Мы все из Бюллербю, стр. 6

— Спокойной ночи, бродяжки! — сказал папа.

А мама прибавила:

— Не забудьте утром прийти ко мне за молоком. Настоящие бродяги всегда так делают.

Когда мы прощались с мальчиками, Лассе сказал:

— Спите спокойно… если сможете. В прошлом году на том сеновале видели гадюку. Теперь мы узнаем, по-прежнему ли она там живёт.

А Боссе сказал:

— Может, живёт, а может, и нет. Но уж полевых мышей там видимо-невидимо, это точно. Брр, они такие противные!

— Бедные детки, — ответили мы мальчишкам. — Если вы так боитесь маленьких полевых мышек, лучше вам вернуться домой и лечь в свои постельки!

И мы ушли, взяв попоны и бутерброды. На дворе было ещё светло, но на сеновале уже почти ничего не было видно.

— Чур, я в серединке! — крикнула я.

И мы улеглись на сено. Пахло оно изумительно, вот только очень сильно кололось. Правда, когда мы завернулись в попоны, оно перестало колоться.

Мы лежали и разговаривали про настоящих бродяг, которые всю жизнь ночуют на сеновалах. Анна не сомневалась, что это должно быть приятно. Спать нам нисколько не хотелось, и мы решили поесть. Надо было съесть бутерброды, пока на сеновале не стало совсем темно. А темнело быстро. Вскоре мы не могли разглядеть даже собственные руки, хотя держали их прямо перед глазами. Я радовалась, что лежу в серединке, потому что на сеновале вдруг что-то подозрительно зашуршало. Анна и Бритта придвинулись ко мне поближе.

— А что, если сюда придёт настоящий бродяга? Возьмёт и не станет ни у кого спрашивать разрешения, — прошептала Бритта.

Мы притихли. И тут раздался вой. Жуткий вой. Как будто завыли тысяча привидений. Просто не понимаю, как мы не умерли от страха. Но мы не умерли. Зато мы заорали. Если бы вы только слышали, как захохотали Лассе, Боссе и Улле! Конечно, это выли они. И шуршали сеном тоже они, когда подбирались к нам поближе. Бритта сказала, что пугать людей опасно, потому что, когда человек пугается, у него в жилах может застыть кровь, и она обещала пожаловаться на них маме.

Но Лассе усмехнулся:

— Подумаешь, мы же пошутили!

А Боссе добавил:

— Ябеда солёная.

Анна сказала, что она даже чувствует, как у неё в жилах уже немножко застыла кровь.

Наконец мальчишки ушли на свой сеновал. Мы посовещались, стоит ли и нам прокрасться туда и тоже напугать их, но уж очень нам хотелось спать.

Разбудил нас петух, и ещё холод. Мы застыли как ледышки. Который час мы не знали, но были уверены, что давно пора вставать. Возле нашего дома мы увидели Лассе, Боссе и Улле. Они тоже замёрзли, и мы все побежали к нам на кухню греться. Оказалось, что дома все ещё спят. Часы показывали половину пятого. Вскоре у Агды зазвенел будильник. Она встала доить коров. И накормила нас всех парным молоком с булочками.

А потом я пошла спать. По-моему, люди очень умно делают, что спят в кроватях. Всё-таки это удобнее, чем на сеновале!

Мы с Анной решаем убежать из дому

Больше всех я люблю играть с Анной. Мы с ней придумываем разные игры, о которых никто, кроме нас, не знает. Иногда мы играем, будто мы взрослые, и ходим друг к другу в гости. Анну зовут фру Бенгтссон, а меня — фру Ларссон. Анна делает неприступный вид и говорит, как важная барыня. Я тоже стараюсь говорить по-взрослому. Иногда мы играем, будто фру Бенгтссон и фру Ларссон ссорятся. Тогда Анна говорит:

— Будет просто прекрасно, фру Ларссон, если вы заберёте домой своих несносных детей! — Несносными детьми она называет моих кукол.

А я ей отвечаю:

— Я считаю, фру Бенгтссон, что ваши дети ещё более несносные, чем мои!

Потом они мирятся, ходят вместе по магазинам и покупают шёлк, бархат и конфеты. Мы нарисовали игрушечные деньги и на них всё покупаем. И мы очень боимся, что мальчишки услышат, как мы играем во фру Бенгтссон и фру Ларссон, и станут над нами смеяться. А вот дедушки мы не боимся, он не будет смеяться, он сам иногда играет с нами и продаёт нам разные вещи за наши игрушечные деньги.

