Практическое демоноводство, стр. 6
Начнется паника, водители наверняка не справятся с управлением на узком шоссе и полетят прямо в океан. Брызнут осколки ветровых стекол, взорвутся бензобаки, погибнут люди. Демон и смерть никогда надолго не расстаются. “Скоро гастроли в вашем городе, – думал Трэвис. – Но, быть может, последние”.
Слева от Трэвиса допплеровским сигналом пронеслась чайка, и он повернулся посмотреть в окно на океан. Утреннее солнце отражалось в гранях волн и поблескивало в нимбах брызг. На мгновение он забыл о Цапе и просто впитывал эту красоту, но когда снова взглянул на дорогу, на бампере по-прежнему маячил демон. От ответственности никуда не деться.
Трэвис вжал педаль газа в пол, двигатель “импалы” помедлил, но потом послушно взревел. Когда стрелка спидометра коснулась шестидесяти миль, Трэвис дал по тормозам.
Цап грохнулся на дорогу, проехался мордой по асфальту, высекая чешуей из шоссе искры. Наткнулся на столб и отлетел в канаву, где на мгновенье затих, пытаясь собраться с мыслями. “Импалу” юзом развернуло, и она замерла поперек шоссе.
Трэвис дал задний ход, прицелился машиной поточнее и со скрежетом рванулся к демону, стараясь не попасть колесами в канаву. Фары “импалы” разбились о грудь Цапа. Ребром бампера ему заехало в живот и вдавило глубоко в грязь. Двигатель побулькал и заглох, дохнув облаком ржавого пара из пробитого радиатора прямо в морду Цапа.
Со стороны водителя дверцу заклинило, Трэвис выбрался через окно и обогнул машину – посмотреть, велик ли ущерб. Цап лежал в канаве, придавленный бампером.
– Здорово гоняешь, – ухмыльнулся он. – Хоть в “Кэмел Трофи” на следующий год.
Трэвис был разочарован. Он, конечно, не надеялся прикончить Цапа, ибо по опыту знал, что демон неуничтожим, но хотелось, по крайней мере, его разозлить.
– Это чтобы ты не расслаблялся, – сказал он. – Проверка на прочность.
Цап приподнял машину, выполз из-под нее и встал рядом с Трэвисом в канаве.
– И как результат? Я выдержал?
– Ты не сдох?
– Не-а. Отлично себя чувствую.
– Значит, бездарно провалился. Прости, но придется переехать тебя еще разок.
– Но не на этой трахоме, – покачал головой демон.
Трэвис посмотрел на облачко пара, поднимавшееся от радиатора, и пожалел, что поддался гневу.
– Можешь вытащить ее из канавы?
– Раз плюнуть. – Демон взялся за бампер и перенес перед машины на обочину. – Но без нового радиатора ты далеко не уедешь.
– Каким опытным механиком ты вдруг заделался. То “помоги-мне-я-не-умею-переключать-каналы-а-волшебные-пальчики-не-помогают”, а теперь чуть ли не ученая степень по автоделу.
– Ну, а сам-то чего думаешь?
– Думаю, что впереди городок, где нам ее починят. Ты что – не прочел табличку, в которую вмазался? – Это было тонко рассчитанное издевательство: Трэвис знал, что демон не умеет читать. Чтобы позлить Цапа, он частенько смотрел кино с субтитрами, отключив звук.
– А чего там написано?
– Там написано: “Хвойная Бухта – 5 миль”. Туда мы с тобой сейчас и двинем. Этот драндулет даже с пробитым радиатором дохромает. А если нет – подтолкнешь.
– Ты меня, значит, переехал, все поломал, а мне – толкать?
– Угадал, – ответил Трэвис, протискиваясь за руль через окно.
– Слушаюсь и повинуюсь, хозяин, – саркастически заметил Цап.
Трэвис потыкал в зажигание. Машина взвыла и сдохла.
– Не заводится. Иди толкай.
– Ладно. – Цап обошел машину и уперся плечом в бампер. – Но учти – от толкания машин у меня разыгрывается аппетит.
4
Роберт
Роберт Мастерсон уже выхлебал галлон красного вина, больше половины канистры пива “Курз” и полпинты текилы, но сон все равно снился.
Пустыня. Здоровая, яркая и вся в песке, как последняя сволочь. Сахара. Он – голый, привязан к стулу колючей проволокой. Перед ним – огромная кровать под балдахином, покрытая черным атласом. В прохладной тени его жена Дженни трахается с незнакомым мужиком, молодым, мускулистым и темноволосым. По щекам Роберта текут слезы и кристалликами соли падают на песок. Ни закрыть глаза, ни отвернуться он не может. Хочет закричать, но стоит только открыть рот, приземистый монстр, похожий на ящерицу, а ростом – с шимпанзе, сует ему в рот соленый крекер. Жара и боль в груди сводят с ума. Любовники не замечают его мук. Человек-рептилия туже затягивает колючую проволоку у него на груди, подкручивая ее палкой. С каждым всхлипом колючки впиваются в грудь все сильнее. Любовники медленно поворачиваются к нему, не размыкая объятий. Они машут ему – как с любительской кинопленки, – и улыбаются, точно на открытке. Привет из самого сердца страданий.
Он проснулся, приснившаяся боль в груди сменилась реальной – в голове. Свет – вот его личный враг. Затаился, ждет, когда он откроет глаза. Ну уж нет. Не дождется.
Жажда – свет мы переборем, жажду утолим. Вся жизнь – борьба.
Роберт открыл глаза навстречу тусклому свету. Наверное, снаружи облачно. Он огляделся. Подушки, переполненные пепельницы, пустые винные бутылки, стул, календарь за прошлый год: сёрфер оседлал доской волну огромных, роскошных коробок из-под пиццы. Это не дом. Так он никогда не жил. Люди вообще так не живут.
Он на чьей-то тахте. Где?
Роберт сел и подождал, пока вихрь в голове не уляжется, пока мозги снова щелчком не вернутся на место. Что они и сделали – со мстительной отдачей. А, да, он знает, где находится. Это Бодун. Бодун, штат Калифорния. Хвойная Бухта, где жена вышвырнула его из дома. Отель разбитых сердец, Калифорния.
Дженни, позвонить Дженни. Сказать ей, что люди так не живут. Никто так не живет. Кроме Сквозняка. Он в трейлере у Сквозняка.
Роберт поискал глазами жидкость. Кухня – в четырнадцати милях от него, за дальним концом тахты. Жидкость – на кухне.
Голышом он сполз с тахты, на четвереньках добрался до раковины и поднялся на колени. Крана не было, или же его погребла под собой куча грязных тарелок. Он осторожно сунул руку в пространство между ними, стараясь нащупать кран. Так ныряльщик выманивает из подводной пещеры мурену. Несколько тарелок с верхушки груды соскользнули с грохотом и лязгом на пол. Роберт осмотрел фарфоровые осколки вокруг собственных колен и заметил в отдалении мираж канистры “Курза”. Падение удалось рассчитать так, что рука ударилась о канистру. Настоящая. Спасение пришло: опохмел в удобной одноразовой пятилитровой упаковке.
Он глотнул из носика, и мгновенно рот, глотка, пазухи, слуховая полость и волосы на груди наполнились пеной.
– Возьми стакан, – сказала бы Дженни. – Ты что – животное?
Нужно позвонить Дженни и извиниться, как только пройдет первая жажда.
Но сначала – стакан. Все горизонтальные поверхности кухни были завалены грязной посудой: стойка, плита, стол, откидной прилавок и верх холодильника. В духовке тоже лежали тарелки.
Так не живут. В этой клоаке он заметил стакан. Святой Грааль. Схватил его и пустил струю пива. На оседающей пене плавала плесень. Он швырнул стакан в духовку и быстро захлопнул дверцу, пока лавина не набрала скорость.
Может, есть чистый? Роберт проверил буфет, где раньше хранилась чистая посуда. На него смотрела единственная миска для каши. С донышка его поздравил Фред Флинтстон: “Молодец! Добрался до дна!” Роберт налил в миску пива и по-турецки сел среди осколков утолять жажду.
Фред Флинтстон поздравил его три раза, пока не отпустило. Старый добрый Фред. Ты просто святой. Святой Фред Самого Дна.
– Фред, ну как она могла со мной так поступить? Ведь так никто не живет.
– Молодец! Добрался до дна! – ответил Фред.
– Позвони Дженни, – напомнил себе Роберт.
Он встал и через горы отходов побрел к телефону. По дороге тошнота скрутила так, что его отбросило через узкую прихожую трейлера в уборную, где он рухнул на пол и блевал в унитаз, пока не отрубился. Сквозняк называл это “поговорить с Рыгиной по Большому Белому Телефону”. Только звонок на этот раз был междугородный.