Обсерватория в дюнах, стр. 19
– Как слышно! – прошептала Марфенька.
– Голоса Земли,– задумчиво проговорил Яша.
– Как ты хорошо сказал, я никогда не забуду: «голоса Земли»!...
Марфенька теперь стояла, держась за стропы, высокая и стройная, в таком же комбинезоне и шлеме, как и мужчины. Она вдруг почувствовала, как до слез, до боли любит эту родную огромную и прекрасную Землю. Она вдохнула глубоко, всей грудью, свежий, напоенный лесными запахами воздух. «Неужели есть люди,– вдруг подумала Марфенька,– которые могут не любить своей планеты? Загрязняют ее чистую воду и атмосферу, заражают радиоактивностью, такие люди, которым даже не жалко погубить Землю? И они не хотят прислушаться к разумным и добрым голосам, не хотят ничего знать в своей озлобленности. Они предпочтут погибнуть сами и погубить все, что живет на планете, лишь бы не было никогда коммунизма. Только потому, что они имеют собственность, с которой не в силах расстаться, и права, захваченные жестоко и несправедливо.
Земля, полная схваток, борьбы, криков о помощи, гнева и слез... Стоит взять любой номер газеты. Даже читать не хочется, но ведь надо, не отвернешься от того, что есть. И забыть нельзя. Какое же имеешь право? Хотя, когда очень счастлив, так не хочется об этом думать!»
– О чем ты, Марфенька?– спросил Яша. Марфеньке ужасно захотелось поделиться своими мыслями, но она чего-то застыдилась. («Еще подумает: вот громкие слова!») А что она сделала? Пока ничего!
Аэростат чересчур снизился, и Яша, взяв совок, отсыпал немного балластного песку. Разговор прекратился надолго. Марфенька примостилась рядом с ученым. Ночь навевала дремоту. Фосфорически светились во мраке стрелки приборов. Звезды разгорались все ярче – огромные и косматые. Потом стали медленно блекнуть. Сонный Яша, с чуть припухшими веками, при свете фонарика отмечал карандашом по карте пройденные ориентиры. Перед рассветом напала непреодолимая дремота. Все трое с облегчением встретили утро. От горизонта до горизонта качался лес. Светлой тропой мелькала река. Над ней колыхался утренний клочковатый туман.
– Ветлуга,– сказал Яша.
Марфенька вскрикнула и ужасно заволновалась:
– Где-то в этих местах мы жили!... Бабушка Анюта и я. А не знаешь, какой район?
Яша не знал.
– А нельзя здесь приземлиться?
– Можно,– сказал Турышев. Он поплотнее укутал горло шерстяным шарфом.– Чертовски холодно! – пробормотал ученый.
Яша с хрустом потягивался.
– Можно умыться,– сказал он,– воды достаточно. Марфеньке было не до умывания, она чуть не выпала за борт: так перевешивалась из корзины, разглядывая родные места.
Приземлились двумя часами спустя на берегу Ветлуги, неподалеку от города Шарья. До Рождественского было далеко. Колхозники помогли им упаковать оболочку аэростата и доставить ее до станции. Первым поездом аэронавты возвратились в Москву. И на этой же неделе выехали на Каспий.
УТРОМ
Глава первая
ВЫСАДКА НА ПЕСЧАНОМ МЫСУ
«Альбатрос» остановился далеко от берега: ближе не подойти – мель. Свежеосмоленная лодка с надписью на борту «Лиза» подошла к судну, и на нее погрузили ящики с приборами и стеклянной лабораторной посудой, чемоданы, перевязанные шпагатом, пачки книг, чертежные доски, штативы. «Лиза» прокурсировала взад и вперед много раз, пока Мальшет разрешил перевезти и сотрудников. Капитан океанологического судна «Альбатрос» Фома Шалый, высокий, плечистый, красивый парень, всю дорогу от Астрахани до Бурунного, посмеиваясь, разглядывал москвичей. Особенно бесцеремонно изучал он Марфеньку. Она ему явно понравилась, о чем он и сообщил зычным шепотом покрасневшему Яше.
«Лиза» с разбегу уткнулась в песок, и приезжие высадились на влажном от морских брызг пустынном мысу.
