Дорога на Аннапурну, стр. 30

Конечно, мы с Лёней тоже почувствовали себя участниками великого общего цветения, каждого атома и каждого мгновения, потому что двигались вперед, по горло погруженные в этот благоухающий океан, на поверхности плыли одни наши головы!.. А в ушах: «Ж-ж-ж! Ж-ж-ж!!!» — это жужжали шмели.

Теперь Лёня взял манеру встречным путешественникам постоянно делать замечания, строго ставить на вид и раздавать ценные указания. Например:

— Курит, а? Сидит — курит! Впереди такой подъем, а она себе легкие отравляет никотином!

Или:

— Вечер уже, а? Куда, спрашивается, пошел? На ночь глядя?

Дорога на Аннапурну - i_057.jpg

И всем очень важно сообщал, если кто-то его случайно спросит, откуда он — такой? Что он с «ABC» [4].

Все происходящее напоминало свертывание свитка. Я вдруг испугалась, что наше потрясающее странствие окончится бесследно.

Подходя к Чомронгу, надо было преодолеть бездонный спуск и вскарабкаться по высоченному склону: именно после этого ужасного испытания в прошлый раз на Чомронг восходили спортсмены — красные, взмокшие, буквально на последнем издыхании. На дне ущелья громыхала река, чистейшее водопадище — хрустальное, ледяное, до того прозрачное, что в глубине у больших валунов видны были горные рыбы.

Я уселась на глыбе посреди водопада — и попросила его:

— Слушай, давай договоримся. Я всегда буду мысленно обращаться к тебе, — говорю я этому водопаду, — среди бурных волн мирских обязанностей, погрузившись в пучину существования… Запомни меня!

А он засмеялся:

— Как же, — он мне отвечает, — я тебя запомню? — И забурлил дальше.

Мы с ним смеялись и плакали, с этим водопадом. А Лёня нас фотографировал с моста — в уже голубеющем свете дня.

Мы начали подъем по огромным ступеням, а этих ступеней, Кази сказал, было ровно две тысячи. Плюс крутизна!

Когда мы преодолели треть пути, я увидела синюю птицу. Настоящую. Я попросила Леню сфотографировать ее, но он сказал, что у него заряжена черно-белая пленка.

Синяя птица долго стояла на камне — вся сияющая, то к нам боком, то спиной. А потом медленно взмахнула крыльями и улетела.

А мы шагали, шагали по ступеням. Они такие шершавые, корявые. О-о, я уже на середине стала отбрасывать коньки. Вот уж поистине, как отвечали древние мастера дзэн на вопрос:

— Что такое Путь?

— ИДИ!

Хотя мне поэт Яков Аким рассказывал про замечательного детского писателя Геннадия Снегирева, нашего современника, тоже человека Пути.

«Как ему ни позвонишь и ни спросишь:

— Ген, что делаешь?

Он всегда отвечал:

— ЛЕЖУ

— Ничего, — подбадривал меня Лёня. — Зато потом легче жить будет. От «Красногвардейской» до «Царицыно» пешком дойти сможем!

(Однажды мы с ним вечерком прогулялись от метро «Красногвардейской» к «Домодедовской». Так он после всех наших рыночных рядов — продуктовых и вещевых, забитого автомобилями бульвара и пьяных прохожих, без остановки потребляющих пиво, с их мутным взором и невнятными речами — упал на диван и сказал слабым голосом:

— Боже мой! До чего же тут все примитивно! Единственный положительный момент: когда я стану покидать этот мир, мне тут ничего не будет жалко!)

В общем, на двухтысячной ступеньке нас с Лёней, запыхавшихся, разгоряченных, краснолицых, прямо скажем, полуживых, уже встречали Миша, Нильс и Патрик.

— Гей, славяне! — кричали они, смеялись и махали руками.

Видимо, их Миша научил.

Особенно веселились Нильс и Патрик.

— Боюсь, эти двое не в курсе, что в данном случае «гей!» — это междометие, — говорит Лёня.

В знакомом, обжитом и родственном Чомронге вовсю разгорался праздник. Нас встретили объятиями, поцелуями, меня все уважительно хлопали по плечу.

— Bad boy, — ласково говорили мне американцы.

— Zehr gut, — жали руку Лёне знаменитые австрийские альпинисты и приглашали нас обоих приехать на Венский бал!..

