Послемрак, стр. 24

– Беги!!! – кричим мы, не помня себя. Позабыв главный принцип Закона нейтрального созерцания. Разумеется, Эри не слышит. И все же, почуяв неладное, срывается с места и куда-то бежит. Вероятно, к дверям. Ее фигурка исчезает из телевизора. Экран раскалывают поперечные полосы, изображение темнеет с каждой секундой. Точно в предсмертной судороге, кинескоп сжимает картинку до маленького окошка – и комнату затапливает вязкая черная мгла. Информация превращается в My [17], пространство теряет измерения, смысл распадается, мир исчезает. И остается лишь бесчувственная тишина.

Другая комната, другие часы. Круглый циферблат на стене. Стрелки показывают 4:31. Мы – на кухне у Сиракавы. Сам Сиракава, ослабив галстук и расстегнув ворот сорочки, сидит в одиночестве за столом и поглотает йогурт. Без блюдца, без стакана – зачерпывает ложечкой из пластмассовой банки и отправляет в рот.

На столе включен портативный телевизор. Рядом с йогуртом – пульт дистанционного управления. В телевизоре – океанское дно. Странной формы животные ползают туда-сюда по экрану. Красавцы и уроды. Хищники и вегетарианцы. Те, кто жрет, – и те, кого пожирают. Маленькая исследовательская субмарина, последнее слово «хай-тека». Мощные прожекторы, выносные камеры на ловких манипуляторах. Научно-популярная передача «Жители подводного мира». Звук выключен. Облизывая ложку, Сиракава пристально смотрит в экран. Однако мысли его заняты совершенно другим. Он думает о взаимосвязи Процесса и Мысли. Мысль порождает Процесс – или из Процесса рождается Мысль? Глаза его направлены в телевизор, но смотрят на что-то другое, далеко за экраном. В километре или двух отсюда.

Наконец он оборачивается к часам на стене. Стрелки показывают 4:33. Секундная стрелка плавно бежит по циферблату. Мир неустанно несется вперед. Причины без остановки рождают следствия, которые оборачиваются очередными причинами. Эта логика не прерывается ни на секунду. По крайней мере, пока.

15

Телевизор показывает «Жителей подводного мира». Но теперь уже не в кухне у Сиракавы. Экран гораздо больше. Это – телевизор в номере отеля «Альфавиль». Мари и Букашка сидят перед ним в мягких креслах. На носу у Мари очки. Ее джемпер и сумка сложены на полу. Букашка, устав от жителей подводного мира, берет пульт и переключает каналы один за другим. Но в такой ранний час ничего интересного не показывают. Она вздыхает и выключает телевизор.

– Ну что, – говорит Букашка. – Совсем сонная? Легла бы подрыхла. Каору-сан в резервном уже два часа храпит.

– Да я пока спать не очень хочу, – отвечает Мари.

– Ну тогда, может, чаю? – предлагает Букашка.

– А это удобно?

– Чаю тут – хоть залейся. Пей сколько влезет.

На столе стоит стандартный набор – термос, чашки, пакетики с зеленым чаем. Букашка наливает из термоса кипятку, бросает в воду пакетики и готовит чай на двоих.

– А вам еще долго тут сидеть? – спрашивает Мари.

– Мы с Кашкой на пару вкалываем, с десяти вечера до десяти утра. Утром клиенты разъедутся, уберем в номерах – и по домам. А до того и подрыхнуть можно.

– Долго уже тут работаете?

– Да уж скоро полтора года. Обычно на этой работе так долго не задерживаются…

Мари задумывается, потом спрашивает:

– А можно личный вопрос?

– Валяй. На что смогу – отвечу.

– А обижаться не будете?

– Не буду, не буду…

– Вы сказали, что свое настоящее имя вам «пришлось выкинуть»…

– Ну да… Сказала.

– Но почему?

Букашка выкидывает в пепельницу чайный пакетик и ставит перед Мари чашку с чаем.

– Потому что с настоящим стало страшно по земле ходить. Долгая история… Короче, скрываюсь я. Кое от кого.

Она отхлебывает чаю.

