Танец волка, стр. 51

В моем мозгу с потрясающей четкостью проступила картинка. Я увидел, где заканчивается этот прыжок-полет. И чем он заканчивается. Пробитой насквозь броней Медвежонка и острием меча, выглядывающим из его груди…

Но это было неправильно. Поэтому я перечеркнул ее одним взмахом Вдоводела. Дикий вой донесся до меня, будто сквозь набившие уши вату. Острейший клинок, которым я без проблем, не чувствуя сопротивления, перерубал бревнышко в бицепс Стюрмира толщиной, увяз в обычной человеческой плоти… Рукоятка едва не вырвалась из моих рук, но я удержал, и меч освободился. А раненый берсерк грянулся оземь, заскользил по ледяной каше, разворачиваясь боком, и врезался в ноги сразу обоим поединщикам. Им ничего не стоило бы увернуться… Подпрыгнуть совсем невысоко… Но они как будто не видели его. Точно так же, как третий не видел меня. Инерция же его была так велика, что и Волк, и Медвежонок полетели наземь… Продолжая обмениваться ударами. Потом как-то так получилось (я не успел увидеть), что они оба оказались без оружия, вцепились друг в друга… Жуткий скрежет зубов – по железу…

К ним бросились люди. Много людей. Они были ужасно медлительны, но их было, действительно, много. Они накрыли берсерков шевелящейся кучей, а потом я увидел, что воины-оборотни – уже порознь.

Харека Волка распластали по земле, давят шестами, он извивается и хрипит. Лицо его полностью залеплено грязью, и потому на этой черной маске особенно ярко выделяется окровавленный разинутый рот…

А на шею Медвежонка наброшена цепь, которую держат аж шестеро, а он ревет и рвется с такой силой, что ноги держащих скользят по снежной каше. Рвется с силой настоящего медведя…

Не знаю, что бы было, если бы я краешком разума не осознал, что моему побратиму ничего не грозит. Наверное, это был бы мой последний день, потому что убийства Хальфдановых хирдманов мне бы не простили.

Но я сдержался, и мир потускнел. Белый Волк покинул меня, и я вернулся в обычную реальность.

Глава тридцать четвертая

Йоль

Никто никого не убил. Формальный выигрыш остался за Свартхёвди, поскольку подраненный мной берсерк хотел сыграть на его стороне. Рана оказалась тяжелой. Ногу я ему прорубил основательно. Хорошо, что берсерк. Кровью не истек. Успели обработать и зашить.

То, что кто-то (в том числе и я) сумел вмешаться в ход поединка, это был косяк Хальфдановых хирдманов. Но их никто не упрекнул. Берсерка попробуй перехвати! Да и кто знал, что у него планка упадет.

В общем, конунг вынес такой вердикт: в похищении его дочери Свартхёвди невиновен. Но к ней пусть не суется. А так – полное прощение. Нам всем вновь разрешен доступ ко двору, и мы опять, считай, почтенные гости, а не «коварные даны».

Ну и ладненько.

Это я так считал. Медвежонок был иного мнения, но красть Фрейдис больше не собирался. Он выбрал иную тактику: завоевать расположение ее папы.

Я эту политику в целом одобрял. В целом, потому что завоевать расположение конунга можно, лишь оказав конунгу какую-нибудь серьезную услугу. Например, проблему решить важную, с которой ему самому не управиться.

А какие у конунга-завоевателя проблемы? Вот-вот. Потому-то я и опасался, что мой побратим может с воистину медвежьей простотой попереть на рожон…

Зато к Фрейдис он больше не лез… Блин! Это я как-то неуважительно! Всё-таки братец мой к ней – по-серьезному. Как я – к Гудрун.

Гудрун, надо отметить, брата понимала и одобряла. И тоже опасалась, как бы он не начудил.

Так и шла наша жизнь. Понемногу. Англичанки мои ткали, Гудрун нарабатывала фехтовальные навыки, благо животик ее был пока что практически не заметен. Ну а мы, простые северные воины, предавались обычным развлечениям: играм, пирушкам и уходу за оружием. Раза три в неделю посещали «дворец» конунга… Где развлечения были точно такие же. Счастливые нореги вовсю гоняли на лыжах. Причем по таким трассам, что я бы их мастеру спорта по слалому не пожелал. И не убивались они, что характерно.

Так вот незаметненько дожили до последней трети декабря зимнего солнцеворота, и местного главного праздника. Йоля.

Праздновать Йоль мы отправились в Хёдмарк. То есть не то чтобы специально, но Хакон Волк сказал: мы едем туда, потому что там хорошая охота и богатое место.

