Поединок. Выпуск 2, стр. 91

Бот перехватили, когда он уже огибал банку. Депеша сообщников явно застала браконьеров врасплох, в спешке они даже шлюпку не успели поднять на палубу — она моталась из стороны в сторону на буксире за кормой, нагруженная широкими низкими корзинами с рыбой.

Однако бот сделал отчаянную попытку улизнуть. Не сбавляя хода, он устремился прямо на корабль, видимо рассчитывая ошеломить пограничников своей дерзостью и под носом у них проскочить к границе.

— Дудки! — весело сказал Рябов. — Допрыгались, субчики! Ракету! — приказал он.

Но на боте, как видно, собрался отпетый народ. Не обращая внимания на предупреждение, словно это была не ракета, а обыкновенная спичка, бот продолжал идти на сближение.

Рябов понял, что ракетами таких людей не остановишь.

«Что ж, — подумал он, — тем хуже для них». И, обернувшись к помощнику, негромко сказал:

— Боевая тревога!

Только тогда на боте поняли, что зарвались. Судно резко сбавило ход, потом остановилось вовсе.

«Так-то лучше, — подумал Рябов, — задним умом все крепки».

Он не пошел на бот — и так все было ясно.

Через час досмотр кончился, обе стороны подписали акт. Сдав вахту помощнику, Рябов спустился в каюту и, не раздеваясь, лег. Но и сквозь сон он слышал за тонким металлом борта сочные всплески густой зимней воды и чувствовал рывки буксира, на котором, как загарпуненный кит, прыгал с волны на волну бот браконьеров.

Эрнст МАРКИН

НАЧАЛЬНИК РО

Выстрелы загремят позже, через двадцать шесть часов пятнадцать минут, а пока Саблуков ждет отправления поезда Москва — Саранск. Саблуков не знает капитана милиции Владимира Демидова и уж никак не подозревает, что по истечении суток их жизненные пути пересекутся и капитан милиции будет стрелять в уголовного преступника Саблукова. Можно было бы начать с выстрелов, чтобы затем вернуться вспять и рассказать об этих людях, но я думаю: интереснее проследить эти их двадцать шесть часов пятнадцать минут и полюбить одного так же, как возненавидеть другого.

1. Москва — Рузаевка

Несколько часов назад Саблуков решал, в каком вагоне ехать — в общем или купированном. В общем легче затеряться, это так, но так же верно и то, что в общем едет молодая и любезная публика, больше студенты, публика нахальная, любопытная и бесцеремонная, переходящая на «ты» через пять минут дороги. Вопросы и внимательные глаза, и коллективная память, с блестящей точностью восстанавливающая перед самым неопытным работником розыска твой абсолютно верный портрет. Саблуков решает ехать купированным — здесь меньше риска быть замеченным.

И вот Саблуков с брезгливым любопытством смотрит на плачущую девушку, повисшую на высоком ладном парне, скорее всего латыше. Он гладит девушку огромной ладонью по вздрагивающим лопаткам и целует в волосы. Саблуков ненавидит эту девушку и этого парня за то, что они есть, что не прячутся и не боятся никого, как боится и прячется он, Саблуков. Он стоит в узком вагонном коридорчике, чтобы соседи по купе не заговаривали с ним, он смотрит в окно. Латыш легко, будто девушка невесома, вскидывает ее на руки и целует мокрое лицо. Саблуков крепче сжимает челюсти: у него тоже есть девушка, пусть она не ждет его, пусть она даже забыла его, он напомнит и, войдя в ее дом, вот так же вскинет ее на руки и заглушит крик твердыми губами.

Все идет как нельзя лучше: пробыв три дня в столице, он стоит теперь в вагоне поезда, который унесет его в глушь, в самую дремучую дичь, где он затеряется, исчезнет, растворится, излечится от страха.

