала она вдруг, — если бы сейчас пошел дождь». Ей было невыносимо смотреть на чистое, голубое полуденное небо над головой. Трейлеров становилось все больше. Каждый из них, проносясь мимо, обдавал

Анэмонэ порывами ветра, и она вскрикивала, потому что боялась трейлеров. Ей показалось, будто она превратилась в муравья и сейчас что-то огромное, гораздо большее, чем трейлер, раздавит ее. Она заплакала:

— Мамочка, помоги!

Вдруг с другой стороны автострады она услышала громкий удар и увидела взлетевшее в небо тело Гарибы. Еще в воздухе крокодил развалился пополам. Голова его упала в кусты, а тело снова взлетело в воздух, подброшенное очередным проезжающим трейлером. Кровь из останков крокодила вытекала на автостраду ровными струйками.

ГЛАВА 21

На крыше фургона, в котором ехали четверо новых заключенных и два охранника, лежал шест из фибергласса. Охранники обсуждали рыбалку в последний выходной, когда им удалось поймать с дюжину форелей.

— Послушай, вертухай, — вдруг заговорил один из арестантов с напомаженными волосами. Охранники прервали беседу и с недовольным видом уставились на парнишку. — Извини, что обозвал тебя вертухаем. Мы привыкли так называть наших воспитателей в колонии. Неужели и в тюрьме примешивают к рису ячмень? Дело в том, что я на дух не выношу запаха ячменя.

Охранники переглянулись и расхохотались. Парень с напомаженными волосами тоже засмеялся, но потупился, когда охранники, не произнеся ни слова, отвернулись от него.

На площадке перед входом в исправительную колонию возвышалось несколько пальм, среди которых стояла бронзовая скульптура двух мужчин с молотами в руках, с высеченной на постаменте надписью: «Памятник надежде». Двор был тщательно выметен, и хотя в здании было очень мало окон, тюрьма вполне могла сойти за провинциальный заводик. Когда молодые люди уже собирались войти в здание, один из охранников протянул руку к фиберглассовому шесту, который Кику держал в руке.

— Куваяма, я оставлю это у себя. Не забудь отметить в описи, понял?

Кику кивнул.

— Почему не отвечаешь, Куваяма?

— Я все понял, — тихим голосом ответил Кику. Четверо новых заключенных прошли в здание.

— Вам не кажется, что оно напоминает больницу? — пробормотал парень с напомаженными волосами, но никто на его слова не отреагировал.

Под присмотром охранников они поднялись по лестнице и оказались перед дверью с табличкой «Начальник тюрьмы». В большой, ярко освещенной комнате на диване сидели трое. Худой мужчина в очках и помятом костюме просматривал какие-то документы. Рядом с ним пожилой мужчина в синем морском мундире курил сигарету без фильтра. Третий, толстяк, сидевший в углу дивана, снял ботинки и потирал ступни. Один из охранников торжественно объявил:

— Пополнение прибыло.

Худой мужчина в костюме медленно поднял голову, а толстяк крякнул и принялся натягивать ботинки.

— С сегодняшнего дня будете отбывать здесь назначенный вам срок. Меня зовут Тоса, я — начальник исправительной колонии. Хочу сразу же предупредить, что вас поместили сюда не для того, чтобы наказать, а для того, чтобы помочь вернуться к нормальной жизни. В этом и состоит наша первоочередная задача. Вы все совершили преступления в первый раз, поэтому не являетесь закоренелыми преступниками. Вас ожидают здесь всевозможные профессиональные курсы, общеобразовательные программы, заочное обучение, клубная деятельность, занятия физкультурой, культуpные мероприятия, чтобы помочь вам выйти на широкую дорогу жизни. Советую приспособиться к правилам тюремной жизни и поддерживать нормальные отношения с сокамерниками, чтобы как можно скорее вернуться к своим родным. На этом все.