Герой поневоле, стр. 51

— Потрясающе, — сказал энсин, и по его тону было ясно, что ему действительно интересно. — Все действительно по-другому.

— Я понимаю вас, — сказала Эсмей. — Для меня тоже непривычно, что я могу кого-то настроить против себя тем, что приношу извинения.

— Может, не совсем против, но вас не поймут.

— Да, конечно. Спасибо вам за информацию.

— Не нужно благодарить. — И снова взгляд ясных глаз. — Но вы и без этого не можете, так? Ведь благодарность сродни извинениям… В вашем мире столько формальностей.

— Я не считаю это формальностями.

Вовсе это не формальность, а забота о чувствах других людей, забота о том, как твои поступки отразятся на других людях. Формальности — это, например, обед в День Основателя, церемонии по поводу вручения наград, но совсем-совсем другое, когда один из близнецов пришел извиниться перед ней за то, что разбил ее лю-бимую синюю кружку.

— А мы, я имею в виду людей Флота, кажемся вам грубыми?

Нужно ли на это отвечать? Она не могла соврать, ведь он тоже был с ней предельно честен.

— Иногда, — ответила она и заставила себя улыбнуться. — Думаю, что иногда и я кажусь вам.. или им грубой.

— Не грубой, — исправил он. — Очень вежливой, слишком вежливой, даже официозной. Все говорят: она такая замечательная, такая добрая, что даже непонятно, как ей удалась сделать то, что она сделала.

Эсмей погрустнела. Неужели они действительно считают, что грубость равнозначна силе, способности убивать, и что если человек умеет говорить «спасибо», «извините» и «пожалуйста», он не может сражаться и командовать кораблем? Если бы когда-нибудь милиция Альтиплано решила сражаться, Флот бы даже не успел разобрать, кто на них напал. Гордыня — цветок из пепла. Старинная поговорка так и звучала в ушах. Горька на вкус, остра на нюх, ест глаза, но ее сдует первым же ветром с гор. Не сей гордыню, пожнешь стыд. Ей пришлось встряхнуть головой, чтобы избавиться от этого голоса.

— Я и сама не знаю, как сделала то, что сделала, а кроме того, еще натворила кучу ошибок.

— «Ошибок»! Вы остановили нашествие Доброты…

— Я была не одна.

— Нет, конечно, вы не скакали посреди звезд одна на белом коне. — Голос и вид у него были полны сарказма.

На сей раз Эсмей обиделась:

— Почему вы все так часто говорите о белом коне? Да, конечно, на Альтиплано мы много ездим верхом, но почему именно белый конь?

— Это же не о вас, — ответил он. — Не об Альтиплано. Это из сказки о Белых рыцарях, которые все скакали верхом на белых конях и совершали подвиги. Разве вы не читали?

— Нет, — сказала Эсмей. — В наших сказках говорится о Братце Ослике и Кактусовом садике. Еще о Звездном народе и Пловцах Рассвета. Единственные герои верхом на конях это Блестящая Орда.

— Действительно, вы совсем из иного мира, иной культуры. Мне казалось, что все должны знать о Белых рыцарях, а я никогда не слышал о Пловцах Рассвета, Братце Ослике или Блестящей Орде. Блестящая Орда, не предки ли Кровавой Орды?

— Нет. — Ей стало нехорошо от одной этой мысли. — Это легенда. Они были людьми, наделенными сверхчеловеческими способностями, и светились в темноте. Сами по себе, без каких-либо приборов.

Скалолазы почти спустились, и это положило конец их разговору. Эсмей подошла к ним посмотреть, каким снаряжением они пользуются. Очень похоже на то, чем пользовалась она. Ей предложили вступить в клуб скалолазов. Ей помогут, ее научат, она может начать с облегченного участка Стены.

— У меня есть небольшой опыт, — ответила она.

— Тогда тем более присоединяйтесь к нам, — сказал один из скалолазов. — Мы всегда рады новым членам, а вы скоро сможете лазить так же высоко, как и мы. — И он ткнул пальцем вверх. — Впечатлений масса, и я не знаю другого корабля, на котором было бы что-то похожее. — Он был настолько увлечен своим хобби, что был рад каждому, кто согласился бы хоть чуть-чуть оторваться от ровной поверхности пола. — Давайте попробуйте немного, а я посмотрю, как вам это удается. Пожа-а-алуйста.

