Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.], стр. 43
Наша лазейка была довольно широка, однако не настолько, чтобы протащить в нее жернов; но Джим взял кирку и скоро расширил ее, насколько требовалось. Том наметил буквы гвоздем, а Джим принялся выдалбливать их с помощью гвоздя и молотка, добытого нами из кучи хлама, сваленного за пристройкой. Том велел ему поработать, покуда не сгорит у него вся свеча, а потом он может лечь в постель; жернов надо будет спрятать в тюфяк и спать на нем. Мы помогли Джиму надеть цепь на ножку кровати и сами тоже собрались итти спать. Вдруг Тому пришла в голову новая мысль:
— А что, Джим, есть у тебя тут пауки?
— Нет, бог миловал, мастер Том.
— Хорошо, мы тебе достанем несколько штук.
— Бог с вами, мне не нужно пауков. Я их страх как боюсь! По мне гремучие змеи и те лучше!
Том опять задумался.
— Это очень хорошая мысль! — проговорил он наконец. — Надо это устроить. Да, непременно надо, это будет очень кстати. Чудесная мысль! Где ты будешь держать ее?
— Держать кого, мастер Том?
— Разумеется, гремучую змею.
— Боже милостивый, мастер Том! Да если сюда попадет гремучая змея, я уж лучше возьму да голову себе расшибу об стену.
— Полно, Джим, ты бы скоро привык, перестал бы ее бояться. Ты мог бы приручить ее.
— Приручить?!
— Ну да, очень просто. Всякое животное благодарно за доброту и ласку, ему и в голову не придет сделать вред тому, кто его приласкает. Это можно прочесть в любой книге. Попробуй только, об одном прошу тебя, попробуй денька два-три. В короткое время ты можешь так приручить змею, что она тебя полюбит, будет спать с тобой вместе и всюду следовать за тобой. Потом ты обернешь ее у себя вокруг шеи, а голову положишь в рот…
— Пожалуйста, мастер Том, замолчите! И слушать-то страшно! Чтобы я да взял в рот такую погань — ни за что на свете! И спать с ней вместе я вовсе не желаю…
— Джим, перестань дурить! Узник должен иметь при себе какую-нибудь бессловесную тварь, которую он воспитывает и лелеет, и если до сих пор еще никто не пробовал приручить гремучую змею, то тем больше славы для тебя, что ты будешь первый.
— Ну, мастер Том, не нужно мне такой славы! А что, если змея возьмет да и ужалит Джима, какая тут слава? Нет, сэр, не хочу я затевать такой страсти.
— Чорт возьми, не можешь ты разве попробовать? Я хочу только, чтобы ты попробовал. Если не удастся, никто тебя не заставит держать ее дольше.
— Да ведь змея может меня укусить, покуда я пробую! Слушайте, мастер Том, я согласен выносить все, что вам угодно, всевозможные глупости, но если вы с Геком притащите гремучую змею и заставите меня приручать ее, я сбегу, ей-богу сбегу!
— Ну, ладно, ладно, оставим это, если уж ты так заупрямился. Мы можем достать несколько ужей; ты привяжешь им к хвостам пуговицы, и мы сделаем вид, будто это гремучие змеи, — кажется, так будет хорошо.
— Ужи, пожалуй, ничего, я еще могу их вынести, мастер Том, но, ей-ей, лучше было бы обойтись и без них. Раньше я никогда не слыхивал, чтобы было так трудно и хлопотливо быть узником.
— Всегда так бывает, если соблюдаешь все правила. Водятся тут крысы?
— Нет, сэр, крыс я что-то не замечал.
— Хорошо, мы тебе достанем несколько штук.
— Да мне вовсе не нужно крыс, мастер Том! Это несноснейшие твари в мире: покою не дают человеку, снуют вокруг и пребольно за ноги кусают, чуть только уснешь. Нет, сэр, уж лучше дайте мне сюда ужей, если непременно нужно, а крыс не давайте, не надо мне их!
— Однако, Джим, это необходимо! У всех узников в тюрьме водятся крысы, не беспокойся! Еще не бывало примера, чтоб узник жил без крыс. Он приручает их, ласкает, учит разным фокусам, зверьки становятся общительными, точно собачки. Но ты должен играть для них, они любят музыку. Тебе не на чем играть?
— У меня ничего нет, кроме гребенки с кусочком бумажки и дудки, но я полагаю, что дудка им придется по вкусу.
