Дорога на Аннапурну, стр. 10

Бесконечное могущество звука проистекает из «ОМ», творческого гула Космического Мотора. Слог «ОМ», или «АУМ», тысячелетия три не берется никто переводить — он обладал священной непереводимостью задолго до возникновения буддизма. Знающие люди говорят, что это единственная причинная и действующая сила, которая поддерживает все творения своими вибрациями.

Ведическое «АУМ» стало священным словом хум тибетцев, амин мусульман, аминь египтян, греков, римлян, иудеев, христиан.

И восклицания «ах», «хри», «свабхава», «бхрум», «А», «э-ма-хо»… остаются без определенного перевода. Малейшая попытка отыскать ясный эквивалент, синоним, объяснить, что, собственно, имеется в виду, — и волшебство разрушится, исчезнет сила звука и ритма. Да тут и нет конкретного смысла, верней, его такая пропасть — словами не передать. Мантра — это песня, энергетический камертон, с ее помощью ты настраиваешься на глубинное звучание космоса. Не зря индийские мистики утверждают, что Вселенная возникла из пятидесяти таких мантр и представляет собой одну большую развернутую мантру.

Подобную природу имеют древнейшие Веды — единственный текст, который не приписывается хотя бы какому-нибудь, пусть даже мифическому автору. Все знают, что гимны Вед — это Слово Святого Духа. Звуки небесных откровений были услышаны праведниками в незапамятные времена, после чего сто тысяч стихов устно передавались из поколения в поколения, причем не декламацией, а пением. Веды — это сплошное пение. Но не произвольное, а строго темперированное.

Соблюдая особый порядок слов, правильно сочетая звуки и буквы, даже применяя математические доказательства, что сохранившийся в памяти текст неизменен и точен, брахманы тысячелетиями умудряются хранить чистоту Вед. Поэтому и поныне каждый слог любого слова в Ведах обладает бездонным смыслом и воздействием на мир.

Ученые монахи знают тысячи гимнов и молитв, но простым людям, как мы с Лёней, достаточно произнести мантру великого сострадательного Авалокитешвары «Ом мани падмехум!» — и ты исцелен, и очищен, и просвещен, и помилован, и прощен.

«Ом мани падмехум» обладает чудодейственной силой. В вольном переводе с санскрита молитва звучит так: «Эй, Держащий драгоценность и лотос, даруй благословения Тела, Речи и Сознания Будды».

А если покороче: «Ом! Драгоценно-лотосовый! Хум!»

Самое очевидное, что происходит с теми, кто повторяет ЭТУ магическую формулу, — улучшается зрение. А сколько еще всего — не перечесть!..

Дорога на Аннапурну - i_017.jpg

Чем ты чаще вспоминаешь «Ом мани падмехум!» — тем лучше, поэтому буддисты повсюду рисуют божественный знак «ОМ». На скалах, на знаменах, на молитвенных флажках, которыми щедро увешена ступа Своямбхунатх.

Ты просто встал и стоишь беззаботно под развевающимися на ветру разноцветными флажками, а твоя молитва сама собой полетела по назначению.

И все-таки самое сильное действие имеет Драгоценное колесо Мани. Особенно обход по часовой стрелке буддийской ступы и вращение молитвенных барабанов. Проходя первый раз, ты молишься за людей, второй — за животных, третий — за себя.

Вот так я шла среди монахов в багровых рясах и крутила, крутила барабаны, вознося молитвы за всех людей на Земле, знакомых и незнакомых, далеких и близких, за тех, кто еще пока не родился, и за тех, кто здесь был и покинул этот мир, за тех, кого я никогда не увижу и не узнаю, и, конечно, за тех, без кого я вообще не мыслю моей жизни. О, какая огромная ступа Своямбхунатх, самая гигантская в мире. Пока ее обойдешь, всех-всех вспомнишь, всех-всех-всех! Причем с такой благодарностью, мать честная!..

Потом я молилась за животных, лесных, степных, высокогорных, за обитателей снегов и песчаных пустынь, за теплокровных и холоднокровных, за диких и прирученных — домашних, молилась за бродячих и бездомных, за всех обиженных и обездоленных на этой планете. Всю нашу Землю окинула мысленным взором и возблагодарила ее. А также воду, воздух, огонь и зеленые насаждения.