Эсмей рассмеялась и стала карабкаться вверх по Стене. Она никогда не лазила так ловко и так много, как ее двоюродные братья, но умела тянуться к выступам и переносить центр тяжести, не отклоняясь от поверхности скалы. Она прошла около метра вверх, но вдруг потеряла опору и соскользнула вниз.

— Для начала прекрасно, — заметил высокий скалолаз. — Вам надо заниматься… Меня зовут Трей Сан-нин. Если вам нужно снаряжение, у нас есть лишние комплекты.

— Спасибо, — поблагодарила его Эсмей. — Может быть, действительно приду. Когда у вас занятия?

Саннин все подробно рассказал ей, потом ушел с остальными.

— И спасибо вам, — обратилась она к Барину. — Простите, что я неверно поняла вас, и на этот раз смиритесь с моими извинениями.

— С удовольствием, — ответил он. У него была прекрасная улыбка, и она чувствовала, что легко может доверять ему.

Этой ночью ее не мучили кошмары. Ей снилось, как она взбирается вверх по скалам на родном Альтиплано, а рядом с ней темноволосый молодой парень, чем-то похожий на Барина Серрано.

Глава 11

В течение последующих месяца-двух Эсмей часто разговаривала с Барином Серрано, и не только за столом во время еды. Однажды они вместе отправились на Стену, на занятия клуба, и после двух часов выматывающих и опасных тренировок она уже не стеснялась никого из товарищей, тем более Барина. Потом, во время одной из офицерских посиделок, они оказались в одном конце зала просто потому, что оба заметили, как энсин Цинтнер спрятала там поднос с самым вкусным печеньем.

Эсмей не очень задумывалась над тем, что кошмары после вечеров, проведенных с Барином и его друзьями, становились менее навязчивыми. Вместо этого она старалась сосредоточиться на тех неофициальных сторонах взаимоотношений во Флоте, которым Барин мог ее научить. Постепенно она уже перестала думать о нем как «о милом юном Серрано». Он все больше и больше становился другом, другом, которого ей так не хватало, хотя она об этом и не подозревала.

Когда он был рядом, ей было легче общаться с людьми. Она сдружилась с Цинтнер. К той всегда можно было обратиться с вопросом, если Питак давала Эсмей задание, в котором она не могла разобраться. И с лейтенантом Форрестером, который часто приходил на занятия клуба скалолазов. Он умел заразить всех своей жизнерадостностью. Она начала понимать, что не все, кто искал общения с ней, были заинтересованы в ее славе.

Она с удовольствием проводила свободное время, но в то же время ее начала мучить мысль о том, что она забросила свои обязанности и учебу. «Я все еще не могу быть настоящим помощником майору Питак, мне многому надо научиться», — призналась она однажды Барину. Она чувствовала за собой вину, когда вместо занятий шла в спортзал. Питак, казалось, довольна ее успехами, но если потребуется срочный ремонт, что конкретно сможет она сделать?

— Ты слишком строга к себе, — сказал Барин. — Я вижу это, а ведь известно, что Серрано всегда строги и к себе, и к другим… но ты переходишь все границы.

— Так нужно, — ответила она. Когда-то она обнаружила, что если сама поднимает планку достаточно высоко, то уже намного легче воспринимает критику других.

— Не настолько, — сказал он. — Ты не даешь себе проявиться в полную меру, ты могла бы гораздо больше.

Она постаралась уйти от этого разговора.

— Я могла бы гораздо больше заниматься учебой. Он слегка подтолкнул ее плечом:

— Ты нам нужна сегодня. Алана не может играть, а значит, мы остаемся без игрока.

— Хорошо.

С одной стороны, ей нравилось общаться с людьми, с другой стороны, ее что-то угнетало. Почему ей так интересны его предложения и в то же время она остается совершенно равнодушной к высокому обаятельному Форрестеру, который уже успел наговорить ей такого, чего, наверное, Барин не скажет никогда. Ей не хотелось никаких сложностей, она хотела простой дружбы. Это ее вполне устраивало.