Дальше, как говорится, труба трубит – вставай на лыжи. Дорогу, естественно, уже накатали. Санный путь был открыт давным-давно.

Ехали с чадами и домочадцами, то бишь с женщинами, обслугой, запасом выпивки и пищи (это несмотря на то, что все встречные-поперечные обязаны были нас кормить и развлекать), поэтому походный вариант был вполне комфортным. Я взял у Харальда Щита напрокат санки, над санками установили шатер, в шатер сложили припасы, усадили Гудрун и… Надо ли говорить, что существенную часть пути я проводил там?

Я бы и больше проводил, но сама Гудрун любила прокатиться верхом или побегать на лыжах. Кроме того – тренировки. Да и не такая уж холодная здесь зима… Если у тебя есть возможность пару раз в сутки завернуться в меха с любимой женщиной.

Времени хватало на всё, потому что конунг со свитой вели невероятно активный образ жизни. Помимо охоты, осуществляли на жилых территориях суд, а временами – и расправу. К последнему относились очень серьезно и обставляли соответственно. Как небольшой, но жестокий спектакль.

Несколько раз для решения спорных вопросов требовался хольмганг, причем однажды, к моему немалому удивлению, одной из сутяжничествующих сторон выступал сам Хальфдан Черный. Впрочем, удивлялся я недолго. Состязателем с его стороны выступил Хакон Волк, а супротив берсерка у местного жителя, пусть и воина по жизни, было немного шансов. Волк прикончил его на первой же минуте «матча», и спорная территория, какой-то там очередной барсучий луг размером с футбольное поле, отошла к обладателю сотен квадратных километров возделанных и диких земель. В общем, все как и в моем продвинутом будущем. Власть к власти, деньги к деньгам.

Но вернемся к Йолю. У скандинавов по факту два главных сакральных праздника. День летнего солнцестояния. И день солнцестояния зимнего – Йоль.

Медвежонок загодя предвкушал некие оборотнические мистерии. Нет, ничего не рассказывал, только глазами сверкал и облизывался. По-моему, для него даже любимая Фрейдис в преддверии мистерий на второй план отошла.

Гудрун брату завидовала. Она у меня жизнелюбивая, и когда какая-то радость мимо нее – огорчалась совсем по-детски. А я, глядя на нее, вспоминал, что в «моем прошлом» девушки в ее возрасте еще в школе учатся.

Я не завидовал. Йоль – не мой это праздник. И вообще, мне как-то с вестфольдингами – не очень. Притом что на Сёлунде я чувствовал себя прекрасно. И почему так, спрашивается? Там – скандинавы. И тут – такие же. Может, потому, что там я больше с простым свободным народом общался, а здесь оказался в свите конунга. Да еще в статусе начальника среднего уровня.

А вот кто плескался в нашей большой шумной компании, как рыбка в речке, так это мой новоиспеченный хирдман Тьёдар Певец. Сам развлекался и нас с Гудрун время от времени развлекал. Историями о местной аристократии.

Например, однажды он добрых три часа, с частушками и подпевками, рассказывал о том, как ныне покойный единокровный брат и соправитель (при жизни, разумеется) Хальфдана Черного, Олаф, в главную ночь Йоля устраивал специальную пирушку для йотунов, альфов и прочей нечисти, которая в это время могла шариться по земле без всяких ограничений. Но у Олафа с ними проблем не возникало, потому что конунг неплохо владел нужными наречиями. За что и носил прозвище Альва из Гейрстада, то бишь Гейрстадского Эльфа.

Хотя сама по себе тема о раскрытии межмировых врат не была для меня нова. Еще Стенульф в свое время задвигал, что в ночь «между годами» время останавливается, исчезают грани между мирами и ты вполне можешь увидеть у своего костра и Одина, и Локи.

В эту ночь, вернее, в эти ночи, потому что праздник длился несколько суток, случались всякие чудеса. Например, я лично видел в прошлом году «неопалимое» полено. Ну практически неопалимое. Ясеневое полешко, которое подожгли от живого огня щепкой полена прошлогоднего. И горело оно, по-моему, суток десять, до самого конца праздника. И при этом от него осталось достаточно, чтобы через год использовать для преемственной растопки. Рунгерд объяснила феномен тем, что полешко якобы является частью Священного Древа, Ясеня Иггдрасиль. Хотя что-то мне подсказывало: дело не только в «священстве», но и в невероятном количестве жидких, твердых и сыпучих приношений, которыми оное полено посыпали.