Мой внутренний Элвис, стр. 28
— Я хочу ее поцеловать! — Пит мямлит почти так же, как Клара.
Нелли с сочувствием глядит на него.
— Но Моника не хочет тебя целовать, Вольфганг. Может быть, она хочет поцеловать кого-то другого? Давайте спросим ее саму.
Нелли вперивается в меня взглядом.
— Моника, кого ты хочешь поцеловать?
Я таращусь на нее в ответ.
— Никого.
— Никого? — Нелли не отводит глаз. — И даже… Тони не хочешь?
Нелли показывает на Джорджа.
Тот смеется и выглядит уже совершенно пьяным.
— Нет. — Я качаю головой.
— Почему ты тогда так влюбленно глядишь на него? Почему ты обращаешься со своим супругом, как с законченным идиотом?
— И верно! — вскрикивает Пит.
— Я… я не знаю.
Не могу выдержать взгляд Нелли и смотрю в пол.
— Давай я отвечу за тебя: причина в том, что ты всегда любила Тони. Но когда вы познакомились, ты уже была замужем за Вольфгангом. Ты переспала с Тони и забеременела. Но Вольфганг остался с тобой. Поэтому ты и не ушла от него. Ты была слишком труслива, чтоб начать новую жизнь с Тони. А еще ты знала: Тони слишком ненадежен и легкомыслен, чтобы стать хорошим отцом. Вот почему твоя дочь и выросла дочерью Вольфганга. Когда ты собираешься ей об этом рассказать?
Я смотрю на Нелли.
— Ты выжила из ума?
Нелли качает головой.
— Я всего лишь рассказываю все как есть!
— А с какой стати об этом рассказываешь именно ты? — спрашиваю я.
— Я просто сложила два и два, — с этими словами Нелли достает из рюкзака книгу и принимается читать.
Я выхожу на улицу. На холодном воздухе голова вдруг проясняется. Я прислоняюсь к стене дома и думаю о происходящем.
Нелли совершенно права. Я родилась после того, как мама с папой в тот раз вернулись из Америки. И мама чуть не обалдела от радости, увидев в этот раз Тони.
Папа же радовался меньше. И Тони каждый раз говорит, какая мама красавица. И я тоже.
— Да, — говорю я в ночь, — да. Все так и есть. Тони совершенно не обращал внимания на Клару, а со мной был так мил и обходителен, как никто в жизни. Я его дочь и он увидел меня впервые за пятнадцать лет. Тони мой отец. Наверное, мне надо бы сейчас реветь и злиться из-за того, что меня пятнадцать лет обманывали, но мне не хочется ни реветь, ни злиться.
Наоборот — кажется, огромный камень свалился с души — камень, давивший на меня целых пятнадцать лет. Я не папина дочь. Я не дочь жирного поклонника железнодорожных справочников. Я дочь красивого, обходительного мужчины. Я свободна. А потом слезы наворачиваются мне на глаза. Я вижу, как иду по жизни, белобрысая и длинноволосая, круглолицая Антье, но я не выгляжу ни смешно, ни нелепо.
Я Антье, дочь Тони.
11
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Что такое? Я вскакиваю от ужаса — Нелли склонилась надо мной и кричит.
— Ты вся в крови!
— Что?
Я ощупываю лицо. Все вроде в порядке.
— Тише, вы всех перебудите!
Пит высунулся из своего спальника. Нелли орет еще громче. А я — вместе с ней. Пит весь в чем-то красном.
— Ты весь в крови!
Пит ощупывает лицо, как и я только что.
— Что?
Он качает головой, вывинчивается из спальника и уходит. Я секунду смотрю ему вслед, потом поднимаюсь и иду в туалет. Мое лицо и вправду все красное. На голове уныло висит пластиковая шапочка, которую нацепила на меня вчера вечером Нелли, прямо на окрашенные волосы. Я осторожно снимаю ее. Краска на волосах затвердела, пара прядей такие жесткие, что, кажется, их можно просто переломить. Я смотрю на красное лицо в зеркале. Потом включаю воду и с трудом засовываю голову под кран.
Секунду спустя раковина уже вся красная — но я уже могу разлепить пряди волос. Я так ожесточенно терла лицо, что, наверное, сошла вся кожа. Но кое-где краска осталась, красная полоска тянется от корней волос через весь лоб и щеку — до рта. Выгляжу так, словно меня неудачно загримировали для Хеллоуина.
Сую голову под сушилку для рук. Теплый воздух успокаивающе приятен. Поэтому плевать, что я вечность сижу тут, пока волосы высохнут. Когда я выползаю из-под сушилки, рядом со мной стоит светловолосая девочка.