Поезд трогается, и Саблукову хочется закричать от звериной радости свободы. Он ковыряется в своем чемодане, когда проводник собирает билеты, — можно надеяться, что старик не обратил на него внимания и, в случае чего, не сможет описать его. А вскоре Саблуков уже зарывается в чистые ломкие простыни, отворачивается к стене и имитирует усталый храп командированного. Латыш сидит внизу, под ним, рассказывает о своей девушке, о невесте. Рассказывает тридцатилетнему бородатому человеку с неприятно-пронзительными маленькими глазками. Вот таких глаз боится Саблуков — запоминающих, цепких. «Сволочь», — решает про себя Саблуков и на всякий случай плотнее натягивает на голову простыню. Латыш медленно и красиво говорит о девушке, о невесте, вот расписаться решили, да надо же — срочная командировка, третий раз свадьба откладывается. «Мне бы ваши заботы, — думает Саблуков, — мне бы ваши заботы, проклятые!» Потом он все-таки засыпает. Сон его, расслабляющий и истеричный, прерывается короткими паузами пугающей яви, и только когда он снова слышит голоса латыша и бородатого, позволяет себе перевести дыхание. К утру он все знает о своих спутниках. Латыш уже пригласил бородатого на свадьбу. За десять минут до остановки в Рузаевке Саблуков неожиданно «просыпается», закуривает, кашляя, гремит застежками чемодана и выскакивает на платформу, как только поезд останавливается.

Он знает: он прошел незамеченным в этом маршруте, и он доволен, как лиса. Он детально помнит дальнейший маршрут — сейчас ему надо идти на автобусную станцию, чтобы добраться до Саранска: если кто-то и ждет его с поезда, он обманет их.

В это же самое время капитан Демидов держит в руках ориентировку из управления. Неделю назад из колонии бежал опасный преступник Саблуков. В Невинномысске он стрелял в женщину, тяжело ее ранил. За Саблуковым числится ряд грабежей, разбойных нападений. Описание преступника: год рождения 1942-й, рост метр семьдесят шесть, телосложение атлетическое, цвет волос русый, глаза серые, навыкате, нос короткий, прямой, губы узкие, бледные, растительность на лице слабая. Особых примет не имеет. Предлагается принять все меры к задержанию преступника, который, по всей вероятности, будет стараться скрыться в глухих районах страны. Преступник вооружен.

Демидов откладывает ориентировку. Представляет себе преступника. Вот он, Саблуков. Демидов, конечно, не надеется на встречу, но чем черт не шутит.

Начинался рабочий день: доклады, звонки, посетители. На столе лежат материалы к квартальному и годовому отчетам — работа номер один. Посетители — тоже работа номер один. И отчет бригады, проведшей рейд по борьбе с самогоноварением, — тоже. Все — номер один. Такая работа. Чуть подрагивают от нетерпения руки. Хочется сделать все сразу.

Вспоминается вчерашний разговор с дочерью. Они ехали на грузовой машине, и Оля спросила:

— Папка, а где маленькая машина?

— На ремонте, а что?

— Да эта все скокает и скокает...

Да, эта «скокает». Что же делать, если «газик» в ремонте, а весь райотдел — это семнадцать человек вместе с капитаном, а район — это пятнадцать тысяч народу. Ничего, капитан, жизнь прекрасна. Он вернулся вчера домой часов в одиннадцать и, не зная что делать со своей мужской свободой, выполол сорняки в садике, починил две бочки, помог соседу поставить забор и засолил лещей с позавчерашней рыбалки.

Да, завтра пленум, и надо закончить отчет.

Читатель, хотите увидеть начальника РО, капитана Демидова Владимира Петровича, Володю, таким, каким увидел его я? Был вечер, была прекрасная сельская тишина. Я открыл калитку, под ноги тотчас подкатился лисенок, залаявший по-собачьи. Я поднялся по широкой деревянной лестнице на второй этаж, походил по комнатам — ни души. Кнопка заискивающе смотрела в глаза и выпрашивала: да погладь же меня! Я нагнулся, почесал ей брюшко и когда поднял голову, надо мной стоял парень в шерстяном тренировочном костюме — вылитый метатель молота, большой, здоровый, румяный, с короткой спортивной стрижкой, серыми добрыми глазами и очень похожий на мальчишку со стадиона. Я даже растерялся — я-то знал, что ему тридцать пять и что он капитан и начальник райотдела. В чуть растягиваемых окончаниях слов и предложениях, часто построенных как вопросительные, угадывался мордовский акцент, в варианте Демидова делающий речь музыкальной и неспешной.