Поединок. Выпуск 13, стр. 67

Пора, пора прощаться с Москвой.

Сегодня он берет контору, а потом милая Олечка с дураком мужем. Там ценностей!..

В его распоряжении было три машины.

На пустыре, в Марьиной роще, Копытин проверил у людей оружие, проинструктировал. Конечно, если бы вместо этой уголовной сволочи были офицеры, он бы считал план реализованным. Но ничего, попробуем.

Три машины с пустыря разъехались в разные стороны, чтобы через полчаса встретиться в Банковском переулке.

Копытин посмотрел на часы. Пять. Пора, в это время все сейфы открыты, начинается подсчет валюты.

— Начали, — скомандовал он. — Быстро к дверям. Глушите милицию и — в помещение. Берете все, что в кассах под номерами один и три. Я прикрываю.

Машины рванули с места. Копытин закрыл глаза и перекрестился.

Когда машины подъехали к конторе и бандиты подбежали к дверям, их встретили выстрелами из нагана.

А со стороны Лубянки и Прудов — грузовики с красноармейцами. Из кабины одной из машин ударил пулемет, лес штыков окружил бандитов.

— Ходу! — крикнул Копытин.

Машина сорвалась с места, запетляла по переулкам и остановилась только в Лялином.

— Что будем делать? — спросил шофер.

— Вон трактир, видишь? — кивнул Копытин. — Перекусим и на новое дело пойдем.

— Фартовый ты парень, Витя, с тобой хоть на рога, — засмеялся бандит, сидевший сзади.

Копытин закурил. Затянулся жадно. У него остался последний шанс.

Ольга Григорьевна, не снимая шубы, сидела у окна.

Она и мужа заставила одеться. На столе лежал чемодан темной кожи. В нем все достояние Петра Львовича.

А он потел от волнения, да и в шубе жарко, пенсне протирал.

— Ты, Олечка, с ума сошла с этим Виктором.

— Ты просто ревнуешь.

— К нищей пехтуре?

— Он мужчина, а это за деньги не купишь.

— Ты становишься вульгарной, — вздохнул Петр Львович.

— Ах, оставьте ваши нравоучения хотя бы в такой день. Я... Авто... Авто... Это Виктор, — Ольга Григорьевна побежала к двери.

— Здравствуйте, Петр Львович, — Копытин вошел в комнату и стал у двери, щелкнув каблуками.

— Виктор Алексеевич, — прочувствованно сказал Петр Львович, — вот в этом чемодане все. Этого хватит на две жизни в Париже. Помните...

Копытин не дал ему договорить, рванул чемодан. Ольга увидела его лицо и начала пятиться к дверям в комнату.

— Виктор, — прошептал Петр Львович, — Виктор...

Копытин достал маузер и выстрелил.

С визгом Ольга бросилась в комнату. Ударила руками по оконному стеклу. На улицу посыпались осколки прямо под ноги шедшему мимо патрулю.

— Помогите! — разорвал женский крик морозную тишину.

Копытин дважды выстрелил, и Ольга упала у окна.

Матросы бежали к подъезду.

— Жми! — крикнул бандит шоферу и выстрелил по патрулю.

Словно полотно разорвал воздух залп. И машина, не успев развернуться, стала. Один матрос — к машине. Трое — в парадное.

Копытин поднял чемодан, пошел к черному ходу. Толкнул. Заколочен. А во входную дверь били приклады.

Он вытащил гранату, выдернул кольцо, подтолкнул ее к двери и спрятался за угол. Взрыв вынес дверь.

Пройдя сквозь дымящуюся прихожую, Копытин вышел на черный ход.

Он быстро шел вдоль стены Зачатьевского монастыря, сворачивал в переулки, пока не попал к храму Христа Спасителя.

Мимо шел трамвай. Копытин на ходу прыгнул на подножку.

Елена Климова читала на диване в комнате брата. Прошли дни после визита Манцева. Февраль уже на исходе. Никто ее, слава богу, не беспокоил. И она начала жить, как прежде.

В дверь позвонили. Елена вышла в прихожую.

— Кто там?

— Леночка, — за дверью тихий мужской голос, — Виктор Копытин. Откройте, за мной гонятся.

Елена открыла дверь.

— Вы одна?

— Конечно.

— Укроете на пару дней?

— Да. Я сейчас поставлю чай.

