К югу от границы, на запад от солнца, стр. 29

Выйдя из офиса, я зашагал по Аояма и заглянул в кафе, где мы часто пили кофе с Симамото. Достал книгу и читал, пока не надоело, потом опять вернулся мыслями к ней. Вспомнилось, как достав сигарету из пачки «Сэлема», она подносит к ней зажигалку, как беспечно поправляет челку, как чуть наклоняет голову, когда смеется. Больше сидеть одному было невмоготу, и я решил прогуляться до Сибуя. Мне нравилось бродить по улицам, разглядывать дома и магазины, наблюдать за людьми. Нравилось передвигаться по городу на своих двоих. Но сейчас вокруг было тоскливо и пусто. Казалось, здания потеряли форму, деревья поблекли, люди утратили живые чувства, лишились мечты.

Я забрел в полупустой кинотеатр и вперился в экран. Когда фильм кончился, вышел на улицу. Уже вечерело. Съел что-то в первом попавшемся ресторане. Площадь перед вокзалом затопили потоки служащих, спешивших домой с работы. Одна за другой в ускоренном темпе, как в старом кино, подлетали электрички, проглатывали толпившихся на платформах людей и уносились. Здесь десять лет назад я и заметил Симамото. Сколько времени прошло! Мне тогда было двадцать восемь, я еще не женился. А Симамото еще хромала. На ней был красный плащ и большие солнечные очки. С вокзальной площади она пошла к Аояма. Казалось, это было тысячу лет назад.

И вот опять все встало у меня перед глазами. Предновогодняя толчея, походка Симамото, каждый угол, который мы огибали, затянутое облаками небо, бумажный пакет из универмага у нее в руке, чашка кофе, к которой она так и не притронулась, рождественские песни... Ну почему я не окликнул ее? Я задавал себе этот мучительный вопрос снова и снова. Ничто меня не связывало, мне нечего было тогда терять. Я мог крепко прижать ее к себе, и мы бы ушли вместе. Куда? Да какое это имеет значение! Что бы там ни было у Симамото, каковы бы ни были обстоятельства, мы наверняка бы все преодолели. Но я не воспользовался этим шансом, потерял его навсегда в тот момент, когда меня схватил за руку тот таинственный незнакомец средних лет, а Симамото села в такси и укатила неизвестно куда.

Я вернулся на Аояма совсем вечером, в переполненном метро. Пока сидел в кино, погода испортилась — на небо наползли тяжелые, пропитанные водой тучи, которые могли прохудиться в любую минуту. Я был без зонтика и в том же наряде, в каком утром ушел в бассейн, — в куртке яхтсмена, джинсах и кроссовках. По идее, надо было забежать домой переодеться — обычно я появлялся в своих заведениях в костюме — но я решил, что и так сойдет. Один раз можно и без галстука обойтись. Вреда не будет.

С семи часов зарядил дождик. Настоящий осенний — тихий, затяжной. Сначала, как обычно, я заглянул в бар, посмотреть, как дела. Там все переделали, как я хотел, до мельчайших деталей. Не зря планы рисовал и торчал там все время, пока строители работали. Бар сделался гораздо уютнее, удобнее. Эффект от мягкого освещения усиливала музыка. В глубине помещения устроили отдельную кухню. Я нанял классного повара, с которым мы составили меню из довольно простых, но оригинальных . блюд. Никаких излишеств. Такое мог приготовить только настоящий мастер. В конце концов, все это лишь закуска под выпивку, и нельзя заставлять людей тратить на нее много времени. Меню каждый месяц придумывали новое. Отыскать такого повара было нелегко, но я все-таки нашел, хотя обходился он мне дорого. Гораздо дороже, чем я рассчитывал. Впрочем, он стоил таких денег, и я был доволен. Клиенты, похоже, — тоже.

В начале десятого я прихватил зонтик и направился в «Гнездо малиновки». А в половине десятого туда явилась Симамото. Странно: она всегда выбирала для своих визитов тихие дождливые вечера.

14

На ней было белое платье, а поверх него — свободный темно-синий жакет. На воротнике брошка — маленькая серебряная рыбка. Платье самое простое, без украшений, но на Симамото оно смотрелось сногсшибательно. С тех пор как мы встречались в последний раз, она немного загорела.

— Я думал, мы больше не увидимся, — сказал я.

