Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 3 (худ. Клименко), стр. 126

Людовик подошел к двери и вызвал к себе Кольбера.

Кольбер был в коридоре, где работали секретари. Он тотчас же явился на зов.

— Кольбер, вы сделали обыск у господина Фуке?

— Да, ваше величество.

— Каковы его результаты?

— Господин де Роншера, посланный с вашими мушкетерами, государь, вручил мне бумаги, — ответил Кольбер.

— Я ознакомлюсь с ними… А теперь дайте-ка мне вашу руку.

— Мою руку, ваше величество?

— Да, и я вложу ее в руку шевалье д’Артаньяна. Ведь вы, д’Артаньян, — обратился король с ласковою улыбкою к своему испытанному солдату, который, завидев этого приказного, снова принял надменный вид, — ведь вы, в сущности, не знаете этого человека; познакомьтесь же с ним.

И он указал ему на Кольбера.

— Он был посредственным слугой на второстепенных ролях, но он будет великим человеком, если я предоставлю ему высокое положение.

— Ваше величество, — пролепетал Кольбер, потерявший голову от удовольствия и страха пред ожидающим его будущим.

— Я понимаю, почему так было до сей поры, — прошептал д’Артаньян на ухо королю, — он завидовал.

— Вот именно, и зависть связывала его, не давая расправить как следует крылья.

— Отныне он будет крылатой змеей, — пробормотал мушкетер, все еще движимый остатками ненависти к недавнему своему врагу.

Но у Кольбера, подходившего к нему в этот момент, было теперь совсем иное лицо, нисколько не похожее на то, которое капитан привык видеть; оно показалось ему добрым, мягким, покладистым; в его глазах светился такой благородный ум, что д’Артаньян, отлично разбиравшийся в человеческих лицах, был смущен и почти поколеблен в своих давних предубеждениях.

Кольбер пожал ему руку и произнес:

— То, что было сказано вам королем, доказывает, насколько его величество знает людей. Бешеная борьба, которую я вел вплоть до этого дня против злоупотреблений, но не против людей, доказывает, что я хотел подготовить моему королю великое царствование, а моей стране — великое благоденствие. У меня широкие замыслы, господин д’Артаньян, и вы увидите, как они расцветут под солнцем гражданского мира. И если я не рассчитываю и не обладаю счастьем заслужить дружбу честных людей, то я убежден, что в худшем случае заслужу их уважение. А за их восхищение я с готовностью отдам свою жизнь, сударь.

Эта перемена, это внезапное возвышение, это молчаливое одобрение короля заставили мушкетера основательно призадуматься. Он учтиво поклонился Кольберу, не спускавшему с него глаз. Король, увидев, что они помирились, не стал их задерживать; из королевского кабинета они вышли вместе.

За порогом его новый министр остановил капитана и сказал:

— Возможно ли, господин д’Артаньян, чтобы человек с таким острым глазом, как вы, не понял меня с первого взгляда?

— Господин Кольбер, — отвечал капитан, — солнечный луч, светящий прямо в глаза, мешает разглядеть самый яркий костер. Человек, стоящий у власти, излучает сияние, вы это знаете, и раз вы достигли ее, зачем вам преследовать и дальше несчастного, которого постигла немилость и который упал с такой высоты?

— Мне, сударь? О, я никогда не стану его преследовать. Я хотел управлять финансами, и управлять ими единолично, потому что я и в самом деле честолюбив и особенно потому, что я глубоко верю в присущие мне достоинства. Я знаю, что золото всей страны окажется предо мною, а я люблю смотреть на золото короля. Если мне доведется прожить еще тридцать лет, то ни один денье в течение этих тридцати лет не прилипнет к моим рукам: на это золото я построю хлебные склады, величественные здания, города; я углублю гавани; я создам флот, я снаряжу корабли, которые понесут имя Франции к самым далеким народам и племенам; я создам библиотеки и академии; я сделаю Францию первой страной в мире, и притом самой богатой. Вот причины моей нелюбви к господину Фуке, который мешал мне действовать. А потом, когда я буду великим и сильным, когда Франция будет велика и сильна, тогда и я также воскликну: «Милосердие!»

— Вы произнесли это слово. Давайте попросим у короля свободу для господина Фуке. Он преследует его, думая только о вас.