Когда я дошла до третьего крута, то есть до самой себя, то растерялась — о чем попросить? Послать мне хоть чуточку понимания, что ж такое жизнь? Кто я? Откуда? И куда?.. Среди громыхающих молитвенных колес мои вопросы казались мелкими и суетными. Тогда я полностью доверилась звуку «Ом», вместившему и эти три круга, и множество иных кругов, о которых мы не имеем понятия.

Вся в слезах, с поехавшей крышей, целый час я вертела колеса Мани, а Лёня шел за мной с диктофоном и записывал их божественный грохот.

О, сколько я накрутила молитв! Но все это оказалась ерунда по сравнению с гениальным молитвенным колесом на речке, где его крутит течение воды без усилий со стороны человека.

Расчет очень прост: каждый оборот колеса равен прочтению всех заложенных в нем формул. Учитывая, что в барабане средних размеров может содержаться двенадцать листов формата 25x60 сантиметров, на каждом из которых начертано две тысячи четыреста шестьдесят молитв, один оборот колеса равен произнесению молитвы двадцать девять тысяч пятьсот двадцать раз.

При ста двадцати оборотах в минуту магическая формула «произносится» более пяти миллиардов раз в сутки! Естественно, человек, установивший молитвенное колесо на реке, имеет реальную возможность достичь нирваны по крайней мере в следующем рождении.

…Последнее, от чего отказался Лёня в этот день, — от услуг чистильщика ботинок под огромной смоковницей на улице Нью-Роуд. Поскольку Леня был не в ботинках, а в сандалиях. Он эти сандалии свои благоразумно берег и не соглашался заходить в храмы — там обувь надо оставлять на улице.

Но Лёня был бы не Лёней, если бы не нашел тому возвышенной причины.

— Нельзя «неверным» в храм входить, — сказал он.

Я говорю:

— А тут нету «неверных»! Буддизм — самая терпимая религия в мире.

Тогда он мне честно признался, что не хочет в первый же вечер лишиться дорогих немецких сандалий… а приобрести непальские вьетнамки.

— Из-за того, что ты боишься, что обувь у тебя украдут, — я говорю, — мы даже не можем никому поклониться из местных богов.

— Каждый должен быть сам светом для себя, — сказал Лёня.

Это были последние слова Будды.

Стемнело. По стертым огромным ступеням мы поднялись под самую крышу трехъярусной пагоды, сели там наверху и стали смотреть на город. Дул ветер, позванивали колокольчики, над нами горели какие-то незнакомые созвездия, только нашу Большую Медведицу я узнала, но ковш был абсолютно перевернутым. Под нами в неярких огнях шевелился ночной Катманду — снизу слышался разноязыкий говор, тарахтение драндулетов, звонки велосипедов, «уйди-уйди» велорикш и хриплые крики каких-то крупных белых птиц, похожих на журавлей или бакланов. Целое дерево — было в этих птицах. А под прямым углом от нас на другой стенке пагоды сидели и целовались влюбленные.

Мне тоже хотелось, чтоб Лёня меня поцеловал. Но он был весь в работе — вытащил диктофон, включил микрофон и стал записывать многоголосие ночи в долине Катманду.

8 глава

«На Аннапурну!!!»

Дорога на Аннапурну - i_018.jpg

Не от всего отказывался Леонид. На холме Своямбхунатх около ступы с «очами Будды» мы с ним купили вообще удивительную вещь — поющую буддийскую чашу. Там было много чаш — от крошечных до огромных, и прилагалась деревянная палочка. Берешь эту палочку, начинаешь медленно водить вокруг, легонько касаясь внешней стороны чаши.

А она:

— О-оммм, — гудит, — о-о-о-оммммм!.. — И это гудение пронизывает всего тебя и уносит в какие-то иные времена и выси.

Мы два часа выбирали, советовались с буддийскими монахами, я там подружилась с монахом — горбуном, все чаши с ним переслушали, пока не поставили на Лёнину ладонь одну — тяжелую, неровную, не какую-нибудь штампованную, но выкованную вручную — из сплава тринадцати металлов! — цвета сусального золота с зеленоватым налетом древности. Как она загудела у него на ладони, как запела, так Лёня сразу стал спрашивать, сколько она стоит и нельзя ли подешевле?