Графиня де Монсоро. Том 2, стр. 45
– Ну же, ну!
– А что, если это был…
– Если это был?
– Нет.
– Нет?
– Пожалуй, да.
– Говорите же!
– Что, если это был господин герцог Анжуйский?
– Я тоже об этом думал, – ответил Монсоро, – но я навел справки. Это не мог быть он.
– Э! Герцог большой хитрец.
– Да. Но это не он.
– Вы мне все только и говорите: «Не он, не он», – запротестовал Сен-Люк, – и требуете, чтобы я сказал вам, кто же «он».
– А как же иначе? Вы живете в замке, вы должны знать…
– Постойте, – воскликнул Сен-Люк.
– Нашли?
– У меня еще одна мысль появилась. Если это на были ни вы, ни герцог, то, конечно же, это был я.
– Вы, Сен-Люк?
– А почему бы нет?
– Зачем вам было приезжать верхом и перелезать в парк через стену, когда вы могли пройти в него из замка?
– А! Бог мой! У меня бывают свои прихоти! – сказал Сен-Люк.
– Зачем вам было обращаться в бегство, когда я показался на стене?
– Проклятие! И не от такого зрелища убежать можно.
– Значит, вы были заняты дурным делом? – сказал граф, не в силах уже сдерживать свое раздражение.
– Возможно.
– Да вы издеваетесь надо мной! – вскричал, побледнев, граф. – Издеваетесь уже добрые четверть часа.
– Вы ошибаетесь, сударь, – сказал Сен-Люк, вынимая часы и устремив на графа такой пристальный взгляд, что даже Монсоро, несмотря на свою свирепую храбрость, вздрогнул, – не четверть часа, а двадцать минут, – – Но вы меня оскорбляете, сударь! – воскликнул граф.
– А как вы полагаете, сударь, меня вы не оскорбляете, приставая ко мне с вашими вопросами, достойными сбира?
– Вот оно что! Теперь я все ясно вижу!
– Подумаешь, чудеса, в десять-то часов утра! И что же вы видите, скажите на милость?
– Что вы в сговоре с тем предателем, с тем трусом, которого я чуть не убил вчера.
– Проклятие! – воскликнул Сен-Люк. – Это мой друг.
– Что ж, если это так, я убью вас вместо него.
– Ба! В вашем собственном доме! Вдруг! Без вызова!
– Не думаете ли вы, что я буду церемониться с каким-то мерзавцем? – воскликнул выведенный из себя граф.
– Ах, господин де Монсоро, – вздохнул Сен-Люк, – как дурно вы, однако, воспитаны! И как скверно сказалось на вашей нравственности частое общение с дикими зверями! Стыдитесь!
– Вы что, не видите, что я взбешен?! – взревел Монсоро, скрестив руки на груди и наступая на Сен-Люка. Лицо главного ловчего было искажено страшной гримасой отчаяния, которое терзало его сердце.
– Смерть Христова! Разумеется, вижу. И, по правде говоря, ярость вам вовсе не к лицу. На вас просто смотреть страшно, дорогой мой господин де Монсоро.
Граф, не владея собой, положил руку на эфес шпаги.
– А! Обращаю ваше внимание, – сказал Сен-Люк, – это вы затеваете со мною ссору. Призываю вас в свидетели того, что я совершенно спокоен.
– Да, щеголь, – сказал Монсоро, – да, паршивый миньон, я бросаю тебе вызов.
– Тогда потрудитесь перейти по ту сторону этой стены, господин де Монсоро: по ту сторону мы будем не в ваших владениях.
– Мне это все равно! – воскликнул граф.
– А мне нет, – сказал Сен-Люк, – я не хочу убивать вас в вашем доме.
– Отлично! – сказал Монсоро, поспешно взбираясь на стену.
– Осторожней, не торопитесь, граф! Тут один камень плохо держится, должно быть, его часто тревожили. Еще разобьетесь, не приведи бог. Поверьте, я буду просто безутешен.
И Сен-Люк, в свою очередь, стал перелезать через стену.
– Ну! Ну! Поторапливайся, – сказал граф, обнажая шпагу.
«Я приехал сюда, чтобы пожить в свое удовольствие, – сказал себе Сен-Люк. – Ей-богу! Я славно позабавлюсь».
И он спрыгнул на землю по ту сторону стены.
Глава 26.
О ТОМ, КАК ГОСПОДИН ДЕ СЕН-ЛЮК ПОКАЗАЛ ГОСПОДИНУ ДЕ МОНСОРО УДАР, КОТОРОМУ ЕГО НАУЧИЛ КОРОЛЬ
Граф де Монсоро ждал Сен-Люка со шпагой в руках, выстукивая ногой яростный вызов.