Берег был дик и безлюден – море и дюны. Неподалеку стоял один-единственный длинный каменный одноэтажный дом, обомшелый от времени, а рядом – метеорологическая площадка. Вот и все.
Оробевшая Христина в плаще и шерстяной зеленой косынке, завязанной под подбородком, втихомолку перекрестилась. Она никогда не видела ни моря, ни пустыни, и ей казалось, что их привезли куда-то на край света. Правда, рядом была Марфенька, а с ней она ничего не боялась и готова была на все испытания.
Два молодых научных работника, оба в синих беретах и с фотоаппаратами через плечо, сразу стали восторгаться ландшафтом, а потом увековечили высадку снимком сотрудников обсерватории – для будущего музея.
Одного из них звали Валерий Дмитриевич, другого – Вадим Петрович, с очень странной фамилией – Праведников. Тоненькая, длинноногая девушка в сером, в поперечную полосочку платье с кожаным пояском, очень похожая на пилота Яшу Ефремова, с такими же необычно светлыми серыми глазами, крепко расцеловала растроганную Вассу Кузьминичну и Ивана Владимировича. Затем подошла к Марфеньке.
– Вот вы какая!...– удивилась она.– Я почему-то представляла вас совсем другой. Ведь вы – Марфенька?
– Марфа Оленева,– почему-то сухо представилась Марфенька. Сердце ее усиленно забилось. Ей столько расхваливали Лизу, что теперь она смутилась и скрыла смущение за напускной холодностью.
– А я Лиза Ефремова...
Девушки сдержанно обменялись рукопожатием. Яша стоял рядом и внутренне ахнул: неужели не понравились друг другу?
– Не расстраивайся! – шепнул ему на ухо Фома, когда девушки тут же разошлись в разные стороны. Бабы – они всегда так! Просто обе ревнуют тебя: Лизонька привыкла, что ты ее одну любишь. А теперь, как ни говори, сестра будет на втором плане.
Фома был доволен. Плохо, когда девушка, кроме брата, никого не видит вокруг. Может, теперь подобреет Эх, Лиза, Лиза!
– Товарищи, прошу за мной! – громко позвал Мальшет.
Он привел своих сотрудников к склону большого песчаного холма.
– Здесь будет стоять Каспийская климатологическая обсерватория! – торжественно провозгласил он.– Это вот—аэрологический отдел,– Филипп показал на чисто обструганные колышки, воткнутые в землю,– а там поместятся океанологи. Рядом – библиотека. В левом крыле – физика моря. Посредине высится наблюдательная башня. Рядом – жилые корпуса... Посмотрите, какие чудесные трехкомнатные и двухкомнатные квартиры! Можно провести морскую воду и принимать зимой укрепляющие ванны – будешь здоровым, как тюлень.
Филипп еще долго показывал всем обсерваторию. Ветер гнал по земле, словно снежную поземку, песок – слегка буранило.
– А где мы будем спать... сегодня? – почему-то заикаясь, спросил Вадим Петрович.
– Сегодня? Так мы же привезли палатки. Надо установить их!
Палатки устанавливали дотемна. Марфеньке и Христине досталась крошечная двухместная палатка. Раскладушек им не хватило. Яша принес два ватных матраца, шерстяные одеяла и простыни. Осведомился, есть ли у них что покушать, и тут же убежал. Христина постелила прямо на песке.
– Здесь не водятся сколопендры? – шутливо спросила она.
– Не знаю,– коротко бросила Марфенька. Она почему-то чувствовала себя одинокой, ей было грустно и не хотелось разговаривать. Сделала вид, что уснула сразу.
Марфенька лежала и прислушивалась к необычным звукам: шуму волн шуршанию песка, передвигаемого ветром.
Ветер насвистывал так уныло, как это только ветер умеет, и хлопал концом палатки. На простыне уже хрустел песок. Марфеньке становилось все грустнее.
«В сущности, я совсем, совсем одна,—думала девушка.– Христина... кто она и почему со мной? Ведь это просто случай, что я тогда подошла к ней. Она мне чужая, со своей верой в несуществующего бога. Конечно, она меня любит, потому что я помогла ей в тяжелый для нее час. Но... какой она мне товарищ? Что у нас общего? Ничего... Нет у меня настоящего друга!... В школе я была в хороших отношениях со всеми, а одного, настоящего друга не было.