Поединок. Выпуск 9, стр. 47
— Ты останешься здесь. Мы тебя запрем в подвале. Мы тебя не знаем. Так будет лучше. А как покончим с этим, ты машину пригонишь.
Токмаков быстро оглядел комнату. Цепко, словно примериваясь. Четверо, а он один. Сейчас они пойдут и перестреляют ребят. И выход у него оставался один. Страшный, но один. И жить ему оставалось считанные минуты.
— Ладно, ты здесь хозяин.
Токмаков шагнул к столу, взял бутылку самогона и кусок сала.
— Это, чтобы мне в погребе страшно не было, а то я темноты боюсь.
Рокита улыбнулся снисходительно.
Токмаков поднял с пола мешок, поставил на лавку, развязал горловину, сунул руку, нащупал в глубине гранату и выдернул кольцо.
— Раз, — прошептал он одними губами. — Два. Три! — громко крикнул он и бросил гранату в центр стола.
Он увидел столб огня, поднявшийся к потолку, но боли не почувствовал, просто наступила темнота.
Взрыв разметал бандитов, выдавил стекла хаты, лампа упала, и горящий керосин полился со стола на пол.
Давыдочев без гимнастерки, с автоматом, первым ворвался в комнату.
Горел пол, дым, удушливый и темный, тянулся к двери. Разбросанные взрывом бандиты валялись на полу, огонь лизал куртку Рокиты.
— Токмаков! — крикнул Давыдочев. — То-кма-ков!
Райцентр. 18 сентября 1944 г. 14.00.
Они вышли из парикмахерской. Подтянутые, в синих гимнастерках с серебряными погонами, на которых одинаково алел орден Красной Звезды. Парикмахерша, женщина не старая, с интересом посмотрела им вслед.
Над городом висело солнце, яркое солнце бабьего лета.
Они немного смущались в этом городе, полном фронтовиков, обвешанных наградами.
Но все равно им было весело. Они попили ядовито-красный морс. У кино потолкались. Купили ягод у старушки и пошли по улицам, жуя ягоды и провожая взглядом хорошеньких женщин.
Вот площадь. А вот и фотограф на ней. Смеясь, они подбежали к нему. И вот уже фотограф усаживает их.
Гончак сел, а Давыдочев стал за его спиной, положив локоть на декоративную колонку.
Давай, фотограф, снимай.
Микульский спрятался под покрывало.
— Внимание!
Замерли, стараясь согнать с лица улыбку. Но трудно это. Очень трудно. Они еще очень молодые, только их преждевременно состарила война.
РАССКАЗЫ
ЛЕОНИД СЛОВИН
НА ВОСЬМОМ ПУТИ
Посадка на электропоезд в Аэропорту была спешной. Он до последней минуты стоял на платформе. Садились в головные вагоны — наиболее удаленные от здания порта — здесь находилась билетная касса. Кроме того, в Москве стоянка такси и вход в метро тоже располагались ближе к голове поезда.
Последние вагоны занимали те, кто об этом не знал или не успевшие добежать до кассы. Они и становились, как правило, легкой добычей контролеров-ревизоров.
Перед самым отправлением Денисов увидел сержанта, сопровождавшего поезд до Домодедова, — из молодых, хваткого, хотя и несколько медлительного.
— Помощь требуется?
— Все в порядке, — ответил тот.
— Это хорошо.
Денисов поздоровался с сержантом, но поехал отдельно.
После первых остановок — Авиационной и Космоса — людей в поезде поуменьшилось. Места возвращавшихся со смены работников аэропорта, как обычно, в это время никто не занял, им предстояло пустовать до Москвы.
В Домодедове Денисов вышел в тамбур, посадка здесь тоже была небольшой, а стоянка — долгой.
— «Двести первый»… — услышал Денисов под курткой из миниатюрного радиоприемника. Сержант, сопровождавший состав, вызывал его по рации. — Как меня слышишь? Прием…
Электричка отошла от перрона медленно. Сразу за выходными стрелками действовало ограничение скорости, и поезд пополз совсем тихо.
Денисов нажал на манипулятор:
— Ты где?
— В Домодедове. На путях…
— Слушаю!
— Такая история…
Электричка прибавила скорость. Связь каждую минуту могла прерваться.
