И снова о нас, детях из Бюллербю, стр. 6

А в страстной четверг мы играли в пасхальных ведьм. Все нарядились в женские платья. И мальчишки тоже. Я повязала на голову Агдин клетчатый платок, надела её полосатый передник и длинную чёрную юбку. А кочерга служила мне лошадкой. А Лассе взял из амбара большую метлу. Я поехала в Северную усадьбу и отвезла Бритте и Анне пасхальное письмо «Старая ведьма собирается ехать на Лысую гору и желает вам весёлой Пасхи!»

Папа в это время жёг в нашем саду прошлогодние листья и мы все, пасхальные ведьмы, стали прыгать через кучки листьев, в которых тлел огонь, и играли, будто мы находимся на Лысой горе. В саду пахло весной. Когда жгут листья, всегда пахнет весной. Мы с Анной даже решили на днях пойти и посмотреть, не распустились ли уже фиалки на нашем заветном местечке за прачечной.

На Пасху папа с мамой были приглашены в гости к пастору в Большую деревню, а нам разрешили устроить яичный пир и пригласить на него Бритту, Анну и Улле. Ведь у мамы куриная ферма, так что яиц у нас предостаточно. Правда, Боссе считает, что почти все яйца несёт его Альбертина, но он ошибается.

— Тебе, наверно, кажется, что твоя Альбертина строчит яйцами, как пулемёт? — спросил у него Лассе.

Пировать мы собирались на кухне. По случаю праздника стол был накрыт синей скатертью, и мама разрешила нам взять жёлтые пасхальные тарелки. В вазе стояли берёзовые ветки. И все яйца были выкрашены в красный, жёлтый и зелёный цвет, потому что крашеные яйца гораздо вкуснее некрашеных. Мы даже написали на яйцах стихи. Например:

Придумал это стихотворение, конечно, Лассе, но Боссе оно не понравилось.

— При чём тут оладьи в сметане? — сказал он. — Нас и не собирались ими кормить.

— А откуда ты знаешь, вместо чего мы будем есть эти яйца? — возразил Лассе. — Но если хочешь, давай напишем иначе:

Боссе и это стихотворение не понравилось. Но больше мы ничего придумать не успели. Пришли Анна, Бритта и Улле, и мы сели пировать. Нам было очень весело. Мы соревновались, кто съест больше яиц. Я смогла съесть только три яйца, а вот Улле съел шесть.

— Альбертина — незаменимая курица, что бы мы без неё делали? — сказал Боссе после пира.

А потом мы стали искать пасхальные яйца с карамелью, которые мама нарочно от нас спрятала. Каждую Пасху Лассе, Боссе и я получаем от мамы с папой по большому пасхальному яйцу с карамелью. Но в этом году мама сказала, что если мы согласимся получить не такие большие яйца, как всегда, то она купит такие же яйца для Анны, Бритты и Улле. Это будет им сюрприз. Конечно, мы согласились. Мама очень ловко спрятала эти яйца в шкафу, где стояли кастрюли. Яйца были серебряные с маленькими цветочками. Такие хорошенькие! В каждом лежал цыплёнок из марципана и много карамели.

Дома никого не было. И нам разрешили лечь спать, когда мы захотим. Агда ушла куда-то с Оскаром. Мы погасили свет и стали в темноте играть в прятки. Сперва мы посчитались — эппель-пеппель-пирум-парум, — и водить выпало Боссе. Я спряталась очень хорошо: в гостиной на подоконнике за занавеской. Боссе несколько раз прошёл мимо и ничего не заметил. Но оказалось, что Бритта спряталась ещё лучше. У нас в сенях стоят папины резиновые сапоги, и над ними висит плащ, который папа надевает по утрам, когда возит молоко в Большую деревню. Бритта влезла в эти сапоги и прикрылась плащом. Боссе долго-долго не мог её найти. В конце концов мы даже зажгли свет и стали искать её все вместе. Мы кричали: «Бритта, выходи!», но она молчала и не выходила. А заглянуть за плащ никому и в голову не пришло, кто же знал, что она прячется там внутри.

— Наверно, она умерла и уже никогда нам не ответит, — сказал Улле.

Но тут из-за плаща раздался смех, и перед нами появилась живая Бритта в папиных сапогах.

Бритта предложила нам сыграть в «Кота в сапогах», ей, конечно, хотелось быть котом, но Анна сказала, что лучше пойти к дедушке и угостить его гоголем-моголем. Мы взяли стаканы, яйца и сахарный песок и побежали к дедушке. Он, как всегда, сидел в качалке перед печкой, и очень нам обрадовался. Мы уселись на полу и стали взбивать гоголь-моголь так, что брызги летели по всей комнате.

Анна сбила гоголь-моголь и для дедушки, ведь сам он почти слепой и ничего не видит. Она взбивала, а он рассказывал нам про старую жизнь. В то время дети даже не знали, что такое карамель.

Я ужасно люблю слушать, как дедушка рассказывает про старую жизнь. Подумайте только, однажды, когда дедушка был совсем маленький, на Пасху стоял такой мороз, что его папе пришлось пестиком от ступки разбить лёд в бочке с водой, стоявшей у них на кухне. Это надо же! И никаких пасхальных яиц. Бедные дети!

Как мы с Анной ходили за покупками

Лавка, где мы покупаем сахар, кофе и вообще всё, что нужно, находится в Большой деревне, рядом со школой. Мама часто просит меня зайти в лавку после уроков. Но однажды она попросила меня сходить за покупками во время весенних каникул.

День был солнечный, и я была не прочь прогуляться в Большую деревню. Я спросила у мамы:

— А что нужно купить?

Мама хотела составить список, но мы не нашли карандаша, и я сказала:

— Подумаешь, я могу и так всё запомнить!

И мама начала перечислять, что я должна купить: палочку дрожжей, кусок варёной колбасы, пакетик имбиря, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса.

— Дрожжи, колбаса, имбирь, анчоусы, миндаль и уксус — всё, я запомнила! — сказала я маме.

В это время к нам прибежала Анна и спросила, не пойду ли я вместе с ней в лавку.

— Ха-ха-ха! А я как раз собиралась позвать тебя! — сказала я.

На Анне была новая красная шапка с кисточкой, а в руке — корзинка. Я тоже надела новую зелёную шапку с кисточкой и взяла корзинку.

Анна должна была купить кусок мыла, пачку хрустящих хлебцев, полкилограмма кофе, килограмм рафинада, два метра резинки для продёржки и кусок варёной колбасы, так же, как я. Списка у Анны тоже не было.

Перед уходом мы поднялись к дедушке узнать, не нужно ли и ему чего-нибудь в лавке. Дедушка попросил нас купить ему леденцов и баночку камфарной мази.

Когда мы вышли за калитку, на крыльцо выбежала тётя Лиза, Уллина мама.

— Вы в лавку? — крикнула она нам.

— Да! — ответили мы.

— Мне тоже кое-что надо, — сказала она.

— Пожалуйста, мы всё купим! — сказали мы.

Тётя Лиза попросила купить ей катушку белых ниток № 40 и ванильного сахара.

— И что-то мне было нужно ещё, только никак не припомню, — сказала она, наморщив лоб.

— Наверно, кусок варёной колбасы, — сказала я.

— Верно! — обрадовалась тётя Лиза. — А как ты догадалась?

И мы с Анной отправились в лавку.

Всё-таки мы боялись чего-нибудь забыть и потому по нескольку раз перечислили друг другу всё, что нас просили купить, но потом нам это надоело. Мы шли, взявшись за руки и размахивая корзинками. Сверкало солнце, сладко, по-весеннему, пахли деревья. «И варёной колбасы, самой, самой вкусной!» — пели мы во всё горло. Так у нас получилась песня про колбасу. Мы пели её на разные лады, даже на мотив марша. А под конец мы придумали такую печальную мелодию, что чуть сами не заплакали.

— Какая грустная колбаса! — сказала Анна. — Хорошо, что мы уже пришли.

В лавке было много народу, и нам пришлось бы долго стоять в очереди, если б нас не выручил дядя Эмиль, наш лавочник. Ведь взрослые считают, что детям спешить некуда, и норовят пролезть вперёд. Но дядя Эмиль нас хорошо знает, и ему было интересно, как поживают все обитатели Бюллербю, сколько яиц мы съели на Пасху и скоро ли мы с Анной выйдем замуж.

— Ещё не скоро, — сказали мы.