В дождливую погоду мы с Анной обычно сидим у дедушки и читаем ему газету. Дедушка был совсем маленький, когда у него умерли папа и мама. Ему пришлось жить у чужих людей, и они очень плохо с ним обращались. Его заставляли много работать, хотя он был ещё ребёнок, часто наказывали и держали впроголодь. Дедушке это надоело, и он убежал. Он пережил много всяких приключений, пока не попал наконец к добрым людям.

Однажды в такой день, когда мы сидели у дедушки и читали ему газету, Анна попросила:

— Дедушка, расскажи, как ты убежал из дому!

— Да ведь вы уже сто раз про это слышали.

— А мы хотим ещё! — настаивали мы, и дедушка согласился.

Когда он закончил свой рассказ, Анна воскликнула:

— Как интересно! Мне тоже хочется убежать из дому!

— Но ведь ты живёшь не у злых людей, — возразила я.

— Ну и что? Можно убежать, а потом вернуться.

— Тогда давай убежим!

— Дедушка, как ты думаешь, убежать нам или нет? — спросила Анна.

Дедушка сказал, что ненадолго убежать, пожалуй, можно. Так мы и решили. Бежать нужно было, конечно, ночью, чтобы ни одна живая душа не узнала про наш побег. Дедушка обещал хранить тайну.

Я засыпаю очень быстро, поэтому боялась, что просплю время, когда надо будет бежать. Но Анна сказала:

— Ну и спи себе на здоровье! Только привяжи к ноге верёвку и спусти конец за окно. Когда придёт время, я дёрну за верёвку, и ты проснёшься.

Сама Анна собиралась наломать можжевельника и положить его в постель, чтобы не заснуть слишком крепко.

Потом мы спросили у дедушки, что берут с собой, когда убегают из дому. Он сказал, что надо взять немного еды и немного денег, если они есть. Мы решили бежать той же ночью и пошли собираться. Я попросила у мамы разрешения сделать несколько бутербродов.

Мама удивилась:

— Неужели ты уже проголодалась? Ведь мы недавно обедали.

Я не могла объяснить маме, зачем мне бутерброды, и потому промолчала. Потом я достала из копилки несколько крон и спрятала их под подушку. И наконец я нашла длинную верёвку, чтобы привязать её к ноге.

Вечером мы все играли в лапту, а когда подошло время ложиться спать, мы с Анной подмигнули друг другу и прошептали:

— Ровно в половине одиннадцатого!

Крепче, чем обычно, я обняла папу и маму, когда желала им доброй ночи, потому что боялась, что теперь долго их не увижу.

Мама сказала:

— Доченька, завтра утром мы с тобой будем собирать смородину.

И мне стало очень жалко маму, ведь завтра утром у неё уже больше не будет доченьки.

Я поднялась к себе, привязала к ноге верёвку, спустила конец за окно и легла, чтобы поскорее заснуть и успеть выспаться до побега.

Вообще, я засыпаю очень быстро. Но в этот вечер, как я ни старалась, сон не приходил. При каждом моём движении верёвка натягивалась и дёргала меня за ногу. И ещё я думала о маме. Что она скажет утром, когда увидит, что меня нет. Я даже заплакала от жалости к ней. И плакала очень долго.

Проснулась я оттого, что меня дёргали за ногу. «Это Анна!» — подумала я.

— Иду, иду, Анна! — закричала я и подбежала к окну.

На небе сверкало солнце. А внизу, под окном, стоял Лассе и дёргал за верёвку. Я ужасно рассердилась.

— Перестань сейчас же! — закричала я.

Но Лассе продолжал дёргать.

— Перестань!

— Почему? — удивился Лассе.

— А потому, что верёвка привязана к моей ноге!

Лассе засмеялся:

— Ну и рыбку я поймал!

Потом он пожелал узнать, зачем я привязала к ноге верёвку. Но я ничего не сказала и помчалась к Анне. Я очень боялась, что она убежала без меня. На крыльце сидела Бритта и играла с Принцессой.

— Где Анна? — спросила я.

— Спит, — ответила Бритта.

Я поднялась к ним в комнату и увидела Анну. Она даже похрапывала. Я стала привязывать к её ноге верёвку, но она проснулась.

— Ой! Который час? — спросила она.

Когда Анна узнала, что уже восемь, она от удивления онемела. И лишь спустя несколько минут она сказала: