Кафка на пляже, стр. 113

Поднимаясь в гору, я все-таки обернулся. Не послушал совета – но не посмотреть назад я не мог. Отсюда еще можно было взглянуть на городок. Дальше за стеной деревьев уже ничего не было видно, она закрывала от меня этот мир, скорее всего – навсегда.

На улицах так никто и не появился. Внизу бежит живописная речушка, домики выстроились рядами, вкопанные через равные промежутки электрические столбы отбрасывают на землю густые тени. На миг я застыл на месте. Надо вернуться, и пусть будет что будет. Побыть там хотя бы до вечера. А вечером явится девушка с рюкзаком. Она всегда на месте, когда мне нужно. Я вдруг почувствовал, как жжет в груди, и меня, будто мощным магнитом, потянуло назад. Ноги точно налились свинцом. Стоит пройти еще немного, миновать это место, и я никогда больше ее не увижу. Я остановился, заметив, что не чувствую хода времени. Попробовал было окликнуть солдат впереди, сказать им: «Пойдем обратно. Я остаюсь». Но голос пропал. Все слова умерли.

Пустота зажала меня с двух сторон. Я перестал различать, что правильно, а что – нет. Не понимал даже, чего хочу. В одиночку оказался в самом сердце жестокой песчаной бури. Такой сильной, что нельзя разглядеть и кончики пальцев на вытянутой руке. Я не мог сдвинуться с места. Белый, как истолченные в порошок кости, песок засыпал меня с головой. Но тут откуда-то послышался голос Саэки-сан: «И все же тебе надо возвращаться, – четко прозвучали ее слова. – Я так хочу. Хочу, чтобы ты был здесь».

Морок развеялся. Я опять слился в единое целое. По жилам снова заструилась теплая кровь. Та самая, которую уступила мне она. Ее последние капли. Еще миг – и я сделан шаг вперед и стал догонять солдат. Тропинка сделала поворот, и скрытый в котловине мирок исчез из вида. Его поглотила расщелина между снами. Теперь я целиком сосредоточился на том, как пробиться сквозь лес. Не потерять дороги. Не сбиться с пути. Это было важнее всего.

Вход был еще открыт. До сумерек оставалось еще порядочно. Я поблагодарил провожатых. Они сняли винтовки и снова устроились на большом плоском камне. Долговязый принялся жевать травинку. Солдаты дышали ровно, будто и не было марш-броска по пересеченной местности.

– Про штык не забудь, – сказал долговязый. – Всаживаешь во врага, проворачиваешь. Резко так. Кишки – в клочья. А не то с тобой так сделают. Такие уж порядки там, по ту сторону.

– Ну, не всё же так, все-таки, – заметил коренастый.

– Конечно, – согласился долговязый и кашлянул. – Я всегда только о плохом говорю.

– И еще очень трудно определить, где добро, а где зло, – подхватил коренастый.

– Но без этого нельзя, – сказал долговязый.

– Наверное, – отозвался коренастый.

– И еще. Как отойдешь, больше не оглядывайся, пока до самого места не доберешься, – предупредил долговязый.

– Это очень важно, – поддержал его коренастый.

– Там еще как-то обошлось, – сказал долговязый. – Но сейчас я серьезно: не оборачивайся, пока не дойдешь.

– Ни в коем случае, – добавил коренастый.

– Понял, – сказал я. Еще раз сказал им спасибо и попрощался: – Счастливо оставаться.

Солдаты поднялись со своего камня и, щелкнув каблуками, отдали мне честь. Наверное, мы больше никогда не увидимся. Я это знал. Знали это и они – и так прощались со мной.

Почти не помню, как я добрался до хижины Осимы. Всю дорогу, пробираясь сквозь чащу, я думал о чем-то другом, но с пути не сбился. В памяти осталась лишь смутная картина: на тропинке валяется брошенный рюкзак, я почти инстинктивно нагибаюсь и подбираю его. Потом компас, топорик, баллончик с краской. Еще помню желтые отметины, которые я ставил на деревьях. Они напоминали яйца, отложенные гигантским мотыльком.