– Ты, может, не в курсе, но на всякий случай запомни. Если вдруг приспичит от кого-то скрываться – нанимайся уборщицей в «лав-отель». Понятно, что горничная в «рёкане» [18] больше получает, да и клиенты на чай дают… Но в «рёкане» приходится людям на глаза показываться, разговаривать с кем попало. А тут ни с кем общаться не надо. Работаешь по ночам, никто тебя не видит. Всегда есть где поспать. При найме никакой ерунды не требуют – ни послужного списка, ни рекомендательных писем. Имя спросят – честно ответишь: «С именем проблемы». «Ну и ладно, – скажут тебе. – Тогда будешь Букашкой». А куда им деваться? У них же вечно рук не хватает. В общем, тех, кому есть что скрывать, на этой работе – как грязи…

– И поэтому долго никто не задерживается?

– Точно. Будешь на месте сидеть – рано или поздно примелькаешься. Вот и кочуешь по всей стране. От Окинавы до Хоккайдо нет ни одного городишка без «лав-отелей». Так что работы всегда хватает. Где я только не скиталась! И только здесь надолго прижилась… Каору-сан – хороший человек.

– И давно вы скрываетесь?

– Давно. Уж три года скоро.

– И все три года этой работой занимались?

– Ну да. Только в разных местах.

– А что же, те люди… ну, от кого вы убегаете… действительно такие страшные?

– Не то слово. Они не люди. Звери – они звери и есть. Но больше ты меня ни о чем не спрашивай, ладно? Это уже мои секреты.

Обе надолго замолкают. Букашка, прихлебывая чай, смотрит в мертвый телеэкран.

– А раньше вы чем занимались? Ну, то есть, до того, как убегать начали?

– В конторе служила. Сразу после школы устроилась в одну торговую фирму в Осаке. С девяти до пяти бумажки перекладывала. В униформе. Лет мне столько же было, сколько тебе сейчас. Как раз тогда землетрясение в Кобэ случилось [19]. До сих пор вспоминаю как страшный сон. И вот, сразу после этого… Предложили мне кое-что. Сперва думала – ерунда, немножко не страшно. А когда опомнилась, уже увязла, как в болоте. Ни вперед, ни назад… В общем, однажды я на работу не вышла и домой не вернулась. С тех пор и бегу.

Мари молча смотрит Букашке в лицо.

– Слушай, извини, – говорит Букашка. – Как, говоришь, тебя зовут?

– Мари, – говорит Мари.

– Так вот, Мари-тян… Это лишь кажется, что земля у нас под ногами твердая и крепкая. Оглянуться не успеешь, а ты уже в трещину провалилась. Один раз провалишься – обратно уже не выбраться. Так и живи под землей в одиночку, пока не помрешь…

Букашка задумывается над тем, что сказала. И, соглашаясь, кивает.

– Хотя, конечно, можно сказать, что я просто слабая. Слабая – вот и потащило меня по жизни, как бревно по реке. Нет бы где-нибудь остановиться, нащупать ногами дно, своей дорогой пойти. Да вот не смогла… Ох, ладно… Что я тебе тут проповеди читаю.

– Но что же будет, если вас найдут? Те, от кого вы убегаете?

– Что будет? Не знаю… Стараюсь об этом не думать.

Мари молчит. Букашка берет пульт от телевизора и в прострации давит на кнопки каналов. Но телевизор не включает.

– Каждое утро после работы как залезу в постель – в голове одно и то же. Господи, сделай так, чтобы я не просыпалась. Чтобы спала себе и спала целую вечность. Чтобы не надо было ни о чем думать… Только сны все равно приходят. Всегда одни и те же. О том, как я убегаю, а меня ловят, хватают и куда-то ведут. А потом засовывают в какой-то ящик, что-то вроде холодильника, и закрывают крышку. И тут я просыпаюсь. Вся пижама от пота мокрая, хоть выжимай… Засну – убегаю, проснусь – опять убегаю. Нигде отдохнуть не выходит. Только и расслабляюсь немного здесь, когда чай пью да с Кашкой и Каору-сан болтаю про всякие глупости… Они ведь тоже ничего не знают. Ты – первая, кому я вообще рассказала.

– О том, что скрываетесь?

– Угу. Хотя они-то, наверное, догадываются… Пауза.

– Ты мне веришь? – вдруг спрашивает Букашка.

– Верю.

– Правда, что ли?

– Конечно.

– А может, я тебе всякий бред на голову вываливаю? Почем ты знаешь? Ты ж меня только сегодня встретила.