Корабль из Атлантиды, стр. 23

– Это люди моего народа, Бумола! – взмолился он. – Только не на них.

– Это были люди твоего народа. Теперь в них осталось мало человеческого, Нунганей. С ними обращались, как с животными, – и души их умерли. При первой возможности они набросятся на тебя с яростью, достойной своих хозяев.

– Возможно, – согласился Нунганей. – Но пощади их, Женщина Ночи. Подожди, пока по мосту пойдут Чену.

В течение нескольких долгих секунд Коренис пристально смотрела на абенаки, потом швырнула брус наземь и направилась к краю площадки взглянуть вниз.

Было уже слишком поздно. Казалось, некий вездесущий разум, принявший на себя командованием норумбежцами, проник в замысел Коренис: и рабы, и рыжеволосые убийцы смешанным потоком текли по мосту.

Девушка подождала, пока последний раб пересечет провал, и затем метнула тонну резного камня в сверкающую толпу вооруженных норумбежцев. Временный мост с громовым треском обвалился и деревянные обломки посыпались в пропасть. Вслед за ними в бездну с дикими воплями полетели судорожно дергающиеся фигуры; они ударялись о нижние ряды пандуса, подпрыгивали и падали в беспорядочно бурлящую толпу людей на Лодочной Площади, пробивая в ней широкие дыры.

– Слишком поздно, – мрачно сказала Коренис.

Первые из преследователей уже достигли площадки и бежали на них. Это были абенаки. Они яростно размахивали подобранным на ходу со ступеней оружием. По виду и по нраву они казались столь же одержимыми, как и бородатые, ухмыляющиеся убийцы, побудившие их броситься вперед и принять на себя основной удар сражения.

Нунганей резко призвал соплеменников повернуть оружие против поработителей. Но либо проигнорировав его обращение, либо совершенно превратно поняв его слова, рабы бросились на троих героев. Хорошо, что молодые люди успели немного передохнуть, ибо эти противники, не обремененные тяжелыми доспехами, ловко и проворно отпрыгивали в сторону и легко уворачивались от ударов. Гвальхмай и Нунганей сражались ожесточенно, хоть и против своей воли. Наконец нападающие оттеснили их к последней лестнице, ведущей на вершину Башни, откуда пути к дальнейшему отступлению не было.

Снова, отступая в прежнем порядке, молодые люди отстаивали каждую ступень лестницы – и старались лишь оглушать абенаки ударом, но безжалостно убивали атакующих норумбежцев.

К счастью, на последнем витке лестница была уже и круче, ибо Башня резко сужалась к вершине – каковое обстоятельство не давало врагу больших возможностей для метания ножей и топоров. Гвальхмай же здесь получил некоторое преимущество: он наносил противнику колющие удары римским мечом, метясь в щели между пластинами металлических доспехов. Однако норумбежцы знали уязвимые места своих доспехов лучше, и скоро молодой человек, несколько раз уколотый пиками, истекал кровью и чувствовал, как слабеет его рука и постепенно тяжелеет зажатый в ней меч.

Именно поэтому он не смог отразить удар топора, повергший его на колени и сбивший с головы шлем, который со звоном покатился по ступеням.

Одним прыжком Нунганей очутился перед Гвальхмаем и заслонил друга обнаженной грудью. Абенаки взмахнул кремниевым топором и расколол его вдребезги о латы могучего великана. Тот презрительно расхохотался и занес над головой тяжелый топор, намереваясь одним ударом покончить с обоими.

Но тут над головами преследователей взмыл боевой клич абенаки – вопль, от которого стынет кровь в жилах вышедшего на охоту кугуара, – и покрытый шрамами одноглазый воин начал яростно пробиваться сквозь толпу.

– Хо! Хо! Косаннип! – воскликнул Нунганей, падая наземь и хватая убийцу за колени. В тот же миг Косаннип подскочил к врагу со спины и взмахнул ужасным топором с лезвием в виде полумесяца. Один рог его вышел из шеи великана, а другой застрял в зубах нижней челюсти.

Половинки расколотого черепа лежали на обоих плечах норумбежца. Косаннип рывком вытащил топор из мертвого тела, и рыжий убийца рухнул.

