Тайна тринадцатого апостола, стр. 49
Пианист задумчиво почесал затылок, взъерошив свою пышную белокурую шевелюру:
— Да я уже и не помню! Нет, это была не в твоем духе, внизу там был только инициал. Вроде бы прописная буква «К» с точкой. Но я, Ремберт, в любом случае хотел с тобой повидаться, раз уж приехал. К тому же мне непременно нужно было познакомиться с отцом Нилом.
Лицо Лиланда омрачилось: Катцингер или Кальфо? В нем снова поднялась волна раздражения.
Погруженный в свои мысли, отец Нил лишь краем уха слушал разговор. Его мучили совсем другие вопросы, и он решил вмешаться:
— Все хорошо, что хорошо кончается, ведь благодаря этому письму я сегодня вечером смог послушать ваше потрясающее исполнение рахманиновского концерта. Но скажите мне, Лев… почему вы были с нами так откровенны? Вы догадались, что значило бы для Ремберта и для меня обнаружение нового послания апостола, способного поставить под сомнение нашу веру и чудесным образом извлеченного из забвения на исходе XX столетия? Зачем вы рассказали нам все это?
Лев обезоруживающе улыбнулся. Не мог же он сказать отцу Нилу правду: «Потому что таково задание Моссада»!
— А кому, кроме вас, это могло бы быть интересно?
Он, казалось, не придал вопросу отца Нила ни малейшего значения и смотрел на него тепло, дружески:
— Отец Нил, неужели какой-то древний документ, оспаривающий божественность Иисуса, действительно что-то изменил бы для вас?
Тем временем последние клиенты уже покинули тратторию, они были одни в зале, и хозяин уже лениво принялся наводить порядок. Отец Нил надолго задумался, прежде чем ответить. Потом заговорил как-то странно, будто забыл, к кому обращается:
— Сегодня вечером вы рассказали мне, что апостольское послание было найдено в Кумране тогда же, когда манускрипты Мертвого моря. А я все последние недели собирал доказательства существования этого документа. В III веке он упоминался в одной коптской рукописи, на рубеже IV — в тексте Оригена, в VII веке — в Коране, а в VIII веке была выбита надпись в Жерминьи — закодированный Никейский Символ, и смысл его кода относится все к тому же посланию. Наконец, процесс тамплиеров в XIV столетии также касается этого документа. Все это я выяснил после долгих лет поиска скрытого смысла текста конца I века, с которого все и началось, — с Евангелия от Иоанна. Что до послания тринадцатого апостола, я отыскал его следы благодаря тому, что тень этого человека лежит на всей истории Запада.
Он посмотрел прямо в лицо Льву:
— А теперь вы приходите и рассказываете мне, что таскали этот документ в своем школьном ранце, исполняя поручения шефа Хаганы. Затем вы сообщаете, что послание находится где-то в Ватикане, то ли спрятанное, то ли просто неопознанное. Иггаэль Ядин говорил вам, что в нем заключена страшная тайна. Но даже если я узнаю его содержание, которое должно быть и впрямь чудовищным, если оно на протяжении веков становилось поводом для стольких изгнаний, убийств и заговоров, в моей духовной связи с Иисусом это ничего не изменит. Я с Ним встретился лично, Лев, можете вы это понять? Его образ не принадлежит ни одной церкви, Он, чтобы существовать, в ней не нуждается.
На Льва, похоже, эта речь произвела впечатление. Он мягко коснулся локтя отца Нила:
— Я никогда не был особенно набожным, отец Нил, но любой еврей поймет то, что вы сказали, поскольку каждый из нас является потомком рода пророков, хочет он того или нет. Знайте, что вы мне бесконечно симпатичны, и хоть лгал я в своей жизни немало, сейчас говорю я это абсолютно искренне.
Он встал, поскольку хозяин уже ходил кругами вокруг их столика.
— От всей души желаю вам добиться цели в своих поисках. Не думайте, что они касаются только вас. Но берегитесь, пророки всегда умирают насильственной смертью. Это тоже всякий еврей знает инстинктивно и принимает так же, как некогда принял свою участь еврей Иисус. Однако уже два часа ночи. Позвольте мне поймать для вас такси, чтобы вы могли вернуться в Сан-Джироламо.
Ссутулившись на сиденье автомобиля, отец Нил смотрел, как проносятся мимо купола Ватикана, мягко поблескивая инеем в темноте морозной декабрьской ночи. Но пелена слез затуманивала его взгляд. До сегодняшнего дня это письмо было все-таки лишь гипотезой, чем-то придуманным. Но он только что пожимал руку того, кто видел этот документ, смотрел ему в глаза.
Гипотеза внезапно стала принимать реальные черты. Письмо тринадцатого апостола, несомненно, находилось где-то за высокими стенами Ватикана.
Он пойдет до конца. Да, он тоже собственными глазами увидит это письмо.
И в отличие от всех тех, кто прошел этот путь раньше, он попытается выжить.
72
Лиланд играл прелюдию Баха, когда отец Нил вошел в квартиру на виа Аурелиа. Он до рассвета вспоминал рассказ Льва Барионы. Под глазами у него наметились круги, беспокойство, что грызло его, отчетливо проступало во взгляде.
— Я всю ночь глаз не сомкнул — слишком много навалилось сразу! Ладно, это не важно, пойдем в книгохранилище, займусь рукописями твоих григорианских песнопений, надеюсь, это поможет мне собраться с мыслями. Однако, Ремберт, ты понимаешь, что случилось? Письмо тринадцатого апостола находится в Ватикане!
— Мы сможем провести в хранилище только утренние часы. Мне только что звонил монсеньор Кальфо, меня вызывает кардинал, сегодня в два я должен явиться к нему в кабинет.
— Зачем?
— О… — Лиланд закрыл крышку рояля, лицо его стало смущенным. — Я, наверное, знаю, в чем дело, но предпочел бы тебе сейчас об этом не рассказывать. А это таинственное послание… Если оно и правда в Ватикане, как ты рассчитываешь добраться до него?
Теперь уже отец Нил, в свою очередь, отвел глаза:
— Извини, Ремби, я тоже предпочитаю не отвечать тебе на этот вопрос так сразу. Видишь, что Ватикан с нами сделал, братья уже не могут быть братьями в полной мере, когда они что-то скрывают друг от друга…
Моктар этажом ниже выключил магнитофон и присвистнул сквозь зубы. Отец Нил только что произнес фразу, которая многих денег стоит: «Письмо тринадцатого апостола находится в Ватикане!» Правильно он сделал, что послушался приказаний из Каира и все еще ничего не предпринял против этого мелкого француза. ХАМАС знал столько же, сколько было известно Кальфо, и о пресловутом письме, и о том, как оно жизненно важно для христианства, смертоносное кольцо вокруг отца Нила сжимается, но сначала пусть он доведет поиски до конца.
Кальфо защищает христианство, но он-то, Моктар, отстаивает ислам, свой Коран, своего пророка, благословенно имя его.
Проходя по длинному коридору, ведущему к кабинету префекта Конгрегации, Лиланд почувствовал, как под ложечкой засосало, желудок словно скукожился. Пушистые ковры, венецианские бра, дорогая резьба по дереву — вся эта пышность вдруг показалась ему нестерпимой. Это была нарочитая демонстрация мощи организации, которая готова уничтожить любого, чтобы продлить существование своей гигантской империи, построенной на преемственности лжи. Со времени приезда Нила он успел понять, что его друг стал жертвой этой власти — так же, как он сам, хотя и по совсем иной причине. Лиланд никогда ранее не задавал себе вопросов относительно собственной веры. Открытия Нила его потрясли, придав новые силы бунту, нараставшему в душе.
Он скромно постучался в высокую дверь, покрытую орнаментом из тонких золотых нитей.
— Входите, монсеньор, я вас ждал.
Лиланд приготовился к тому, что Кальфо будет помогать кардиналу в беседе. Но Катцингер был один. На его пустом письменном столе лежала простая папка, перечеркнутая красным. Выражение лица кардинала, обычно мягкое, обрело гранитную жесткость.
— Монсеньор, я не стану ходить вокруг да около. В течение трех недель вы ежедневно видитесь с отцом Нилом. Теперь вот привели его на публичный концерт, познакомили с человеком, о котором мы получаем весьма нелестные отзывы.
— Ваше преосвященство, Рим не монастырь…
— Довольно пустословия! Мы с вами заключили соглашение, вы должны были держать меня в курсе ваших бесед с отцом Нилом и докладывать о том, как продвигаются его личные исследования. В католической церкви никакое исследование не может быть личным: всякое размышление, открытие должно приносить ей пользу. Я уже не получаю от вас никаких докладов, да и те, которые вы мне составляли вначале, весьма немногословны, в них сказано меньше, чем можно было бы. Мы знаем, что поиски отца Нила движутся в рискованном направлении, и также знаем, что он держит вас в курсе. Так почему же вы, монсеньор, становитесь на сторону авантюры, направленной против церкви, к которой вы принадлежите, которая вам, как мать?