Кукла госпожи Барк, стр. 38

Под вечер ко мне в кабинет зашел генерал.

– Ну, что вы скажете по поводу всей этой ахинеи, которую наболтал нам Сеоев? – угрюмо спросил он, выразительно глянув в сторону микрофона.

– Черт его знает!.. какая-то пинкертоновщина!.. По его сумбурному рассказу трудно понять, где истина я где ложь…

– А по-моему – все ясно. Какая там истина! – сурово перебил генерал. – Напился, как свинья, устроил пьяную драку, избил этого фокусника, а все остальное – наврал.

– Но, позвольте, он говорит, что этот фокусник – русский, белогвардеец, по фамилии Кожицин, что зовут его Владимир Николаевич…

– Ну, и что из этого? Тем хуже для советского сержанта…

– …что он уговаривал Сеоева выкрасть из сейфа документы!..

– Враки! Просто ваш Сеоев, желая реабилитировать себя, выдумал всю эту гору вранья, чтобы прикрыть ею пьяный дебош. Нет, Александр Петрович, не спорьте и не уговаривайте меня… бесполезно. Вы отдали приказ об его откомандировании в распоряжение коменданта?

– Никак нет, не успел, – ответил я.

– Немедленно же отдайте и отошлите его отсюда вон, – сухо сказал генерал.

– Слушаюсь, товарищ генерал! Но, по-моему, к тому, что рассказывает он, следовало бы прислушаться.

– К чему прислушиваться? К вранью о фокусах, предсказаниях и прочей белиберде? Полноте, Александр Петрович, просто ваш любимчик-сержант допился до такого скотского состояния, что ему стала мерещиться всякая чертовщина… Словом, кончим этот разговор. Чтобы завтра же его не было в Тегеране, и пусть он благодарит, что я не отдаю его под суд. На всякий случай сегодня же обратитесь официально через нашу миссию в Министерство внутренних дел с просьбой сообщить, кто такой этот Го Жу-цин, и правда ли, что он русский белогвардеец и немецкий шпион. Если это подтвердится, то попросим о немедленной высылке его из Ирана, а теперь перейдем к другим вопросам. Скажите, как бы вы отнеслись, если б я просил вас на день-другой слетать в Тбилиси, в штаб Закавказского фронта? Дело в том, что я хочу, чтобы, прежде чем отошлем в Главную Ставку в Москву наш доклад, вы ознакомили с ним командующего фронтом и членов Военного Совета.

– Готов в любую минуту! Когда прикажете вылететь, товарищ генерал?

– О-о, не так-то скоро! Пока это, так сказать, в проекте. Может быть, через неделю, а, может быть, и позже. Дело в том, что и вам, и мне надо, прежде чем закончим доклад, побывать на местах, объехать зону и уже потом подвести итог.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Еще издали я увидел стройную фигуру девушки. Серый плащ, голубой шарф и большая сиреневая сумка резко выделялись на фоне зеленых кустов буйно распустившихся астр и магнолий.

Зося не видела меня. Опустив голову и чертя кончиком зонтика узоры на красном песке аллеи, она, казалось, ушла в свои мысли.

Я издали залюбовался ею. Эта чудесная девушка никак не была похожа на прислугу, на простую горничную. В ней было что-то свое, свободное, грациозное. Она была действительно очень хороша, и не только хороша, в ее лице была нега, живость и, несмотря на врожденную кокетливость, чистота. Она еще сохранила детскую манеру очень быстро поднимать глаза и смотреть на собеседника прямо в упор с любопытством и жадной пытливостью невинности. Когда же девушка опускала глаза, они казались закрытыми – так были длинны темные ресницы, окаймлявшие большие, чистые голубые глаза.

– Здравствуйте, Зося, простите, что запоздал. К сожалению, эти запутанные аллеи вывели меня совсем в другую сторону.

– Ничего, господин полковник. Я так задумалась, что и забыла о времени, – тихо перебила она.

– О чем же, Зося?

Какая-то тень пробежала по лицу девушки, она быстро и строго глянула на меня и сухо сказала:

– Так, пустяки…

Эта смена настроений, такая внезапная и резкая, насторожила меня. Девушка была или очень наивна и непосредственна или же крайне опытна и хитра.

– Вы чем-то обеспокоены? – участливо спросил я.

– Не-ет!.. Просто случайность… Я вспомнила об одном неприятном для меня письме, и это взволновало меня.

