Клятва наемника, стр. 126

Я не знаю, когда он это сделал и что точно он сделал. Знаю лишь, что он знал способы ускорения и замедления роста всех растений, с которыми он работал. Действительно, я видел, как он выращивал некоторые деревья всего лишь за один сезон. Если какое-нибудь дерево и давало трещину через десять лет, то в этом не было ничего страшного, если оно послужило в свое время подарком умирающему человеку. Так вот, каким-то образом он попытался ускорить рост своей арфы и удалить дерево, на котором она произрастала, и из-за этой поспешности в древесине образовалась трещина. Часть родительского дерева вошла в древесину арфы и ослабила ее, и огромный столб, который должен был нести на себе натяжение струн, стал расти криво.

Я хорошо помню тот день, когда он, опечаленный, показал мне, что из всего этого вышло. Более пятидесяти лет работы — и вдруг небольшой изъян испортил все. На лечение дерева потребуется не только время — целые годы, но также нужно и уничтожить ослабленную часть дерева, привить к основному стволу новый отросток и наблюдать за ним, пока он будет развиваться. К тому же, сказал мой знакомый, теперь ему никогда не добиться нужной для арфы формы. Дерево будет расти неуклюжим и изогнутым, хорошо еще, если останется крепким. Если же закрыть глаза на испорченное место, то гниль в дальнейшем испортит как саму арфу, так и дерево, на котором она растет. Я спросил его, что же он намерен делать. Он смотрел на дерево некоторое время, а затем сказал: “Дерево здесь ни в чем не виновато. Оно росло так, как ему положено было расти. Я исправлю то, что смогу, и настрою инструмент, когда придет время его дарить”.

Леди Паксенаррион, в том, что произошло с вами, нет вашей вины. Но мы, которые должны были быть мудрее, попытались ускорить ваше выздоровление, не подумав о последствиях. Тогда нам это казалось единственно правильным решением. И сейчас, зная о допущенной ошибке, мы не можем оставить вас погибать в одиночку. Мы должны попытаться исправить положение. Хотя и не уверены в исходе этого исправления.

Пакс внимательно смотрела на него, пока он рассказывал свою историю. Лицо Адхиела показалось ей таким же таинственным, как и лица всех эльфов; по его выражению можно было лишь строить догадки, но не получить ответа на вопросы. Запинаясь, она сказала:

— Сэр… вы всегда были добры ко мне. Но неужели все это действительно нужно делать прямо сейчас? Разве не могу я просто пойти в поле, хотя бы один раз, и попытаться все вспомнить сама?

— Леди, я знаю вас… я эльф, который не умрет от старости, а сможет погибнуть лишь в битве. Вы живете в моей памяти и в памяти других эльфов. И вы будете жить там очень долго, даже когда обычные люди забудут вас. Мы сложим о вас песни, леди, что бы ни случилось.

— Я не это имела в виду, — печально сказала Пакс.

— Паксенаррион, мы не можем принудить вас к этому. Лучше бы сделать это быстро… но мы не будем… заставлять вас силой. Но вам нельзя странствовать в одиночку и подвергать себя риску. Я думаю, вам вообще не следует уходить далеко отсюда. Но, что бы вы ни решили и что бы ни случилось, не стоит давать повод для ненужных сплетен и кривотолков, — сказала Ариания.

Пакс переводила взгляд с одного своего собеседника на другого, встречая в глазах каждого из них тревогу, сомнение и осторожность, хотя еще совсем недавно она видела в них восхищение и одобрение. Холодное отчаяние сжало ее сердце, еще более горькое, нежели то, которое она испытала в плену. Там против нее были враги, здесь — друзья. Прислонившись к стене и сложив руки, она в последний раз посмотрела на герцога Пелана. Он тоже не сводил с нее своих серых глаз. Затем подошел к девушке, все еще не отрывая от нее взгляда, и сказал:

— Паксенаррион, дочь Дортана, я возьму тебя под свою опеку. Я возьму тебя под свою защиту вместе с отрядом, который является делом моей жизни, если ты того пожелаешь. Ты можешь уйти вместе со мной, невзирая на них, и стать капитаном в моем войске. И я буду доверять тебе. Потому что ты никогда не давала повода усомниться в твоей верности. Не сомневаюсь, ты и в дальнейшем будешь жить по законам чести. По моему глубокому убеждению, Паксенаррион, ты — хороший солдат и хороший человек и достойна моего прошлого и будущего к тебе доверия. Ты не пожалеешь об этом. Ты никогда не предавала меня, и вот тебе моя рука.