— Сударь, — ответил Кольбер, — вы знаете, что это вовсе не так и что король испытывает личную ненависть к господину Фуке. И не мне говорить вам об этом.

— Она утомит короля, он забудет о ней.

— Король ничего не забывает, господин д’Артаньян… Погодите, король вызывает дежурных к себе и отдаст сейчас какое-то приказание: я не влиял на него, не так ли? Слушайте!

Король действительно вызвал секретарей.

— Господин д’Артаньян? — спросил он.

— Я здесь, ваше величество.

— Дайте двадцать мушкетеров господину де Сент-Эньяну для охраны господина Фуке.

Д’Артаньян и Кольбер обменялись взглядами.

— Из Анжера, — распорядился король, — пусть перевезут арестованного в Париж, в Бастилию.

— Вы были правы, — шепнул Кольберу капитан мушкетеров.

— Сент-Эньян, — продолжал король, — вы пристрелите всякого, кто заговорит с господином Фуке в пути.

— А я, ваше величество, я тоже должен молчать? — спросил де Сент-Эньян.

— Вы, сударь, будете говорить с ним только в присутствии мушкетеров.

Де Сент-Эньян поклонился и вышел, чтобы приступить к исполнению полученного им приказания.

Д’Артаньян тоже хотел удалиться, но король задержал его.

— Сударь, — приказал он, — отправляйтесь незамедлительно и примите под мою руку остров и крепость Бель-Иль-ан-Мер, принадлежавшие господину Фуке.

— Хорошо, ваше величество. Я поеду один?

— Вы возьмете с собой столько войск, сколько понадобится, чтобы не потерпеть неудачи, если крепость окажет сопротивление.

Шепот льстивого недоверия к возможности подобного факта раздался между придворными.

— Такие вещи случались, — подтвердил д’Артаньян.

— Я видел их собственными глазами в дни моего детства и не желаю видеть их снова. Вы меня поняли? Идите, сударь, и возвращайтесь не иначе, как с крепостными ключами.

Кольбер подошел к д’Артаньяну.

— Вот поручение, — сказал он, — за которое, если вы его выполните как следует, вы получите маршальский жезл.

— Почему вы говорите: если вы его выполните как следует?

— Потому что это поручение весьма трудное. К тому же на Бель-Иле ваши друзья, а таким людям, как вы, господин д’Артаньян, не так-то просто перешагнуть через трупы друзей ради того, чтобы добиться успеха.

Д’Артаньян опустил голову; Кольбер возвратился в кабинет короля.

Спустя четверть часа капитан получил приказ, предписывающий в случае сопротивления взорвать до основания крепость Бель-Иль. Этим приказом ему также вручалось право казнить или миловать местных жителей и беглецов, укрывшихся в крепости; особо предписывалось не выпускать из нее ни души.

«Кольбер был прав, — подумал д’Артаньян. — Мой маршальский жезл стоил бы жизни моим друзьям. Только здесь забывают, что они не глупее птиц и не станут дожидаться руки птицелова, чтобы расправить крылья и улететь. И эту руку я им так хорошо покажу, что у них будет достаточно времени, чтобы увидеть ее. Бедный Портос! Бедный Арамис! Нет, моя слава не будет стоить вам ни одного перышка».

Приняв это решение, д’Артаньян собрал войска короля, погрузил их в Пембефе и, не потеряв ни минуты, снялся с якоря и поплыл на всех парусах.

XXIII. Бель-Иль-ан-Мер

На краю мола, на который яростно наседал вечерний прибой, прогуливались, взявшись за руки, два человека. Они оживленно беседовали, и ни одна душа не могла расслышать их слов, уносимых одно за другим порывами ветра вместе с белою пеной, вздымаемой гребнями волн.

Солнце только что опустилось в бескрайнюю хлябь океана — в эти минуты оно было похоже на гигантское, пышущее багровым жаром горнило.

Время от времени один из этих людей оборачивался к востоку, как бы вопрошая с мрачным беспокойством пустынное море. Другой, всматриваясь в лицо своего спутника, пытался, казалось, разгадать значение его взглядов. Затем, оба безмолвные, одолеваемые мрачными мыслями, они возобновляли прогулку.