– Не могу я быть вам полезен?

– Нет, – сжав губы, с трудом, еле слышно проговорила она и, пересиливая себя, улыбнулась. – Однако у нас все какие-то невеселые разговоры, давайте поговорим о другом.

Она снизу вверх глянула на меня, улыбнулась и, сразу как-то посветлев и преобразившись, сказала:

– Господин полковник, а ведь я до сих пор не знаю вашего имени…

– Александр, – сказал я.

– Алек-сандр… – с трудом повторила она, вопросительно глядя на меня.

– Петрович, – продолжал я.

– Петрович, – с усилием повторила она.

– Дигорский, – закончил я, с удивлением заметив, что лицо девушки посерело, глаза наполнились слезами.

– Что с вами, Зося? – закричал я.

Она с силой вырвала из моей руки свою.

– Что с вами?.. Скажите, что случилось, что гнетет вас? – спросил я, видя, какой мукой исказилось ее лицо!

– Ни-че-го!.. – с трудом выговорила она, отворачивая от меня свое лицо.

– Нет, что-то есть, не может быть, чтобы вы, такая юная, такая чудесная девушка, играли какую-то вероломную, недостойную роль… Скажите, что с вами? – закричал я.

– Господин полковник, почему вы говорите мне это? – Зося подняла на меня глаза. Лицо ее снова было спокойно, только кончики пальцев теребили зонтик.

– Потому что знаю, что вы сбиты с толку, Зося, потому что полька, любящая свою родину, не может продавать ее врагам.

Она выпустила зонтик, лицо ее потемнело и, отступая назад, она вдруг взволнованно и страстно выкрикнула:

– Вы не ошиблись, я полька! Я люблю свою несчастную Польшу и готова умереть за нее, а вас… вас не-на-вижу!..

Глаза ее, обычно веселые и шаловливые, горели злым, непримиримым огнем. Вся она стала как-то старше и строже и напоминала изящную, готовую к прыжку кошку.

– Да, да… ненавижу. Вы говорите о врагах, готовых купить предателей Польши, а вы сами кто? Вы и есть один из них. Сладкой лестью вы думаете одурачить меня и за моей спиной вести свою подлую игру.

Я наблюдал за нею, в душе изумляясь столь стремительной смене настроений. Нет, она не шпионка, для этого у нее нет выдержки, спокойствия, характера, расчета – первых и элементарных свойств работников разведки. Скорей это была обманутая женщина, оскорбленная в своих лучших чувствах.

– Что вы смотрите на меня? Вы не ожидали в пустенькой хохотушке, в вертлявой горничной, служащей у такой же продажной, как и вы, бессовестной мистрис, увидеть человека, мучающегося за свою распятую, погибающую родину.

– Мы, Зося, русские, спасаем ее! Не они, купцы и разведчики, не банкиры и помещики, а мы, трудовой русский, советский народ, мы спасаем братскую, родную нам Польшу и за ее освобождение проливаем свою кровь на полях Польши и Украины.

– Чтоб сделать советской, чтобы закабалить ее…

– Нет! Чтобы она была свободной, народной, демократической Польшей. Мы хотели бы, чтобы во главе ее стояли рабочие, крестьяне, интеллигенция. Чтобы земли Браницких, Потоцких, Сангушко и Радзивиллов были розданы тем, кто обрабатывает их, а не тунеядцам, графам и князьям.

– Сладкие слова, за которыми идет горькая действительность. Мы много слышали о народе ото всех: и от Пилсудского, и от англичан, и от американцев, и от вас…

– …и от Андерса.

– И от него. Но все это слова, и каждый думает о себе, а народ только работает на них.

– У нас не так, Зося. У нас народ работает на себя, если б это было иначе, то Гитлер раздавил бы нас так же, как Польшу, Францию, как остальную Европу, где народ работает на господ. А у нас их нет, и народ защищает себя, свою власть, свою жизнь и свое будущее…

Зося медленным взглядом посмотрела на меня.

– Откуда вы так хорошо знаете наших помещиков и князей? Или, может быть, вы уже загодя разделили их земли и распределили, где на них будут поставлены ваши колхозы?

– Нет, Зося! У нас много своей советской земли. Нам не нужна чужая земля, мы защищаем и оберегаем свою. А знаю я потому, что читал вашу польскую литературу.