Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко), стр. 34
— Это немыслимо, совершенно немыслимо! Вы издеваетесь надо мной!
— Как это?
— Да, немыслимо! Нельзя быть таким хорошим, таким необыкновенным, таким безупречным.
— Погодите, — остановил ее Рауль с горькой усмешкой, — еще немного, и вы скажете, может быть, что я не любил вас любовью мужчины.
— О, вы любите меня, вы любите нежною братской любовью! Позвольте мне сохранить эту надежду, Рауль.
— Нежною братской любовью? О, не обманывайтесь, Луиза. Я люблю вас, как любит любовник, как муж, я любил вас нежнее всех тех, кто вас любит или будет любить.
— Рауль! Рауль!
— Братской любовью? О, Луиза, я любил вас так, что отдал бы за вас всю свою кровь, каплю за каплей, всю свою плоть, клочок за клочком, вечность, ожидающую меня за гробом, мгновение за мгновением.
— Рауль, Рауль! Сжальтесь!
— Я любил вас так, что мое сердце мертво, что моя вера колеблется, что глаза мои угасают. Я любил вас так, что теперь все для меня пустыня — и на земле и на небе.
— Рауль, Рауль, друг мой, умоляю вас, пощадите меня! — воскликнула Лавальер. — О, если б я знала!..
— Слишком поздно, Луиза! Вы любите, вы счастливы. Я вижу заполняющую вас радость сквозь слезы на ваших глазах. За слезами, которые проливает ваша порядочность, я ощущаю вздохи, порождаемые вашей любовью. О, Луиза, Луиза, вы сделали меня несчастнейшим из людей. Уйдите, заклинаю вас! Прощайте, прощайте!
— Простите меня, умоляю, простите!
— Разве я не сделал большего? Разве я не сказал, что люблю вас?
Лавальер закрыла руками лицо.
— А сказать вам об этом в такую минуту, сказать так, как говорю я, — это то же, что прочитать себе в вашем присутствии приговор, осуждающий меня на смерть. Прощайте!
Лавальер хотела протянуть ему руку.
— В этом мире мы не должны больше встречаться, — проговорил Рауль.
Еще немного, и она закричала бы, но он закрыл ей рукою рот. Она поцеловала руку Рауля и потеряла сознание.
— Оливен, — сказал Рауль, — поднимите эту молодую даму и снесите в портшез, который ожидает ее внизу.
Оливен поднял Лавальер. Рауль сделал движение, чтобы броситься к ней, чтобы поцеловать ее в первый и последний раз в жизни, но, сдержав свой порыв, он произнес:
— Нет, это не мое достояние. Я не король Франции, чтобы красть!
И он затворился у себя в комнате, предоставив лакею унести все еще не пришедшую в себя Лавальер.
XXII. То, о чем догадался Рауль
После ухода Рауля, после восклицаний, которыми Атос и д’Артаньян проводили его, они остались наедине. На лицо Атоса тотчас же возвратилось то самое выражение готовности ко всему, которое появилось на нем, едва вошел д’Артаньян.
— Ну, дорогой друг, что же вы хотите мне сообщить?
— Я?
— Конечно. Ведь не станут же вас посылать без особо важного дела?
Атос улыбнулся.
— Черт подери! — воскликнул д’Артаньян.
— Я помогу вам, друг мой. Король в бешенстве? Разве не так?
— Да, должен признаться, он недоволен.
— И вы пришли?..
— От его имени. Вы правы.
— Чтобы арестовать меня?
— Вы попали в самую точку, друг мой.
— Ну что ж, ничего иного я и не ждал. Поехали!
— Погодите! Какого черта! Куда вы торопитесь!
— Я не хочу вас задерживать, — сказал, улыбаясь, Атос.
— Времени у меня хватит! А разве вам не любопытно узнать, что произошло у нас с королем?
— Если вам угодно рассказать мне об этом, друг мой, я с удовольствием послушаю.
И он указал д’Артаньяну на громоздкое кресло, в котором последний расположился с возможным удобством.
— Видите ли, я охотно сделаю это, — продолжал д’Артаньян, — поскольку наша беседа была достаточно любопытной.
— Слушаю вас.
— Итак, король вызвал меня к себе.
— После моего ухода?
— Вы находились в то время на последних ступенях дворцовой лестницы, как сообщили мне мушкетеры. Я явился. Друг мой, он был не то что красный — он был лиловый. Я еще не знал, что произошло между вами. Я увидел лишь сломанную пополам шпагу, лежавшую на полу.
«Господин д’Артаньян! — вскричал король, завидев меня, — здесь только что был граф де Ла Фер; он наглец!»
«Наглец?!» — воскликнул я с таким выражением, что король сразу умолк.
«Господин д’Артаньян, — продолжал, стиснув зубы, король, — готовы ли вы слушать меня и повиноваться моему приказу?»
«Это мой долг, ваше величество».
«Я пожелал избавить этого дворянина от позора быть арестованным у меня в кабинете, поскольку храню о нем кое-какие добрые воспоминания. Но… вы возьмете карету…»
Я двинулся к дверям.
«Если вам неприятно принимать участие в этом, неприятно арестовывать его, пошлите начальника моей личной охраны».
«Ваше величество, — ответил я, — начальник охраны не нужен, раз я на дежурстве».
«Я не хотел поручать вам столь щекотливое дело, — молвил король ласково, — ведь вы всегда безупречно служили мне, господин д’Артаньян».
«Я не нахожу здесь ничего щекотливого, ваше величество. Я при исполнении служебных обязанностей, вот и все».
«Но я думал, — сказал удивленно король, — что граф давний ваш друг?»
«Будь он мне даже отцом, ваше величество, это не избавило бы меня от несения службы».
Король посмотрел на меня, и мое бесстрастное лицо, очевидно, рассеяло его опасения.
«Итак, вы арестуете графа де Ла Фер?»
«Конечно, ваше величество, если вы мне отдадите подобный приказ».
«Приказ! Я отдаю этот приказ».
Я поклонился.
«Где находится граф, ваше величество?»
«Вы найдете его».
«И арестую, где бы он ни был?»
«Да… но постарайтесь, чтобы это произошло у него на квартире. Если он успел уехать к себе в поместье, выезжайте из Парижа и нагоните его в пути».
Я поклонился снова, но не двинулся с места.
«Что еще?» — спросил нетерпеливо король.
«Я жду, ваше величество».
«Чего же вы ждете?»
«Подписанного вами приказа».
Король, казалось, был недоволен.
И в самом деле, это было новое проявление ничем не обузданной власти, проявление произвола, если уместно употреблять это слово, говоря о самодержавии. Король нехотя взял перо; помедлив немного, он написал:
«Приказываю капитан-лейтенанту моих мушкетеров, шевалье д’Артаньяну, арестовать графа де Ла Фер, где бы он ни нашел его».
Потом он повернулся ко мне. Я ждал с полнейшей невозмутимостью. Должно быть, он увидел в моем спокойствии вызов, потому что поспешно подписал этот приказ и, передавая его в мои руки, вскричал:
«Идите!»
Я повиновался, и вот я у вас.
Атос пожал руку своего старого друга и произнес:
— Ну что же? Идем!
— Разве вам не требуется привести в порядок дела, прежде чем покинуть при таких обстоятельствах вашу квартиру?
— Мне? Нет, не требуется.
— Как же так?
— Господи боже! Вы же знаете, д’Артаньян, что я всегда смотрел на себя как на простого путника на земле, готового отправиться на край света по приказу моего короля, готового перейти из этого мира в будущий по велению моего бога. Что еще требуется человеку, который предупрежден заранее? Дорожный баул или гроб. И сегодня я готов, как всегда. Везите ж меня!
— А Бражелон?
— Я воспитал его в тех же принципах, которыми руководствовался сам на протяжении своей жизни, и вы должны были заметить, что, увидев вас, он сразу же догадался о причинах вашего посещения. Мы сбили его на некоторое время со следа, но, будьте уверены, он достаточно подготовлен к моей опале, чтобы она могла чрезмерно его устрашить. Идем!
— Идем, — спокойно сказал д’Артаньян.
— Друг мой, сломав свою шпагу у короля и бросив ее обломки у его ног, я, по-видимому, свободен от обязанности вручить ее вам?
— Вы правы. А впрочем, на кой черт мне нужна ваша шпага?
— Как мне идти, перед вами или за вами?
— Надо идти со мной под руку, — молвил д’Артаньян.
Он взял графа де Ла Фер под руку и вместе с ним спустился с лестницы. Так они прошли до подъезда.