Хроники Заводной Птицы, стр. 163

– Никуда я не побегу, – сказал я Кумико. – Я заберу тебя отсюда.

Я поставил стакан на пол, надел шерстяную шапочку и, сжав покрепче биту, которую держал между колен, медленно направился к двери.

37. Всего-навсего настоящий нож

•

Давнее пророчество

Освещая себе дорогу и стараясь двигаться бесшумно, я направился к двери. Правая рука сжимала биту. И тут снова застучали – два удара, пауза, опять два удара – на этот раз еще сильнее и резче. Я вжался в стену возле самой двери и, затаив дыхание, стал ждать.

Стук больше не повторялся, и в номере воцарилась полная тишина, будто ничего и не было. Однако я чувствовал, что за дверью кто-то есть. Он стоял так же, как и я, не дыша и напрягая слух, пытаясь уловить чужое дыхание, биение сердца или движение мысли. Я как мог сдерживал дыхание, чтобы не вызвать ни малейшего колебания воздуха. Меня здесь нет, говорил я себе. Меня здесь нет, меня вообще нигде нет.

Замок открылся. Неизвестный двигался осторожно, растягивая каждое движение. Сопровождавшие их звуки как бы дробились на мелкие бессмысленные осколки. Повернулась ручка, еле слышно скрипнули дверные петли. Сердце в груди колотилось все чаще. Я попытался как-то успокоить его, но ничего не вышло.

В комнату кто-то вошел, и воздух чуть всколыхнулся. Я весь сжался – все пять чувств обострились, чтобы ощутить присутствие чужака: инородную смесь запахов теплой одежды, сдерживаемого дыхания и возбуждения, скрытого в молчании. А вдруг у него нож? Очень может быть. Сразу вспомнился яркий серебристый проблеск в темноте. Почти не дыша, притаившись, я еще сильнее стиснул биту в руках.

Войдя, неизвестный затворил дверь и повернул замок. Встав к двери спиной, он старался разглядеть в комнате хоть что-нибудь. Мои руки, крепко державшие биту, стали мокрыми от пота. Захотелось вытереть ладони о брюки, но любое лишнее движение могло оказаться роковым. Я вспомнил скульптуру птицы в саду заброшенного дома Мияваки и, чтобы не выдать своего присутствия, слился с ней в единое целое, перенесясь туда, в залитый слепящим солнечным светом летний сад, и устремив в небо неподвижный сердитый взгляд.

У вошедшего оказался с собой фонарь, и он включил его, разрезав узким прямым лучом темноту. Светил фонарик слабо. Видно, маленький, похожий на мой. Я ждал, когда неизвестный пройдет со своим фонарем мимо, но он и не думал двигаться с места. Луч по очереди выхватывал предметы – вазу для цветов, серебряный поднос на столе (снова призывно блеснувший по тьме), диван, торшер… Вот он прочертил линию у самого моего носа, выхватил кусочек пола в нескольких сантиметрах от моих ног. Как змея языком, облизал каждый уголок комнаты. Казалось, ожидание будет тянуться вечно. Страх и напряжение острой болью буравили мое сознание.

Все мысли в сторону, подумал я. И фантазии туда же. Как написал в своем письме лейтенант Мамия: «Из-за этих фантазий жизни можно лишиться».

В конце концов, луч фонарика начал медленно, очень медленно продвигаться вперед. Похоже, неизвестный хотел пройти в заднюю комнату. Я еще сильнее сжал биту и вдруг заметил, что ладони сразу высохли – просто пересохли.

Незнакомец шагнул в мою сторону, потом еще раз, будто проверяя пол под ногами. Я задержал дыхание. Еще пара шагов – и он будет рядом. Два шага – и я смогу покончить с этим кошмаром. Но в этот момент свет погас, и тьма опять поглотила все вокруг. Он выключил фонарик. Я пытался заставить голову работать в темноте быстрее, однако она не хотела слушаться. По телу пробежал незнакомый прежде холодок. Неужели он меня заметил?

«Шевелись, – сказал я себе. – Чего замер?» Попробовал отскочить влево, однако ноги не слушались, будто приросли к полу, как у птицы, что никак не могла оторваться от своего постамента. Я нагнулся и еле успел отклонить в левую сторону непослушное тело. В этот миг что-то твердое и холодное, как сосулька, ударило меня в правое плечо и уперлось в кость.

Шок словно разбудил меня – ноги тут же ожили. Я прыгнул влево, увертываясь и пытаясь достать невидимого противника. Кровь толчками пульсировала в сосудах, каждый мускул, каждая клеточка тела жадно требовали кислорода. Правое плечо немело, но боли пока не было. Она придет потом. Я замер. Мой противник тоже не двигался. Затаив дыхание, мы стояли друг против друга в темноте, ничего не видя и не слыша.

Неизвестный без предупреждения снова пустил в ход нож. Лезвие, как жалящая пчела, мелькнуло возле самого лица и чиркнуло острым кончиком по правой щеке, рассекая кожу, как раз на месте пятна. Рана, по всей вероятности, оказалась неглубокой. Нет, он тоже меня не видит, иначе уже давно бы прикончил. Я изо все сил размахнулся битой, норовя угодить в темноте по размахивавшему ножом противнику, и промазал. Бита лишь просвистела в воздухе, но от этого смачного свиста стало чуть легче. Силы пока равны. Он задел меня два раза, но раны не смертельны. Ни он, ни я друг друга не видим. У него – нож, у меня – бита.

Игра в кошки-мышки продолжалась. Мы оба пытались справиться с дыханием и напряженно всматривались в темноту, чтобы сразу засечь, когда противник шевельнется. По щеке текла кровь, но, к своему удивлению, страха я больше не чувствовал. «Это всего-навсего нож, – говорил я себе. – Ну зацепил он меня. Подумаешь!» Я выжидал. Когда он снова на меня бросится? Сколько же можно ждать? Я сделал вдох и беззвучно выдохнул. Ну же, давай! Шевелись! Вот он я! Налетай! Я тебя не боюсь!

Вот он! Нож с силой полоснул ворот моего свитера. Кончик лезвия прочертил у самого горла, не достав совсем чуть-чуть. Я дернулся, отскочил, поспешно выпрямился и, размахнувшись битой, ударил наугад… и попал. Удар вышел не сильный – таким кости не сломаешь – и пришелся не в самое уязвимое место: скорее всего куда-то в ключицу, – но все равно довольно ощутимый. Я почувствовал, как он дернулся от боли, услышал, как громко хватанул ртом воздух. Сделав короткий замах, я ударил снова – примерно в то же место, только чуть выше, откуда доносилось дыхание противника.

Классный удар! Наверное, бита угодила по шее. Послышался отвратительный хруст ломающихся костей. Голова! С третьего раза я заехал ему по голове. Он отлетел в сторону, как-то странно коротко вскрикнул и грохнулся на пол. Прохрипел несколько раз и затих. Я зажмурился и, не раздумывая, нанес еще один, последний удар туда, откуда доносились хрипы. Ударил вопреки собственной воле – просто у меня не оставалось другого выхода. Ненависть, страх… все это ни при чем. Ударил, потому что должен был ударить. Послышался треск. Точно арбуз раскололся. Я стоял, крепко держа биту перед собой, и меня колотила мелкая дрожь. И никак не хотела униматься. Сделав шаг назад, я вытащил из кармана фонарик.

– Не смотри! – остановил меня чей-то громкий возглас. Это вскрикнула из растекшегося в задней комнате мрака Кумико. Но я не выпускал фонарь из левой руки – я должен знать, что это было, должен увидеть то, что лежит сейчас в темноте. То, что я уничтожил. Где-то в глубине сознания я понимал, почему Кумико не хочет этого. Мне не надо смотреть на это. И все же рука с фонарем сама собой потянулась вперед.

– Не делай этого! Прошу! – снова воскликнула она. – Не смотри, если хочешь забрать меня отсюда!

Я стиснул зубы и медленно выпустил воздух из легких – будто затворил тяжелое окно. Дрожь в теле не проходила. Все вокруг было пропитано мерзким запахом – пахло мозгами, насилием, смертью. И все из-за меня. Я повалился на оказавшийся рядом диван, борясь с позывами рвоты. В конце концов, содержимое моего желудка оказалось на ковре, а меня все продолжало выворачивать наизнанку. Рвало желудочным соком, скоро он кончился, но спазмы все не утихали, выжимая из меня уже только воздух и слюну. Бита выпала из рук и со стуком покатилась в темноте по полу.

Когда желудок немного успокоился, я собрался было обтереть рот платком, но не смог пошевелить рукой. Подняться с дивана тоже оказалось не под силу.

– Пора домой, – сказал я в темноту. – Все кончилось. Пойдем.