Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак, стр. 25

— Я вас все-таки прошу не называть меня по фамилии ни при Христине, ни при Самуиле, — сказал Юлиус. — Мы оба с Самуилом сговорились не открывать своих имен, и мне не хочется, чтобы он счел меня за ребенка, который не умеет сдержать своего обещания даже в продолжении нескольких часов.

— Будьте покойны, — сказал добряк пастор, — я не выдам вашей тайны. Но я очень рад знакомству с вами. Сын барона Гермелинфельда! Если б только вы знали, какое уважение я питаю к вашему батюшке!.. Я часто говорил о нем с моим задушевным другом, пастором Оттфридом, который некогда учился вместе с ним.

Разговор оборвался, вошел Самуил.

— Ну что, доволен ты своей охотой? — спросил его Юлиус.

— Прямо в восторге! Хотя я и ничего не убил, — сказал он со смехом, — но я нашел и логовище, и такие следы…

Почти одновременно с ним вернулась и Христина. Молодые люди объявили накануне, что они уедут после завтрака.

Все уселись завтракать. Пастор пребывал в радостном настроении от новости, которую он узнал относительно Юлиуса, Юлиус — в мечтательном, Христина была серьезна, а Самуил — очень весел.

Когда отпили кофе, пастор посмотрел на Юлиуса с ласковой мольбой:

— Неужели, — сказал он, — вам необходимо так скоро вернуться в Гейдельберг? Раз вам так нужно поскорее получить ответ на письмо, почему бы не подождать его здесь? Сюда оно попадет двумя часами раньше.

— Ну, а мне, — отозвался Самуил, — решительно невозможно остаться. Мне бы, разумеется, было очень приятно пользоваться всю жизнь таким гостеприимством, как ваше, охотиться здесь, дышать чудным воздухом, но у меня масса занятий, теперь в особенности! Я занят одним исследованием, которое ни на минуту не хочу прерывать.

— А г-н Юлиус?

— О, Юлиус-то свободен! Однако, и он должен помнить, что у него также есть там дела.

Христина, молчавшая до сих пор, пристально посмотрела на Самуила и сказала:

— Разве это такие дела, что г-н Юлиус даже и одного дня не может побыть у нас?

— Вот, вот! Помоги-ка мне уговорить его, дитя мое! — сказал весело пастор.

— Вероятно, это начало неприятельских действий? — отозвался Самуил смеясь, но в то же время он бросил на Христину многозначительный взгляд, который она прекрасно поняла. — В самом деле, борьба оказывается с неравными силами. Я, однако, не намерен сдаваться, и если мадемуазель разрешит мне отвести Юлиуса в сторону и напомнить ему в двух словах о том, почему его присутствие в Гейдельберге необходимо…

— Пожалуйста, — произнесла презрительно Христина. Самуил отвел Юлиуса в угол.

— Ты веришь мне? — сказал он ему шепотом. Разве тебе приходилось когда-нибудь раскаиваться в том, что ты следовал моим советам? Ну так верь же мне! Прочь слабость! Малютка, как видишь, клюет. Только берегись, не слишком поддавайся. Уезжай со мной и позволь скуке и одиночеству поработать за тебя. В твое отсутствие все само собой наладится. А еще другая важная вещь: помни, что в субботу или, вернее, в воскресенье назначено общее собрание Тугендбунда и не вздумай его проспать в наслаждениях Капуи. Что же ты, наконец, представляешь из себя? Человека ли, любящего свою родину, или ребенка, вроде Лотарио, который постоянно цепляется за юбку? Ну, теперь ты можешь делать, что тебе будет угодно, ты свободен.

Юлиус вернулся к столу в задумчивости.

— Ну, как дела? — спросил пастор.

— Да так, — ответил Юлиус, — я должен признаться, что он действительно привел мне очень убедительные доводы.

Пастор сделал печальную мину, а Самуил устремил на Христину торжествующий взгляд.

— Не отчаивайтесь еще, отец мой, — сказала Христина с нервным смехом. — Теперь моя очередь говорить шепотом с г-ном Юлиусом. Не правда ли, это будет справедливо?

— Очень справедливо! — воскликнул добродушный пастор, которому и в голову не приходило, что под видом этой комедии в действительности разыгрывается драма.

Христина отошла с Юлиусом в сторону.