Пакс почувствовала, как ее рука оказалась в руке герцога, и лицо ее вспыхнуло от облегчения и нахлынувшей радости.

Герцог тем временем повернулся к ошеломленным неожиданным поворотом присутствующим:

— Да вы попросту глупцы! Думали, что имеете дело со слабой глупой девчушкой, которая не может и шагу ступить без поводка? Независимо от того, что она решит, у нее достаточно мужества и разума, побольше, чем у многих из вас. Если вы не думали, что на нее кто-то осмелится положиться, значит, вы не доверяли ей сами. — Сказав это, он взглянул на Пакс: — Не плачь, капитан. Мои капитаны не плачут перед посторонними людьми.

Рука Пакс по-прежнему сжимала руку герцога. Девушка находилась под властью нахлынувших на нее эмоций. Радость оттого, что герцог верит ей — что кто-то вообще все еще доверяет ей, — обрушилась на нее потоком света. Ее аргументы, приведенные всего лишь несколько минут назад, показались ей мишурой, хотя она и верила в то, что говорила совсем недавно. Через несколько минут она справилась с волнением, и неожиданное изменение, происшедшее с ней, приковало к Пакс внимание всех находившихся в кабинете. Наступила полная тишина. И в ней торжественно зазвучал голос Пакс:

— Господин герцог! Вы дали мне гораздо больше, чем обещали. Сквозь свет вашего доверия я теперь хорошо вижу свой путь. Я никогда не поступлю к вам вновь на службу, мой господин, но я благодарю вас за этот дар. Вы всегда будете жить в моей памяти, как бы мало мне ни осталось жить.

— Пакс…

— Нет, мой господин. Вы знаете, что это должно произойти; и я не хочу терять право на ваше доверие. Сэр… я хочу попросить вашего благословения…

Даже сейчас, когда она говорила эти слова, в душе ее начал подниматься гнев. Она с трудом подавила его. Герцог обнял ее и крепко прижал к груди.

— Дитя мое… Пусть дьявол, если он действительно поселился в тебе, убирается прочь навсегда! И если ты когда-нибудь вновь придешь ко мне, Паксенаррион, и будешь нуждаться в моей помощи, я помогу тебе, чем смогу.

— Благодарю вас, мой дорогой господин.

— И я останусь здесь до тех пор, пока не увижу, как ты выдержишь это испытание, — добавил он, окинув гневным взглядом присутствующих.

— Благодарю вас, мой господин… Маршал-генерал?..

— Вы готовы? — Глаза Ариании были влажными, но голос тверд и непоколебим. Она ждала ответа.

Пакс отступила на несколько шагов от герцога. Она дрожала, но старалась, чтобы голос ее звучал твердо:

— Да, леди. Это должно быть сделано, и, как вы утверждаете, как можно быстрее. Что ж, приступайте.

Глава XXIX

Круг света сконцентрировался в центре мира. Пакс следила за его меняющимся цветом: сначала он был золотисто-желтым, потом — мерцающе — оранжевым, красным, темнеющим и переходящим в фиолетовый, затем — взрыв, и он превращался в синий с белым и, наконец, переходил от черного к желтому. Спустя некоторое время ей захотелось узнать, где и почему происходят подобные вещи. Она была уверена, глядя на красный круг, что он потемнеет и превратится в фиолетовый с синим, а затем взорвется и станет ослепительно белым. Какой-то летящий издали звук беспокоил девушку, бряцание каких-то цепей, перезвон колокольчиков, похожих на те, которые привязывают на шею животным в стадах. Скрежет камня о камень или стали о сталь. Чьи-то голоса, произносящие слова, которых она не знала.

Пакс открыла глаза, и в лицо ей ударил солнечный свет. Она моргнула. Она казалась себе какой-то светлой и пустой, словно скорлупа из-под яйца. Она не хотела двигаться, боясь боли или какой-то потери. Вдруг перед ней промелькнула какая-то тень. Очертания ее были знакомы Пакс. Человек.