Возрождение, стр. 28

— Подождите!

Поворачиваемся к нему как по команде.

— Что-то горит! Я чую дым.

— Дым? — Осматриваюсь вокруг, принюхиваюсь, но ничего не вижу, кроме зданий вдали и ясного солнечного неба над ними. — Где горит?

Иг без слов вытягивает руку в направлении заведения, в которое мы с Клыком собираемся пробраться. И тут порыв ветра доносит до меня запах дыма. Тошнотворную нестерпимую удушливую гарь.

Но о том, что План Девяносто Девять Процентов досрочно приведен в исполнение, нам ничего не известно.

Идем на запах дыма и оказываемся прямо у горящего здания. В зловещей тишине чуть потрескивает догорающее пламя. На первый взгляд, нигде ни признака жизни. Ни спасающихся в панике людей, ни пожарных. Только раскаленные докрасна стены.

Когда огонь наконец потух, мы осторожно полезли исследовать обгоревшие руины. Вокруг ни звука.

Мне здорово не по себе.

На стенах, вернее, на том, что от них осталось, черно-серые следы пламени. Вонь такая — не вздохнуть. В куче опаленного, искореженного огнем металла с трудом можно распознать полурасплавленные черные коробки с детства знакомых приборов для тестирования мутантов.

Стараюсь подавить страх и приступ тошноты. Макс, пора становиться лидером.

— Значит так! — выдавливаю я из себя, задыхаясь от зловония. — Надо обыскать пожарище.

В эту минуту со страшным треском обвалился кусок потолка и сверху рухнул здоровенный лабораторный прибор. Если бы мы вовремя не отскочили, он расплющил бы нас в лепешку. Газзи нервно хихикнул. Как бы он ни нервничал, по всему видно, что в этом царстве разрушения он как у себя дома.

— Только осторожно, — продолжаю я, придя в себя от неожиданности. — Крыша может в любой момент обвалиться. Обращайте особое внимание на уцелевшую часть здания, восточный корпус. Ангел может быть все еще там.

Может. Только на это я и надеюсь. О боже, а что если ее держали в той части, где мы сейчас стоим?.. «Все равно я хочу ее найти, — думаю я с мрачной решимостью. — Хотя бы для того, чтоб принести домой ее тело».

Через дверные проемы с выгоревшими дверьми осторожно пробираемся в восточный корпус.

Меня чуть не вырвало, когда под ноги мне попался расплавленный собачий контейнер. Мы что, опоздали? Что же это получается, нам какого-то часа не хватило, чтоб спасти Ангела от этой ужасной смерти?

Сердце у меня едва бьется, но я упрямо продолжаю прокладывать себе путь сквозь руины, заглядывая в каждый проем, проверяя каждый закуток, поворачивая в каждый черный, пахнущий гарью и разлитыми химикатами закоулок.

И больше, чем с дымом, борюсь с висящим в воздухе страхом.

Не буду описывать, что мы увидели. Результаты неудачных экспериментов над… какими-то живыми существами… Даже если они когда-то и были живы, теперь все здесь умерли, сгорели или задохнулись дымом. Включая двух белохалатников.

— Не понимаю, как получилось, что все сгорело так быстро? — спрашивает Дилан.

Мы обыскиваем лабораторию, до отказа забитую операционными столами и большими приборами. Меня мутит от зрелища всех этих до боли знакомых предметов.

— Я все об этом думаю, — продолжает он. — И десяти минут не прошло, как огонь все пожрал. А ведь это была научная лаборатория. У них же наверняка какие-то противопожарные меры должны были существовать.

— Может, они НЕ ХОТЕЛИ тушить пожар, — откликается Клык с другого конца комнаты. Он показывает на кучу перевернутых металлических канистр в кладовке. Оттуда несет газовыми парами.

Слышу, как у дверного проема вскрикивает Надж, и со всех ног несусь к ней.

— Макс, почему они вот так в кружок поставлены? — шепчет она дрожащими губами.

У меня изо рта вырывается задушенный стон — в соседней лаборатории все еще дымятся десятки тел, плечом к плечу в кружок привалившихся друг к другу. Будто они уселись чайку попить или в испорченный телефон поиграть. И так все вместе и умерли.

В горле у меня пересохло, а в голове полная мешанина.