Такое царило благодушие! Сдвинули столы. Все уплетали баланду из сушеных овощей с вермишелью.

— Мне попался камень в супе, — весело сказал Лёня, — но я его съел!

А шотландцы Скотт и Ричард вместо того, чтобы разлить по чаттткам родное виски почтенному собранию, ходили, как сомнамбулы, от столика к столику, с гордостью демонстрируя баночку, типа майонезной, куда они аккуратно собрали свежий помет снежного человека.

Ночью лил дождь. Наутро двор нашего отеля имени Лакки («Lucky Guest House») был сплошь в пиявках. Мальчик подметал их веником и намел целую гору. Чтобы не пропадала такая колоритная натура, Лёня стал подбивать меня снять видеофильм «Русские путешественники спасают пиявок в Непале от голодной смерти».

День начинался самым удивительным восходом солнца из тех, какие мне посчастливилось наблюдать. Небо озарилось гаммой изумрудно-зеленых оттенков, они постепенно переходили в желтые и оранжевые краски, потом — в алые, сливовые, багряные и еще более глубокие — лиловые и золотые.

На этот раз я предложила:

— Давай побудем здесь денек? Отдохнем? Куда нам с тобой торопиться?

Но, глядя на все это великолепие, Лёня ответил:

— Нет, мы должны идти! Надо же как-то выбираться из этой дыры.

Тут явился нарядный Кази с зонтом из дома, очень элегантный:

— Ready? — он нас окликнул.

Мы выступили в поход раньше всех.

Миша, провожая нас, произнес, чуть не плача:

— Неужели мы больше никогда не увидимся?

— Что ты, Миша, голубчик? — я говорю. — Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся, — специально привела народную поговорку, чтоб он все-таки не забывал, что он наш, русский!.. [5]

23 глава

«Я хочу пройти по ровному!»

Дорога на Аннапурну - i_058.jpg

И мы отправились в свой весенний путь, как говорится, усердно молясь и забывая обо всем мирском, глядя, как занимается над головами заря или меркнет вечернее небо, — то вниз, то вверх, но теперь уже больше вниз, чем вверх. Путь был неясный, непредсказуемый, окольный, не тот, которым мы шли сюда. Иногда мы останавливались в придорожной таверне и литрами с Лёней глушили воду.

— Stop drinking! [6] — говорил Кази. — It will be hard work [7].

И действительно, началась такая крутая дорога, такое палящее солнце, я почувствовала, что у меня останавливается сердце. Все помыслы мои были сосредоточены на Аннапурне. Я просто шла, шла, шла по осыпающимся камням и повторяла про себя:

— О, Святая Аннапурна!
Ледяная Аннапурна!
Ты одна в моей душе
И в моем сердце,
В моей песне…

Вдруг солнце скрыли облака, а перед нами пролегла относительно ровная дорога в тени кукурузы. Птицы распевают. Летают бабочки тропические. И эта тропа вилась вокруг горы, с каждым витком понижаясь, открывая новую растительность, новых насекомых. А местные жители оказались более темнокожими, не такими приветливыми, как гурунги, но очень работящими.

Постройки у них прочные — из глины, дерева и необожженного кирпича. И с кукурузой обстояли дела гораздо лучше. Курицы там ходили по двору — размером с индюка — с огромными ногами чешуйчатыми, как у динозавра.

К домам лепились маленькие участки, засаженные сахарным тростником. Здесь же росли кусты граната, покрытые огненными цветами, высокие липы, лимонные деревья, бананы. Наши комнатные растения — тут обычная трава и деревья: нежные традесканции, могучие столетники… Наши садовые цветы — просто лесные и полевые… А всеми уважаемую колючку с листьями, довольно дорого стоящую в Москве в цветочных магазинах, высаживают здесь на каменных оградах, чтоб никто не лазил. Она у них сплошь в цвету!

вернуться

4

Annapurna Basic Camp.

вернуться

5

Однажды в Доме творчества писателей Малеевке при оформлении документов на питание и проживание вдруг ввели графу «национальность». Медсестра, записывая в курортную карту адрес, телефон и номер паспорта, деловито спрашивала:

— Национальность?

А потом предупредительно добавляла:

— Конечно, русский?

вернуться

6

Хватит пить!

вернуться

7

Предстоит тяжелая работа.