Выйдя на полянку, где стоял домик, я посмотрел в небо. И тут до меня дошло: природа вокруг полна свежими сочными звуками. Птичьи голоса, журчание ручья, шелест листьев на ветру – сами по себе слабые и незаметные, звуки эти как бы заново, по-дружески обрушились на меня. Казалось, все это время уши были заткнуты ватой. Звуки смешивались, переплетались, однако можно было четко различить каждый. Я взглянул на часы. Они шли! На зеленом дисплее засветились цифры, отсчитывая секунду за секундой как ни в чем не бывало. Часы показывали 4:16.

Я вошел в дом и, не раздеваясь, повалился на кровать. После марш-броска через лес тело настойчиво требовало отдыха. Я устроился на спине и закрыл глаза. Пчела отдыхает на оконном стекле. Руки девушки в утреннем свете переливаются, словно вылепленные из фарфора. Ее голос: «Да это я так, к примеру».

– Смотри на картину, – говорит Саэки-сан. – Как я.

Сквозь тонкие пальцы девушки струится белоснежный песок времени. Волны тихо разбиваются о берег. Поднимаются, накатывают и отступают. Поднимаются, накатывают, отступают. Сознание уплывает, словно его засасывает в какой-то полутемный коридор.

Глава 48

– Дела… – повторил парень.

– Ничего особенного, Хосино-тян, – церемонно протянул кот. Зверь был мордастый и, как показалось Хосино, уже не молодой. – Вам тут одному не скучно? День-деньской с камнем разговоры разговаривать?

– Что это ты по-человечьи заговорил?

– Вовсе даже не по-человечьи.

– Что-то я не пойму. А как же тогда мы с тобой разговариваем? Кот и человек?

– На общем языке, который на грани миров. Только и всего.

Парень задумался и пробормотал:

– Грань миров? Общий язык?

– Не понимаешь? Ну и ладно. Долго объяснять, – сказал кот, презрительно дернув хвостом.

– Послушай, а ты, часом, не Полковник Сандерс?

– Какой еще полковник? – сердито пробурчал кот. – Не знаю такого. Я – это я и никто другой. Обыкновенный уличный кот.

– А имя у тебя есть?

– Уж что-что…

– И как же тебя зовут?

– Тунец, – сконфузился кот.

– Тунец? Из которого суси делают?

– Ну да. Я тут в одной сусичной по соседству кормлюсь. Еще там есть собака. Так ее прозвали Тэкка *.

– Ты вроде знаешь, как меня зовут?

– Ты же у нас знаменитость, Хосино-тян, – еле заметно улыбнулся черный кот. Хосино впервые видел улыбающегося кота. Но улыбка тут же пропала, и по кошачьей морде снова расплылось смирение и покорность судьбе.

– Кошки все знают, – продолжал кот. – И то, что Наката-сан вчера умер, и то, что у тебя здесь ценный камень лежит. Мне в округе все известно. Я уже порядочно здесь живу.

– Хм… – Хосино стало интересно. – А чего мы всё на ходу-то? Может, зайдешь, Тунец-сан?

Не слезая с перил, кот покачал головой:

– Не-е… Мне и здесь хорошо. Там у тебя как-то не очень. Погода хорошая. Давай лучше здесь поговорим.

– Да мне в общем-то все равно, – согласился парень. – Может, ты голодный? Хочешь чего-нибудь?

Кот опять покачал головой:

– Позволю себе заметить, с пропитанием у меня проблем нет. Меня больше волнует, как бы не растолстеть. В сусичной много рыбы ем, холестерин накапливается. Знаешь, как с лишним весом лазить тяжело?

– Слушай, Тунец-сан, а ты ко мне по делу или как?

– Вроде того, – ответил кот. – Чую, попал ты в переделку. Один остался, да еще с этим мудреным камнем возиться приходится.

– Да уж. Твоя правда. Ни туда ни сюда.

– Вот я и подумал, может, помогу чем.

– Спасибо. Не откажусь, – поблагодарил Хосино. – Как говорится, на тебя одна надежда.

– Все дело в камне, – сказал кот Тунец и дернулся, отгоняя навязчивую муху. – Надо его на место вернуть – и ты свое дело сделал. Можешь отправляться куда хочешь. Разве не так?

– Угу. Стоит только вход закрыть и всем разговорам конец. Как говорил Наката, раз открытое должно быть закрыто. И все.

– Вот я тебе и объясню, что делать надо.