— Ах, им все равно, какого сорта музыка, лишь бы музыка! Дудка достаточно хороша для крыс. Все животные любят музыку, а в тюрьме и подавно. Особливо жалобную музыку, а на дудке, пожалуй, ничего веселого и не сыграешь. Музыка всегда интересует крыс, они вылезают из нор и приходят полюбопытствовать, что это ты делаешь. Вечером, перед тем как ложиться спать, или рано поутру ты должен сидеть на постели и играть на своей дудке; проиграешь минуты две и сейчас увидишь, как все крысы, змеи, пауки заинтересуются игрой и придут — так и закишат вокруг тебя. То-то будет весело!
— Им-то будет весело, мастер Том, а каково будет бедному Джиму? Впрочем, если надо, я, пожалуй, готов. Уж лучше, в самом деле, доставлять удовольствие животным, чтобы поменьше было от них неприятностей.
Том задумался. Что бы еще сочинить?
— Ах да; я забыл! Хорошо бы здесь вырастить какой-нибудь цветок.
— Право, не знаю, мастер Том, только здесь порядочно-таки темно, да я и не привык ухаживать за цветами, немало мне будет возни.
— Попробуй, во всяком случае. Иным узникам удавалось вырастить очень неплохие цветы.
— Пожалуй, есть такой большой стебель коровяка… тот будет здесь расти, мастер Том, но только и растить-то его не стоит труда.
— Ничего, мы добудем тебе маленькое растеньице, ты его посадишь здесь в уголку и станешь ухаживать за ним. Только ты не называй его коровяком, а зови пиччиола, не иначе, это самое настоящее название. И вдобавок тебе надо поливать его слезами.
— Зачем же? У меня тут вдоволь воды из колодца, мастер Том.
— Колодезной водой нельзя, надо непременно слезами. Так всегда делают.
— Оно живо завянет, мастер Том, будьте уверены! Ведь я никогда не плачу.
Том немного опешил, но скоро выпутался из затруднения, заявив, что он принесет Джиму луку. Он обещал зайти поутру к неграм в шалаш и украдкой положить одну луковицу в кофейник Джима. Джим признался, что он лучше бы согласился, чтобы ему всыпали табаку в кофе, да и вообще ему все так надоело — и возня с растением, и музыка для прельщения крыс, и приручение змей, пауков и прочих гадов, не говоря о канители с перьями, надписями, ведением дневника и так далее, — что он готов бог знает что сделать, лишь бы его оставили в покое: очень уж хлопотливо быть узником!
Том потерял с ним всякое терпение и стал упрекать его, говоря, что ему доставляют случай прославить свое имя, а он не умеет этого ценить и все эти преимущества пропадают у него даром. Джим устыдился, обещая, что больше не будет упрямиться. После этого мы с Томом отправились спать.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Крысы. — Веселое общество в постели. — Соломенное чучело.
На другой день утром мы пошли в город, купили проволочную крысоловку, снесли ее в погреб, расковыряли одну из лучших крысиных нор — и не прошло часу, как у нас набралось штук пятнадцать самых отборных крыс. Крысоловку мы снесли наверх и поставили в надежное место — под кровать тети Салли.
Но покуда мы ходили за пауками, маленький Томас-Франклин-Бенджамен-Джефферсон-Александр Фелпс нашел крысоловку под кроватью и отворил дверцу, чтобы посмотреть, выйдут ли крысы. Они и разбежались по комнате. Когда мы вернулись, оказалось, что тетя Салли в ужасе стоит на кровати и испускает дикие вопли, а крысы так и кишат у нее под ногами. За это она хорошенько отстегала нас обоих прутом. Потом мы часа два бились, ловя новых крыс. Чорт побери этого несносного мальчугана! Да и не того уж сорта крысы попались нам, первый улов был невпример лучше: я еще не видывал таких здоровенных.
Мы добыли великолепнейшую коллекцию разных пауков, жуков, лягушек и гусениц, пытались было достать и гнездо шершней, но шершни сильно искусали нас, — очень долго нам больно было садиться. Потом мы принялись за ужей — раздобыли дюжины две, положили их в мешок и оставили у себя в комнате.
Между тем настало время ужина. Славный выпал денек, усердно-таки мы поработали! Приходим назад, смотрим — ни единого ужа. Оказывается, мы плохо завязали мешок, и они все расползлись. Впрочем, не беда, они далеко не ушли — долго после этого у нас в доме не переводились змеи: то из-под бревна выползет, то из-за двери и непременно попадет в тарелку кому-нибудь или за шею — словом, куда не следует.