— Ты так каждый раз говоришь, когда меня видишь, — рассмеялась она, усаживаясь, как прежде, рядом со мной на табурет и кладя руки на стойку. — Но я же тебе записку оставила, что какое-то время меня не будет.

— Какое-то время -понятие относительное. Особенно для того, кто ждет, — заметил я.

— Но ведь бывает, по-другому и не скажешь.

— «Бывает» — тоже довольно абстрактное словечко.

— Пожалуй, ты прав. — На лице Симамото появилась ее привычная улыбка, напомнившая легкий порыв ветерка, прилетевший откуда-то. — Извини. Не хочу оправдываться, но я в самом деле ничего не могла сделать. Не было у меня других слов.

— Чего ж тут извиняться? Ведь я тебе говорил: это бар. Когда хочешь, тогда и приходишь. Я к этому привык. Не обращай внимания — это я так, про себя.

Симамото заказала бармену коктейль и пристально посмотрела на меня.

— Что это ты сегодня так оделся, по-домашнему?

— Пошел утром в бассейн и не переоделся. Времени не хватило, — ответил я. — Но так тоже, по-моему, неплохо. Я так больше на себя похож.

— И выглядишь моложе. Тридцать семь тебе никак не дашь.

, — И тебе.

— Но и двенадцать не дашь.

— Двенадцать не дашь, — повторил я за ней.

Бармен подал Симамото коктейль. Она сделала глоток и мягко прикрыла глаза, будто стараясь разобрать какие-то едва слышные звуки. Я увидел у нее над веками все те же маленькие складочки.

— Знаешь, Хадзимэ, как я ваши коктейли вспоминала? Так хотелось! У тебя здесь они какие-то особенные получаются.

— Ты куда-то ездила? Далеко?

— Почему ты так подумал? — спросила Симамото.

— Ты так выглядишь... — сказал я. — За тобой будто шлейф тянется... Из долгих дальних странствий возвратясь...

Симамото подняла на меня взгляд и кивнула.

— Я долго... — начала было и осеклась, точно вспомнила что-то. Казалось, она пытается подобрать слова и не находит их. Закусила губу и снова улыбнулась. — Все равно. Прости, пожалуйста. Надо было, конечно, как-то дать о себе знать. Но мне хотелось, чтобы некоторые вещи оставались такими, какие есть. Замороженными в том же виде. Приду я сюда или не приду... Приду — значит, я здесь. Не приду — выходит, я где-то в другом месте.

— И никогда посередине?

— Никогда, — заявила Симамото. — Потому что посередине ничего нет.

— А там, где посередине ничего нет, нет и самой середины, — объявил я.

— Совершенно верно.

— Иначе говоря, где нет собаки, не может быть и конуры?

— Точно, — сказала она и насмешливо взглянула на меня. — Должна сказать, у тебя оригинальное чувство юмора.

Музыканты заиграли «Несчастных влюбленных». Они часто исполняли эту вещь. Какое-то время мы сидели, молча слушая музыку.

— Вопрос можно?

— Конечно, — сказал я.

— Какая у тебя связь с этой мелодией? — поинтересовалась Симамото. — Я заметила, когда ты здесь, они всегда ее играют. Обязательный номер программы?

— Я бы не сказал. Просто ребята хотят сделать мне приятное. Знают, что она мне нравится, вот и играют.

— Замечательная вещь.

— Очень красивая, — кивнул я. — И непростая. Я это понял, когда несколько раз ее послушал. Не каждый музыкант такое сыграет. «Несчастные влюбленные». Дюк Эллингтон и Билли Стрэйхорн. Старая уже. 1957 год, по-моему.

— Интересно, а почему она так называется — «Несчастные влюбленные»?

— Ну, имеются в виду влюбленные, которые родились под несчастливой звездой. Не повезло людям, понимаешь? В английском языке специальное слово есть — «star-crossed». Это о Ромео и Джульетте. Эллингтон и Стрэйхорн написали сюиту для шекспировского фестиваля в Онтарио, и «Влюбленные» — одна из ее частей. Первыми ее исполнили Джонни Ходжес — он на альт-саксофоне был за Джульетту, а Пол Гонсалвес на тенор-саксе за Ромео.

— Влюбленные, родившиеся под несчастливой звездой, — проговорила Симамото. — Будто про нас сказано.

— Мы с тобой что — влюбленные?

— А разве нет?