— Спасибо, Лена, — Копытин обессиленно опустился на стул в прихожей.

Елена вошла на кухню и задернула занавески. Человек, сидящий у окна в доме напротив, встал, подошел к телефону, висящему на стене.

Ночью Копытин проснулся. Полежал недолго, прислушался к тишине. Встал, вышел в коридор. Толкнул дверь в комнату Алексея, где спала Елена. Заперто. Усмехнулся, дернув щекой.

Пошел обратно, запер дверь, засветил свечу, раскрыл чемодан. На мгновение Копытин даже закрыл глаза — в чемодане лежали бриллианты, золото, толстые пачки денег.

Он вскочил, сжал кулаки и, дергая щекой, начал тихо приплясывать. Потом успокоился, закрыл чемодан, дунул на свечу, лег и уснул крепко.

Его разбудили звонки и стук. Он вскочил, схватил маузер, бросился к двери.

В прихожую вышла Елена.

— Кто это? — шепотом спросил Копытин.

Она с недоумением пожала плечами и спросила:

— Кто?

— Барышня, Елена Федоровна, это я, дворник, дрова привезли.

— Ой, какое счастье, — всплеснула руками Елена, — сейчас.

Она махнула Копытину рукой: мол, спрячьтесь.

Копытин ушел в комнату, запер дверь, начал быстро одеваться. За дверью гудел бас дворника и слышался голос Елены. Дверь захлопнулась. Копытин выглянул в коридор.

— Сейчас дрова принесут, а потом мы чай пить будем, — лучезарно улыбнулась Елена. — Вы посидите пока у себя.

Копытин закрыл дверь и прильнул глазом к замочной скважине.

Сначала пришел дворник с огромной охапкой дров. Потом второй, в рваном армяке. Потом армяк заслонил скважину, и Копытин слышал только стук дров и голоса мужиков.

Потом Елена благодарила и расплачивалась. Мужики ушли. И снова тишина. И голос Елены:

— Виктор, чай.

Копытин бросил на кровать маузер, сунул наган в карман брюк, вышел в коридор.

У стены аккуратно сложены дрова, немного сора на полу. Он шагнул в коридор... С двух сторон ему заломили руки Данилов и Мартынов.

Вспыхнул свет. В коридор из комнаты вышел Манцев:

— Поручик Копытин?

Копытин скрипнул зубами, дернул щекой.

— Я заместитель председателя МЧК Манцев. Вы арестованы.

Москва. Март 1919 года

Копытина вели по длинному коридору мимо белых двухстворчатых дверей, мимо бронзовых, потемневших ручек, мимо бачка с водой на табуретке, так не вяжущегося с этими дверями и ручками.

Копытин смотрел на все жадно, впитывая в себя эти в общем-то обыденные вещи. И они казались ему необыкновенно прекрасными, потому что видел он все это в последний раз.

Он сидел в кабинете Манцева и смотрел на половинку медали, лежащую на столе. Ему очень хотелось казаться равнодушно-ироничным и спокойным. Но он не мог.

Странное чувство прощания жило в его душе, и оно было сильнее разума и воли.

— Гражданин комиссар, — хрипло сказал он, — я хочу жить.

Манцев долго смотрел на него. Через его кабинет проходили разные люди: холодные, убежденные в своей правоте, заговорщики, истеричные бандиты, говорливые эсеры, путающие допрос с политической дискуссией. Но такого он видел впервые. Человека не было, остался один облик.

— Я не властен решать жизнь и смерть, — сказал Манцев, — для этого есть трибунал. На ваших руках слишком много крови. Но тем не менее полное признание дает вам шанс на снисхождение.

— В чем я должен признаться?

— Банда Собана нас уже не интересует, — Манцев взял в руки половинку медали. — Вот что мне интересно.

Копытин молчал. Нет, внутри его не было жалости к тем, из подполья, он думал о слове «шанс». Мысленно прикидывал, как подороже продать то, что он знает.

— Я знаю пароль, явку, людей. Я могу помочь. Дайте мне карандаш и бумагу, я напишу.

Манцев молча протянул ему стопку бумаги и ручку.

У электромастерских на Пресне, прямо у проходной, наклеена газета.

Стоят рабочие, читают. Жирными буквами на полосе:

«МЧК сообщает о ликвидации особо опасной банды Собана...»

А над городом солнце. Яркое, мартовское. Солнце второй весны революции.