Петля желания (ЛП), стр. 62

– Первый пилот невзлюбил меня, и это чувство оказалось взаимным. Он был педантом, жутким занудой и требовал буквального соблюдения всех инструкций. Меня он считал бездельником, который не соответствует образу летчика и недостоин носить форму пилота гражданского флота. В идеале нас не следовало включать в один экипаж, но так уж получилось. Это была первая дырка в швейцарском сыре.

Дент замолчал, собираясь с мыслями, чтобы заново пережить то мгновение, когда понял, что первый пилот совершил грубейшую ошибку.

– Я вам уже рассказывал: он отреагировал так, будто учился летать на «Боинге». Но в том-то и дело, что летели мы на «Макдоннелл Дугласе МД-80». Он, конечно, учился летать и на нем, но прошел переподготовку относительно недавно. Неудивительно, что у него сработал старый рефлекс. Он среагировал на сигнал о пожаре, не сверившись с приборами, чьи показания должны были подтвердить сигнал пожарной тревоги. Температура масла.

Давление масла. Температура выхлопа.

Я мгновенно проверил все приборы. Никаких свидетельств пожара не было. Я сразу понял, что чертов сигнал тревоги ложный. В тот момент мы делали крен влево и скорость стремительно падала. Правый двигатель все больше толкал самолет влево, вот он и клюнул носом. Правое крыло задралось вверх. Самолет в любую секунду мог перевернуться.

– Так вот на что вы среагировали!

– Точно. Я стал жать на правый руль управления, пытаясь удержать машину от падения. Попробовал задрать нос и выровнять правое крыло. Все это следовало сделать одновременно. Времени на раздумья не оставалось. Выбора тоже.

На это требовались секунды. Секунды. За это время мы как безумные орали с ним друг на друга. Он рявкнул на меня, что это его самолет. Я не остался в долгу и тоже заорал на него: мол, я сделал то, что необходимо. Так мы с ним обменивались любезностями. На наше счастье, автоматический выключатель бортового самописца вышел из строя. Это потом избавило нас от лишних неприятностей.

Тем не менее мне все-таки удалось выровнять самолет. Первый пилот перестал бесноваться. Через восемь, а не через десять секунд он осознал, что я прав, понял свою ошибку и то, насколько мы были близки к катастрофе. Он вроде бы даже поблагодарил меня.

В те мгновения мне было не до благодарностей. Пассажиры истошно кричали. Стюардессы пытались восстановить спокойствие. Мы же ничего не знали о том, насколько повреждены кабины. Мы продолжали лететь на одном двигателе в условиях турбулентности, степень которой определялась как нечто среднее между умеренной и сильной.

Я спросил первого пилота, не хочет ли он заново завести левый двигатель, поскольку с ним явно ничего опасного не случилось. Но он предпочел его выключить. Он снова взял управление самолетом в свои руки, и мы вернулись в аэропорт. К счастью, катастрофы не произошло.

Дент продолжал рассматривать узор на ковре у себя под ногами.

– Никто не погиб, но многие пассажиры, когда мы потеряли равновесие, получили увечья. Среди них оказался ребенок, который сидел на коленях у матери, но не был пристегнут ремнем безопасности. Пассажиры выдвинули иски, и авиакомпания выплатила по ним миллионы долларов. – Дент поднял голову и, посмотрев на Беллами, с горечью добавил: – Остальное вы знаете. Об этом много писали в газетах и сообщали в теленовостях.

Он встал и, подойдя к окну, раздвинул шторы и выглянул наружу:

– Молния больше не сверкает.

– Своими действиями вы спасли их.

– Мне просто повезло.

– Вам лучше знать. Почему вас не сделали героем? Вы же спасли людей?

Дент вздохнул:

– Потому что второй пилот не имеет права брать руль у первого пилота, когда тот управляет самолетом. У него было на двадцать лет больше летного стажа, чем у меня. Он был «золотым мальчиком» авиакомпании. Имей он еще несколько секунд в запасе, то понял бы, что произошло и что нужно делать, чтобы вернуть машину в нормальное состояние. Он бы сделал то же самое, что и я.

– Но у вас не было этих лишних секунд?

Дент отрицательно покачал головой.

– Машина потеряла управление, и мы едва не разбились, так что нас, можно сказать, спасло чудо.

– Первый пилот признал свою ошибку?

– Признал, но и заслугу за то, что развернул самолет и спас пассажиров и экипаж, тоже приписал себе.

– Вы же не стали убеждать людей, что все было наоборот?

– Нет, мы с ним прикрыли друг друга. В «черном ящике» не сохранилось записи наших «теплых» разговоров. Как я вам уже сказал, бортовой самописец не сработал.

– Так почему вы все-таки ушли из авиакомпании?

– Пока Национальный совет по безопасности на транспорте проводил расследование, репортер одного из телеканалов покопался в моем прошлом и узнал, что в молодости я оказался в числе подозреваемых, когда мою подружку нашли мертвой. «Позднее с него были сняты все подозрения», – с иронией в голосе процитировал Дент. – Этот репортеришка мне порядком подгадил. Его журналистское расследование как бы намекало на то, что, даже надев форму пилота гражданской авиации, я остался темной личностью. Непредсказуемой, неуправляемой, а потому ненадежной. Узнав об этом, руководство авиакомпании заимело на меня зуб. Как только был закончен служебный отчет, меня вынудили уйти по собственному желанию. Прозрачно намекнули, чтобы я убирался на все четыре стороны. Я так и поступил.

– И оставили всех при мнении, которое совершенно не соответствовало истине…

– Да никому и не хотелось знать правду! – резко оборвал ее Дент.

– И вам было на это наплевать?

– Нет, не было. – Он подошел к прикроватному столику и, взяв бутылку, осушил ее.

– И вы спокойно ушли?

– Да, спокойно.

– Не верю.

Дент повернулся к Беллами, явно готовясь начать спор, однако выражение ее лица было столь безмятежно-спокойным, что ему тотчас расхотелось вступать с ней в словесную перепалку. Сев на кровать, Дент опустил голову и какое-то время молчал.

– В авиакомпаниях существуют жесткие правила и требования к персоналу, и они вполне оправданны, – спустя несколько секунд заговорил он снова. – Оговаривается все – от цвета носков у членов экипажа до точных правил управления самолетами. Существуют стандарты, которых все обязаны придерживаться, потому что на карту поставлена безопасность тысяч людей. И дабы ее обеспечить, сделать так, чтобы самолеты летали и не разбивались, все эти стандарты и правила должны исполняться всегда и везде.

Я не любитель ходить по струнке, но я безропотно подчинялся им и терпел, пока служил в авиации. Мы были на войне, и я четко усвоил, что приказы нужно выполнять неукоснительно. Там было все предельно понятно. Но в корпоративном мире? Правила, касающиеся цвета носков? – Дент покачал головой. – Первый пилот по-своему оказался прав: я был непригоден для управления гражданским самолетом. Поэтому я не стал возражать и ушел оттуда. – Посмотрев на Беллами, Дент добавил: – Но уйти из авиации вообще было трудно. Я привык к небу.

– Вы же по-прежнему летаете.

– Да, летаю. И я люблю мой самолет. Но все равно скучаю по крупным машинам.

Тоскую по рокоту их двигателей.

– Вы всегда можете вернуться в большую авиацию.

– Нет. Даже если какая-нибудь авиакомпания и согласится взять меня, что маловероятно. Я занял определенную позицию. И я не могу поступиться принципами.

– Вы могли бы летать на самолетах, которые принадлежат большим корпорациям.

Дент снова замолчал, затем, повинуясь импульсу, потянулся к Беллами и сунул руку ей под рубашку. Его пальцы скользнули за пояс ее джинсов, и он поднял ее с кресла и притянул к себе.

– Купите самолет. И я буду катать на нем вас.

С этими словами Дент приподнял край ее рубашки, расстегнул пуговицу ее джинсов и развел в стороны их верх.

– Дент!..

– Мы общались на вашем уровне, Беллами. Пора пообщаться на моем, – сказал он и прижался губами к гладкой бледной коже.

Глава 20

От прикосновения губ Дента ее кости как будто сделались резиновыми, и Беллами, чтобы не потерять равновесие, машинально запустила руки в его волосы.