— Послушайте, я вам скажу только одно слово, и если оно не возьмет перевеса над советами вашего друга г-на Самуила, то и это будет иметь свою хорошую сторону: я, по крайней мере, сделаю полезный опыт. Вчера, в развалинах Эбербаха, вы задали мне один вопрос, на который я не могла ответить. Если вы остаетесь у нас, я вам отвечу.

— Слышите, господа? Я остаюсь! — закричал Юлиус.

— Браво, Христина! — воскликнул и пастор.

— Я так и думал, — холодно заметил Самуил. — Когда же ты вернешься?

— Я полагаю, завтра, — сказал Юлиус. — А уж самое позднее, послезавтра. Я завтра получу ответ от отца? Ведь правда, г-н Шрейбер?

— Завтра, да, — ответил пастор. — А вы, — обратился он к Самуилу, — вы не раздумали? Пример вашего друга не подействовал на вас?

— О! Я, — ответил Самуил, — никогда не меняю своего решения.

Христина сделала вид, что совершенно не заметила того угрожающего тона, которым Самуил выговорил эти слова, и сказала самым обыкновенным голосом.

— А вот и лошади.

И действительно, оседланные лошади Самуила и Юлиуса стояли у решетки.

— Уведите обратно в конюшню лошадь г-на Юлиуса, — сказала она служанке, державшей обеих лошадей под уздцы.

Самуил вскочил в седло.

— Вот что, — сказал ему пастор, — у вас в воскресенье занятий нет. Мы вас ожидаем с г-ном Юлиусом.

— Прекрасно! Мы приедем в воскресенье. До завтра, Юлиус. Не забудь про субботу!

И, простившись с Христиной и с ее отцом, он пришпорил коня и пустился вскачь.

После него приехал верховой, которому пастор вручил письмо Юлиуса.

— Ты получишь сто гульденов, если вернешься завтра до полудня, — сказал ему Юлиус. — Вот пока двадцать пять.

Курьер вытаращил глаза от изумления и чуть не ошалел от радости. Потом, очнувшись, подобрал повод и помчался, как стрела.

Глава двадцать четвертая Тугендбунд

Но и во вторник вечером Юлиус еще не вернулся в Гейдельберг.

Самуил улыбался. Он этого ожидал. Прошли среда и четверг, а Юлиуса все не было. Самуил, охваченный горячкой работы, не обращал на это обстоятельство никакого внимания. Однако в пятницу, во время перерыва в своих занятиях, он начал немного беспокоиться. Что означало это упорное отсутствие? Он взял перо и стал писать Юлиусу письмо:

«Дорогой мой товарищ.

До сих пор Геркулесу еще было простительно прясть у ног Омфалы. Надеюсь, однако же, что он не забыл, какая работа предстоит ему завтра. Если только Омфала не Цирцея и не превратила его в животное, он должен помнить о своей обязанности, которая требует его присутствия. Главенствующее место занимает всегда мать, а не любовница, идея, а не любовь. Родина и свобода».

— Теперь я уже уверен, что он вернется, — подумал Самуил.

И он всю субботу уже больше не думал о Юлиусе. Общее собрание Тугендбунда было назначено только в двенадцать часов ночи.

В течение дня он посылал осведомиться о здоровье обоих раненых. Франц Риттер и Дормаген все еще лежали в постели и, по мнению докторов, не могли поправиться ранее двух недель. Приказ Союза был выполнен. Самуил и Юлиус могли гордо предстать перед главарями.

С наступлением сумерек Самуил отправился на свою обычную прогулку по дороге в Неккарштейнах, по которой должен был приехать Юлиус. В том месте, где дорога разветвлялась, ему повстречалась какая-то несомненно знакомая фигура, но Юлиуса все-таки не было. Он вернулся домой.

— Юлиус наверху? — спросил он у хозяина гостиницы.

— Нет, г-н Самуил, — ответил тот.

Самуил поднялся к себе в комнату и запер дверь на ключ. Он был в скверном расположении духа.

— Девчонка-то сильнее, чем мне казалось! — думал он. — Ну да она мне заплатит за это! В библии сказано: любовь так же могущественна, как и смерть. Увидим!

Часы пробили девять, десять, половину одиннадцатого, а Юлиуса все не было.

В одиннадцать часов Самуил окончательно потерял надежду и решился отправиться один.

Он уже взялся было за шапку, как в коридоре послышались чьи-то шаги, и вслед за тем раздался стук в дверь.