— …Сейчас вышел из поезда… — Голос сержанта заметно терял силу. — Вижу, что-то упало между последним вагоном и платформой…
— Быстрее! Что именно? — Денисов жал на манипулятор, будто это могло помочь.
— Я поднял. Ничего такого… Носовой платок. Коричневатый, новый еще… Может, зря радирую…
— Ну!
— Паспорт: «Андреев Виктор Васильевич…» Старого образца. Еще банковская лента, оборванная. — Самое важное он почему-то отнес в конец своего сообщения. — В сберкассах ими деньги обертывают. Написано: «Сто штук по пятьдесят рублей…»
— Быстрее! Ты заходил в этот вагон?
— Только заглянул. Там едут пятеро без билетов. И еще контролеры-ревизоры…
В микрофоне раздался треск, рация замолчала.
Денисов поправил куртку, откинул воротник.
«Упаковочная лента от пяти тысяч… Главное: почему выбросили?! И вместе с паспортом…»
Набрав скорость, электропоезд словно успокоился, теперь его почти не болтало. Ничего примечательного, проходя по вагонам, Денисов не обнаружил. Большое количество чемоданов, баулов. Даже не зная, можно было догадаться, что электричка — из Аэропорта. В предпоследнем, положив голову на чемодан, дремал незнакомый капитан милиции. Инспектор не стал его будить, прошел в следующий тамбур.
«Сейчас все должно выясниться… — он поправил куртку, ручка пистолета под мышкой больше не выпирала. — Или же, наоборот, еще больше запутаться».
Сквозь стекло двери Денисов окинул взглядом салон. Пассажиров было не менее двадцати, но он быстро выделил сначала двоих, сидевших по одну сторону прохода, потом еще одного — по другую.
В сущности, ничего примечательного ни в самих безбилетниках, ни в их поведении не было. Мордастый, с полотенцем на шее, о чем-то спрашивал сидевшего напротив, очевидно, музыканта — с футляром от альта на коленях. Еще один — долговязый, в плаще, в замшевой приплюснутой кепчонке — прямо против двери полировал ногти. Долговязый кого-то ждал: пока Денисов стоял у схемы участка, он несколько раз обернулся к дальнему тамбуру.
Лицо Долговязого показалось знакомым, Денисов определенно видел его на фотоприложении к ориентировке: «Объявлен в розыск!» Но в связи с чем? По транспортной милиции или по городу? Сразу возник десяток вопросов и один — самый главный: как ему, Денисову, следует поступить?
Он отметил, что все окна в вагоне закрыты. Выбросить паспорт и все остальное можно было только сквозь вентиляционные отверстия над дверями дальнего тамбура. Или из дверей во время стоянки…
«Кто же выходил из салона? — После отправления из Домодедова прошло не менее четырех-пяти минут. — Чтобы выйти в тамбур и вернуться, достаточно полминуты…»
Еще один пассажир — добродушный, с лысиной в полголовы. Когда Денисов вошел, ревизоры заканчивали выписывать ему квитанцию штрафа за безбилетный проезд.
— Немец? — переспросил старичок ревизор. — Такая фамилия? Первый раз слышу…
Впереди стукнула дверь. Денисов повернул голову. В дальнем тамбуре показался пятый пассажир — в короткой кожаной куртке, в берете, с бледным измученным лицом.
Альтист подвинулся, давая ему место:
— По-моему, товарищ ревизор ждет вас, чтобы о чем-то спросить… — Скуластое смуглое лицо музыканта расплылось в улыбке.
— О чем-то! — Мордастый пригладил седой ежик. — О билетах, конечно!
Ревизоры поздоровались с Денисовым, которого знали:
— Как раз кстати… Пассажиры эти… Штраф не платят и фамилий не называют.
— Почему не называют? — обиделся Немец. — Я и паспорт показал. И прописку.
— При-мор-ский край!.. — протянул ревизор.
— А вы приезжайте! Заодно и штраф получите! Красотища у нас! — Немец подмигнул.
— Заканчивай, пожалуйста, — сказал ревизору напарник. — И пошли дальше.
Они передвинулись по другую сторону прохода — к Мордастому. Оставшись без собеседника, Немец поймал взгляд пассажира в кожаной куртке и берете: