Человек семьи, стр. 23

Хотя уже много раз они целовались, желая друг другу доброй ночи, им никогда не приходилось быть при этом только вдвоем. Кажется, безо всякого сопротивление Конни Пат заключил ее в объятия. Он начал нежно целовать ее, но внезапно она возбудилась, обхватила его голову обеими руками и начала покрывать страстными поцелуями его глаза, нос, щеки, уши.

Когда его губы снова коснулись ее рта, Конни широко его раскрыла, вобрала внутрь его губы, кусая и щипля их зубами и языком. Хотя Пат имел сексуальные сношения со множеством девушек, никогда он не целовался с ними столь страстно. Его руки робко приблизились к ее груди, ощущая теплое тело под мягкой, пушистой поверхностью свитера из ангоры. Но, как только он попытался расстегнуть бюстгальтер, она, казалось, одеревенела прямо посреди страстного, громкого вздоха.

– Нет, нет, пожалуйста! Пожалуйста, не надо!

Пат, впервые почувствовав неуверенность в обращении с женщиной, подчинился ее просьбе и вытащил руки из-под свитера. Они просидели в машине еще минут десять, целуясь и исследуя друг друга касаниями языков. Но наличие барьера, установленного Констанцей, охладило страсть Пата.

Ласки и поцелуи – все это хорошо, когда за ними следует нечто большее, но, похоже, Констанца думала, что только в этом и заключается вся игра. Или, может быть, дело развивалось слишком быстро.

Пат пытался догадаться, что сказал Сэм во время беседы с Конни в отношении брака. Конечно же, она никак не выдала себя, что знает об этом, а Пат тоже ни разу не завел с ней разговора о браке. Его, разумеется, интересовало, что сказала она о нем в беседе с отцом, чтобы вынудить Сэма на разговор с Патом о браке.

Возможно, Сэм, которому его шпионы донесли, что он встречается с Конни, просто спросил ее, что она чувствует к Пату. Ведь была же ее кавалером в ту первую ночь эта большая горилла. Вероятно, Сэм опасался, что дочь влюбится в какое-нибудь такое чудище. Тот факт, что лучшие друзья Конни – Китти и Дойл – были ирландцами, видимо внушал ему опасения, что дочь потихоньку начнет отстраняться от семьи.

После следующих десяти минут поцелуев и объятий Пат отодвинулся от нее.

– Эй, – сказал он, – у нас запотели все стекла. Лучше отослать тебя в дом, а не то мы оба можем оказаться в беде.

Он отвел ее до дверей и поцеловал снова долгим, нежным поцелуем.

– Когда я снова увижусь с тобой? – спросила она.

– Не беспокойся, – ответил Пат. – Ты увидишь меня. Очень скоро. Я позвоню.

Через два дня, завтракая с Патом в "Белой Розе" на верхней части Третьей авеню, Дойл задал вопрос:

– Ты уже сел в патрульную машину?

Пат пожал плечами.

– Почти. Мой "раввин" сказал, что практически вопрос решен.

– Видишься с Констанцей? – поинтересовался Дойл.

– Да, у нас было свидание на этой неделе.

Пат размышлял, что он может рассказывать Дойлу. За краткое время знакомства Дойл стал для него таким близким и надежным человеком, каких у него никогда не было. Вследствие того, что оба они служили в полиции, и по множеству других причин Пат сдружился с Дойлом больше, чем с кем-нибудь из парней своего района. А тот факт, что это был единственный друг, знавший о Констанце, склонил его к намерению обсудить с ним вопрос брака.

– Что ты думаешь о женитьбе, Реган? – спросил Пат.

Дойл проглотил откушенную часть сандвича с мясом и запил его глотком пива.

– Думаю, что женитьба – это прекрасно. Что еще можно сказать о таком деле? Я умоляю об этом Китти уже около года, но все, о чем она мечтает, – карьера.

– Какая чушь! Она повзрослеет и поймет это.

– А что ты об этом думаешь? – спросил Дойл.

– Не знаю, – ответил Пат. – Я все думаю, а что в женитьбе такого хорошего? Тебя тут же нагрузят бабой с кучей ребятишек. Не сможешь тратить деньги, как тебе захочется. Лишишься свободы. Сколько бы ни зарабатывал, ты должен будешь нести домой все больше денег. Должен вчитываться кому-то за каждую минуту, проведенную вне дома. Не уверен, что схожу с ума от радости оказаться в таком положении.

– Тогда из-за чего ты мне задал этот вопрос? – спросил Дойл.

– Ну, – протянул Пат, – я раздумываю. Мне кажется, я мог бы осуществить это на деле, я имею в виду брак с Констанцей.

Глава 19

Над Патом много и добродушно шутили по поводу награды, которой он удостоился за дело на Салливан-стрит, но большинство полицейских казались довольными, что он заслужил ее. Похоже, арест и награда были началом правильного пути. На него больше не смотрели как на новичка с Пятого участка.

Примерно две недели спустя он получил документ о переводе в Шестой участок в западном Вилледже. Участок на Чарльз-стрит сильно отличался от Пятого. Окруженный темными, мрачными складами над пристанями реки Гудзон, он располагался в дальней западной части Вилледжа, западнее улицы Гринвич-стрит.

Накануне того дня, когда Пат должен был явиться в Шестой участок, в дом пастора позвонил Артур.

– Мы перевели тебя в Шестой с повышением в должности, – сказал он. – Место оказалось свободным, по какой причине неважно. Так или иначе, там есть место, и твое постепенное повышение в Шестом не вызовет столько шума, как в Пятом, где тебя все знают.

Пат светился от удовлетворения:

– Ах, благодарю, Артур.

– Все нормально, малыш. Только не попади в какую-нибудь неприятность. Держи глаза и уши открытыми, кроме всего прочего.

Партнеру Пата по патрулированию на машине – Тому Беркхолдеру – было около тридцати. Это был собранный жилистый мужчина с мудрыми усталыми глазами сельской вороны. Во время войны он служил в постоянном береговом патруле на Тихом океане в Семнадцатой дивизии морских пехотинцев, и по участку ходил слух, что Том был награжден Серебряной Звездой за операцию на Гвадалканале, хотя он никогда сам не говорил Пату об этой награде.

– Ты слишком молод, чтобы просто так получить такой пост, малыш. Должно быть, имеешь сильную руку. Я слышал, что за тобой стоит целая Семья, – сказал как-то Беркхолдер Пату.

– Послушай, я живу с итальянским священником, – ответил Пат. – Но признаюсь, мне оказывают помощь. Долбаные ирландцы захватили всю власть. Их предводитель – Спеллман.

– А еще, я слышал, ты провел весьма хорошую операцию, – сказал Беркхолдер.

– Это был просто счастливый случай.

– Ладно, – промолвил молодой ветеран, – надеюсь, у тебя будет больше удач, чем у твоего бывшего партнера, место которого ты занял.

– А что случилось с ним?

– Мы окружили группу гомиков на Гроув-стрит. Знаешь там маленькую забегаловку, в которой они собираются после закрытия других заведений? Все они сходили с ума: кричали, визжали, толкались. Долбаные придурки! Мы хотели припугнуть их немного, проверить, нет ли у них наркотиков. Никоим образом не собирались их арестовывать, ведь не волочить же всю эту толпу в участок.

Мы послали сигнал 10 – 85 и ожидали подкрепления. В это время часть их, человек шесть, побежали вверх по Седьмой авеню. Вдруг появилась эта проклятая машина, она неслась с ревом вниз по улице. Фрэнк Нозак, бывший мой партнер, встал посередине улицы, чтобы никто из гомиков не побежал за ней. А я в это время выстроил их в линейку для обыска. Они стояли возле стены, лицом к ней. В общем, я услышал, как проносится эта машина. Из окна высунулся сумасшедший педик в белом парике и заорал: "Ждите, девушки. Я пришел сюда, готовы вы или нет?" Следующее, что я знаю, долбаная машина сбила Новака – ударила в спину и подкинула в воздух футов на пять. Машина – красный "додж-купе" – продолжала движение, пока я смог предпринять хоть какие-то меры. Успел заметить две буквы номера. Гомики повернулись лицом к улице, крича и хихикая. Я выстрелил один раз в воздух и сказал: "Следующий из вас, кто шевельнется, получит пулю прямо в задницу!" Все это время Новак лежал на обочине и стонал.

Я снова сел в машину, вызвал 10 – 13 и сказал, чтобы со всех направлений выезжали быстрее четыре машины. Приехала скорая – машины скорой помощи там действуют очень быстро, – но Новак был в плохой форме. Мы см везли его в больницу Святого Винсента, и там сказали, что у него сломан позвоночник.