На ней шорты, поэтому видны ее длинные и загорелые ноги.
— Привет. — Говорит она моему отражению в зеркале.
— Привет.
Она расчесывает волосы. Точно, она из чирлидеров.
— Ты та самая девочка из Германии, у которой папа оказался вовсе не ее папой?
Я вижу в зеркале, как мое лицо краснеет и почти сливается с красной полосой.
— Да.
Блондинка опускает расческу и оборачивается ко мне.
— Мне тебя так жалко. Невероятно, чего только не вытворяют с нами наши родители.
Она кладет руку мне на плечо. Мне вдруг хочется ей сказать, что мама и папа никогда бы не сделали мне больно, но я просто киваю.
— Спасибо.
— Береги себя! Все будет хорошо, вот увидишь, — она улыбается.
Я смотрю в зеркало. В отличие от моего лица, волосы почти не окрасились. Они чуть-чуть отливают рыжим, но я такая же светловолосая, как и раньше. Я возвращаюсь.
На наших матах сидят Нелли и Пит. У обоих в руках пластиковые стаканчики.
— Кофе, — Нелли протягивает мне стаканчик. Я отпиваю глоточек.
У Пита на лице — точно такая же красная полоса, словно он мое отражение в зеркале. Люди, проходящие мимо, рассматривают нас и смеются. Когда просыпается Джордж, то тоже смеется. Пит делает вид, что его все это нервирует, но отчего-то мне кажется, что ему это даже льстит. Только Нелли дуется. Она еще больше мрачнеет, когда блондинка из туалета подсаживается к нам и гладит Джорджа по волосам.
— С добрым утром!
Джордж выглядит довольным. Она смотрит на меня.
— Анни, Джордж рассказал мне, что ты хочешь в Мемфис?
Я киваю. Интересно, что там Джордж еще разболтал?
— Мы с подругами собираемся поехать в Цинциннати, в колледж, на день открытых дверей. Хочешь с нами?
Я киваю.
— О’кей. — Блондинка вскакивает. — Тогда увидимся ровно в десять на парковке.
Когда она уходит, Нелли зло глядит на меня и тыкает пальцем себе в грудь.
— А как же я? Я думала, мы едем вместе!
— Но мы доберемся до Цинциннати, это же здорово!
— А если я вовсе не хочу ехать с этой дрянью в Цинциннати?
— Ну так тогда я хочу ехать с этой дрянью в Цинциннати!
Я скатываю спальник и засовываю его в рюкзак. Потом смотрю на часы. Полдесятого. Нелли все еще стоит у матов, скрестив руки на груди. Тогда я скатываю и ее спальник. И протягиваю Джорджу руку.
— Пока и спасибо тебе.
Джордж кивает.
— Никаких проблем. Берегите себя!
Пит густо краснеет, когда я подаю ему руку.
— Пока.
— До свидания.
Он крепко держит мою руку. Я осторожно пытаюсь ее вытащить. Он вдруг отпускает руку и достает из кармана бумажку.
— Это текст «Иммиграции». Ну, если тебе однажды захочется ее спеть.
Я благодарю Пита:
— Спасибо.
Потом закидываю за спину рюкзак, вперед навешиваю рюкзак Нелли, беру гитару и иду.
Не оглядываясь.
Надеюсь, Нелли идет за мной.
Или хотя бы за своим рюкзаком.
Когда я выхожу на улицу и оборачиваюсь, Нелли нигде не видно. А издалека мне машет новая знакомая. Она с двумя другими девочками стоит у большой синей машины.
— Анни!
Я иду к ним.
— Это Анни, — говорит блондинка подругам, когда я подхожу, — та самая, которая оставила на лице у типа из Эри красную полоску, и у которой отец по правде совсем ей не отец.
Подруги, словно признавая меня за свою, кивают.
— Привет, Анни!
— Это Джоел, — блондинка указывает на длинноволосую брюнетку. — А это Макс, — представляет коротко стриженную девочку. — А я Мэдди.
— Привет, — говорю я.
Мэдди шарахает ладонью по крыше машины.
— Ну, вперед!
— Моя подружка еще не подошла.
— А, точно, — Мэдди, кажется, до этого и дела нет.
Мы закидываем вещи в машину и садимся — Мэдди за рулем, Джоэл и Макс усаживаются сзади. Мэдди непременно хочет, чтобы я села рядом с ней. Нелли не появляется и через десять минут — и Мэдди заводит мотор.