Нунганей мгновенно подобрал топор убитого, и плечом к плечу воссоединившиеся братья по крови стали на ступенях лестницы и несколько драгоценных секунд сдерживали натиск толпы. Оглушенный Гвальхмай неверной рукой потянулся к шлему, но все силы, казалось, покинули его. Нунганей наклонился, поднял шлем и нахлобучил на голову друга. Тот с трудом поднялся на ноги, опираясь на меч. Конец был близок.

Вдруг сброшенное сверху человеческое тело просвистело в воздухе и рухнуло среди взвывшей толпы. За ним с истошными воплями вниз полетел другой человек. То был безумный Баралдабай, Хранитель Башни, который сетовал на отсутствие войны. Все глаза устремились на вершину Башни. Там стояла Коренис, подобная живой статуе, олицетворяющей карающую Ярость. Одна развевающаяся на ветру юбка прикрывала сейчас сияющее тело. Девушка пристально смотрела вдаль через морские пространства.

– Смотрите! – вскричала она. – Смотрите внимательней, Убийцы Нор-Ум-Бега, ибо то близится ваша Смерть, посланная Ахуни-и!

Сражение прекратилось. Стон ужаса пронесся над собравшейся толпой. Воины из подкрепления, спешащие через мост, замедлили быстрый шаг, достигнув площадки и очутившись над уровнем воды, в свою очередь смогли увидеть поверхность моря сквозь силовую стену. Доблестные воины выпускали оружие из ослабевших рук и в ужасе падали на колени.

К невидимой преграде, защищавшей их маленький мир, легко подпрыгивая на волнах, стремительно приближалась Вимана.

ПРОЩАЙ, ГРОМОВАЯ ПТИЦА!

Быстро приводим в движение широкими перепончатыми лапами, корабль-лебедь из Атлантиды рассекал мощной грудью морские валы. Когда он подплыл ближе, Гвальхмай и двое абенаки, спешно преодолевающие последние несколько ступеней до верхней площадки Башни, услышали стук и гул его мощного механизма. Сквозь рев прибоя, набегающего на незримую стену, до них донесся и некий новый звук: протяжный, наводящий ужас свист, похожий на шипение гигантской змеи.

И снова Гвальхмай ощутил разлитую в воздухе ненависть, подобная которой царила на борту таинственного корабля, но направленную на сей раз не на него одного. Чужая мысль забилась в его мозгу, и мысль эта была: «Убей, убей, убей!» Он взглянул на Коренис. Лицо девушки было сурово безжалостно.

Вимана подплыла ближе. Длинная изогнутая шея лебедя откинулась назад, и клюв широко раскрылся. Снова засверкали круглые кристаллические глаза птицы, и некая разрушительная энергия в виде двойного потока ослепительного смертоносного огня врезалась в силовую стену. Но этот разряд не походил на прежнюю молнию, ту, что Гвальхмай некогда собственноручно выпустил в море водорослей, и ту, что убила морского дракона. Это был жестокий голубой луч – тонкий, безжалостный и нестерпимо яркий.

Луч ударил в силовое поле, и в невидимом барьере вспыхнуло сияющее радужное кольцо, которое переливалось всеми оттенками, словно мыльный пузырь прежде чем лопнуть. Казалось, целую вечность изливался поток энергии в этот сияющий круг, раскаляя силовое поле, преодолевая его сопротивление, деформируя атомную структуру таинственного материала.

Под сим яростным напором в стене образовалась вмятина, она становилась все глубже и глубже, и наконец, пробив силовое поле, странная молния с треском пронеслась до середины затонувшего острова.

Зловеще дрожа, она зависла в небе Нор-Ум-Бега, подобно огненному предзнаменованию, возвещающему людям внизу пришествие Судного Дня. Затем луч погас, но теперь края ровного отверстия в невидимой стене загорелись.

Сначала медленно, потом все быстрей по мере того, как увеличивалась площадь горения, маленькие бездымные язычки пламени лизали и пожирали силовую завесу. Наконец потоки огня со страшным ревом взметнулись высоко в небо и достигли верхнего истонченного края невидимой преграды, которая так долго защищала Нор-Ум-Бега от натиска океана. В стене образовался широкий разрыв, доходящий почти до уровня моря, и в обе стороны от него устремились превратившиеся в стофутовые столбы языки пламени, спеша обогнуть обреченный остров и встретиться на противоположной его стороне – они двигались со все возрастающим ускорением, дабы слиться в одном исполинском костре и, слившись, исчезнуть навсегда.