Мы попробовали прорваться в здание, едва завидев пожар. Но все двери были заперты.

То, что казалось обезлюдевшим пространством, на самом деле было полно людей. Получается, мы сейчас видим не следы несчастного случая, а результаты намеренного уничтожения..

Мы были здесь во время пожара. Все происходило у нас на глазах. Но никто не выбежал наружу.

Они хотели такой смерти. Я содрогнулась от сознания происшедшего.

— Макс! — услышала я доносящийся из коридора голос Дилана.

— Да? — Я с трудом оторвала взгляд от ужасного зрелища в соседней комнате. — Ты что-то нашел?

— Я… по-моему… Нашел.

Что бы это ни было, голос его сулит только очередные ужасы.

Я проглотила застрявший в горле ком. Потери Ангела мне не выдержать. После всех наших надежд я будто сызнова ее теряю.

Против воли подхожу к Дилану. Взгляд мой падает туда, куда устремлены его глаза, на стоящий прямо перед ним металлический операционный стол. На концах обеих длинных сторон — крепежи для рук и ног.

В одном из них застряли два белых мягких перышка.

— Нет! — вскрикнула я, и у меня подогнулись колени.

Как сквозь сон слышу собравшуюся у меня за спиной стаю. Надж громко и сосредоточенно дышит, Газзи стонет, Игги шипит, а Клык скрипит зубами.

Думаете, это самое худшее, что могло случиться? Думаете, хуже не бывает?

Бывает. Конечно бывает.

Потому что в следующую минуту мы услышали приторно-сладкий голос, который будет всю оставшуюся жизнь слышаться мне в самых страшных кошмарах:

— Чем могу служить, молодые люди?

Мне потребовалось ноль и три десятых секунды, чтоб узнать стоящего передо мной человека: Марк. Маньяк, некогда бывший лидером Группы Конца Света. Последний раз я видела его в Париже, в тот день, когда пропала Ангел. Уверена, это он устроил светопреставление и тогда, во Франции, и здесь, сейчас.

— Приветствую вас, молодое поколение, — вяло процедил он. Тело у него покрыто ужасными ожогами, а одежда висит обгорелыми лохмотьями.

— Ты? — выдохнул Газзи. Голос у него дрожит. — Ты оттуда, из туннелей. Ты мою сестру изувечил!

Мы уставились на Марка. Ожоги наверняка причиняют ему ужасающую боль, но на лице у него сияет счастливое блаженство. Оно-то меня больше всего и напугало, от него-то у меня встали дыбом волосы, а кровь похолодела. Если мой противник в ярости, это мне нипочем. Только драться интересней. А вот что с безумцами и с психами делать — ума не приложу. Что у них на уме, заранее ни за что не догадаться.

— Подай знак, если что, — шепнул Клык, не разжимая рта.

Чувствую, как Дилан встает рядом со мной.

Кулаки у меня сами собой сжались. Я готова убить этого гада, забравшего у нас нашу девочку. Броситься на него и на куски разорвать.

— Я вам ничем не угрожаю, дети, — говорит Марк с тем же безумным блаженным выражением на лице. Он шагнул вперед, и мы все шестеро инстинктивно отступаем на шаг назад. — Все это ради вас же и делалось. По крайней мере, поначалу. — Марк остановился, удивленно глядя вокруг на пожарище и разрушение. Как будто не понимает, что же тут произошло. — Началось… — Он снова расплылся в благостной улыбке. — Здесь мое дело теперь сделано. Я спас мир. Спас его для немногих избранных. И вы, друзья мои, среди них.

— О чем ты говоришь? — Я топнула ногой. Нет ничего опаснее психопата, который считает, что творимое им зло он творит во имя добра. — Каким образом все это, — я махнула рукой на руины, — спасло мир?! Каким образом спасло мир все то, что ты учинил в Париже? — ору я прямо ему в рожу, и каждое мое слово сочится ядом.

Его взгляд не дрогнул, ни один мускул не дернулся у него на лице.

— Увидишь.

Он опустил глаза на свои обожженные до мяса руки. Но совсем не похоже, что ему больно. Он перевел взгляд на развороченное окно. Специальное стекло укреплено впаянной в него проволочной сеткой. Марк с любопытством оглядывает техническое новшество: силой какого-то взрыва стекло выгнуло наружу.