– Ты готов? – спросил граф.
– Кстати, – сказал Сен-Люк, – вы выбрали себе совсем недурное место: спиной к солнцу. Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь.
Монсоро повернулся на четверть оборота.
– Отлично, – сказал Сен-Люк, – так мне будет хорошо видно, что я делаю.
– Не щади меня, – сказал Монсоро, – я буду драться насмерть.
– Вот как? – сказал Сен-Люк. – Стало быть, вы обязательно хотите меня убить?
– Хочу ли я? О! Да.., я хочу!
– Человек предполагает, а бог располагает, – заметил Сен-Люк, в свою очередь обнажая шпагу.
– Ты говоришь…
– Я говорю… Поглядите повнимательней на эти сот маки и одуванчики.
– Ну?
– Ну так вот, я говорю, что уложу вас прямо на них. И, продолжая смеяться, Сен-Люк встал в позицию. Монсоро неистово бросился на него и с невероятным проворством нанес Сен-Люку два или три удара, которые тот отбил с не меньшей ловкостью.
– Клянусь ботом, господин де Монсоро, – сказал Сен-Люк, продолжая фехтовать с противником, – вы недурно владеете шпагой, и всякий другой, кроме меня или Бюсси, был бы убит на месте вашим последним отводом, Монсоро понял, с каким человеком он имеет дело, и побледнел.
– Вы, должно быть, удивлены, – прибавил Сен-Люк, – что я так сносно управляюсь со шпагой. Дело в том, что король – он, как вам известно, очень меня любит – взял на себя труд давать мне уроки и, среди прочего, научил меня удару, который я вам сейчас покажу. Я говорю все это затем, чтобы вы имели удовольствие, если вдруг я убью вас этим ударом, знать, что вас убили ударом, преподанным королем. Вам это будет весьма лестно.
– Вы ужасно остроумны, сударь, – сказал выведенный из себя Монсоро, делая выпад правой ногой, чтобы нанести прямой удар, способный проткнуть насквозь стену.
– Проклятие! Стараюсь, как могу, – скромно ответил Сен-Люк, отскакивая в сторону.
Этим движением он вынудил своего противника сделать полувольт и повернуться лицом прямо к солнцу.
– Ага! – сказал Сен-Люк. – Вот вы уже и там, где мне хотелось вас видеть, прежде чем я увижу вас там, куда хочу вас уложить. Недурно я выполнил этот прием, верно? Право же, я доволен, очень доволен! Только что вы имели всего пятьдесят шансов из ста быть убитым, а сейчас у вас их девяносто девять.
И со стремительной силой и ожесточением, которых не знал за ним Монсоро и которых никто не заподозрил бы в этом изнеженном молодом человеке, Сен-Люк нанес главному ловчему, не останавливаясь, один за другим пять ударов. Монсоро, ошеломленный этим ураганом из свиста и молний, отбил их. Шестой удар был ударом прим; он состоял из двойной финты, парады и рипоста. Первую половину этого удара графу помешало увидеть солнце, а вторую он не смог увидеть потому, что шпага Сен-Люка вошла в его грудь по самую рукоятку.
Какое-то мгновение Монсоро еще продолжал стоять, словно подрубленный дуб, ждущий лишь легкого дуновения, чтобы понять, в какую сторону ему падать.
– Вот и все, – сказал Сен-Люк. – Теперь у вас все сто шансов. И вот что, заметьте, сударь: вы упадете как раз на те маки и одуванчики, которые я имел честь вам показать.
Силы оставили графа. Его пальцы разжались, глаза затуманились. Он подогнул колени и рухнул на маки, смешав с их пурпуром багрянец своей крови.
Сен-Люк спокойно вытер шпагу и стоял, наблюдая за сменой оттенков, которая постепенно превращает лицо агонизирующего человека в маску трупа.
– А! Вы убили меня, сударь, – сказал Монсоро.
– Я старался убить вас, – ответил Сен-Люк, – но теперь, когда вы лежите тут и вот-вот испустите дух, черт меня побери, если мне не досадно, что я сделал это. Теперь я испытываю к вам глубокое уважение, сударь. Вы ужасно ревнивы, оно верно, но вы храбрый человек.
И, весьма довольный своей надгробной речью, Сен-Люк опустился на колено возле Монсоро и сказал ему:
– Нет ли у вас какого-нибудь последнего желания, сударь? Слово дворянина – оно будет исполнено. Обычно, по себе знаю, когда ты ранен, испытываешь жажду. Может быть, вы хотите пить? Я пойду за водой.