Граница, стр. 8

Она удивленно подняла брови. Назвалась.

— Извините, ошибся! — отчеканил Сергей и с особым удовольствием козырнул.

Женщина пожала плечами.

Демин взбежал на крыльцо. Снова открылась дверь. Он чуть не столкнулся с какой-то девушкой. Она смотрела на него с любопытством. Ямочки на щеках девушки стали глубже, когда она улыбнулась и хотела посторониться.

— Вы... Это — вы?! — спросил он, тоже улыбаясь.

— Да, — ответила девушка, — если вы тот самый лейтенант, который должен был ожидать меня на скамейке.

— Да...

Они весь день провели вместе. Поздно вечером, провожая Наташу домой, Сергей расхрабрился и поцеловал ей руку. Они договорились встретиться на следующий день. Демину предстояло получить назначение, и Наташа обещала проводить его. Ее волновала судьба человека, которому, как говорил профессор, она вернула жизнь.

На пересыльном пункте Сергея откомандировали в распоряжение начальника пограничных войск.

Демин переписывался с Наташей. Во время отпуска они встретились снова.

— Что я у тебя на заставе буду делать? — говорила Наташа. — Я хочу работать. Я же — врач.

— Будешь работать, Наташенька, честное слово! — обещал Демин.

— Обязательно поезжайте, — посоветовал ей профессор. — И быть иначе не может...

— Действительно, стоит выпить за профессора, — согласился Ганиев, внимательно слушавший эту историю.

Он часто видел другую Наташу. Не ту, что беззаботно смеялась с ними сейчас, прижимаясь щекой к золотистым кудряшкам сына, а сосредоточенную и ловкую, в белом медицинском халате.

Сколько раз ночью приезжали за ней из дальних горных кишлаков, сколько прочла она лекций для колхозных женщин, сколько времени тратит на фельдшерском участке... А как ее уважают пограничники!

Однажды Ганиев поехал с доктором Деминой по вызову на соседнюю заставу. Ей богу, надо иметь очень сильные «хирургические» руки, чтобы так быстро и точно вправить вывих. Или случай, когда она поставила на ноги солдата, который сутки полз по мокрому снегу, выслеживая нарушителя...

Да, без этой, другой Наташи, не могли обойтись и застава, и многочисленные кишлаки.

Ганиев посмотрел на часы и заторопился.

— Скоро концерт начнется, товарищ капитан. По заявкам пограничников. Надо пойти в ленинскую комнату.

— Идите. И я сейчас пойду, — сказал Демин.

— Опять? — с упреком спросила Наташа.

— Нет, вы оставайтесь, — попытался уговорить Ганиев, вспоминая о своем обещании не уводить капитана.

— Надо, Наташенька, — мягко сказал Демин, целуя жену. — Я скоро вернусь.

Итак, несмотря на напряженное положение, кто-то предавался приятным воспоминаниям, собирался слушать концерт для пограничников, устраивал семейные ужины...

А майор Безуглый всё сидел над Драйзером. Попробуй определи, откуда начинается ключ?!.

Один том, другой... Где же он, ключ, черт возьми!

Вряд ли исходный пункт шифра находится в середине текста. Так и самим нетрудно запутаться. Скорей всего надо искать его в начале страниц или глав.

«Попробуем», — решил Безуглый и сразу — разочарование.

В первой главе первого тома начальная фраза состояла более чем из трехсот знаков. Восемьдесят восьмой оказалась бука «Л», а вовсе не точка. Четыреста двадцать четвертым было «Е». Но оно встречалось значительно раньше.

Первая в тексте точка была триста двадцать восьмым знаком. После нее начинался новый абзац.

Может быть, пробельный материал тоже нужно разбить на типографские знаки?

Тогда четыреста двадцать четвертым оказывалось «К». Но с этой буквы велось повествование, и тут, по мнению Безуглого, скорее всего должен был начинаться ключ.

Он таким же образом проследил еще несколько страниц и взял за отправной пункт последнюю точку в главе. Снова ничего не получалось.

Тогда он перебрал все главы первого, второго, третьего томов. Безрезультатно!..

— Эх, майор, — рассуждал майор Безуглый, — начало ключа следует искать с первого знака верхней строки каждой страницы.

И опять неудача.

Правда, восемьдесят восьмым знаком иногда оказывалась точка, но четыреста двадцать четвертый не был буквой, встречавшейся в этом тексте впервые.

Пробовал майор не обращать внимания на четыреста двадцать четвертый знак и заменял цифровые группы буквами. Получалась бессмыслица.

В одном случае, где-то в середине восьмого тома, и восемьдесят восьмой знак оказался точкой и четыреста двадцать четвертый буквой «Щ», единственной в этом тексте. Безуглый обрадовался и стал расшифровывать.

Сорок второй знак — пробел.

Значит первое слово «НА».

И снова разделительный знак.

«Что это еще за «КВСАМП»? — недовольно подумал майор. Опять, вероятно, ошибка.

Он попросил одного из своих помощников вскипятить чай и взялся за следующий том.

Нужно только догадаться, из каких элементов складывалась система неизвестного кода. Допустим опять-таки, что восемьдесят восьмой знак — точка, а четыреста двадцать четвертый — буква, встречающаяся впервые.

Ну, а еще что?

И он снова склонился над книгой с металлическим строкомером в руках.

Глава седьмая

ПОСЛЕ РЕЙСА

Диспетчер автопарка Зинаида Махрова в этот день не работала. Но она пришла в гараж рано и сидела в своей комнатке, где беспрерывно звонил телефон. На ней была беличья шубка и самые модные в городе ботики с молнией, отороченные мехом. Губы ярко накрашены. Брови подведены. Не подумаешь, что простой диспетчер.

Сменный дежурный — молодая женщина с изможденным лицом, взглянула на подругу и тихо вздохнула. Колючим показался ей свой платок, в который была закутана, тяжелой — телогрейка с мужниного плеча, тесными — ботинки.

Махрова сказала участливо:

— Иди-ка ты, Надюша, приоденься. А я пока подежурю.

— А если придет колонна?

— Раньше чем к обеду не придет, ты знаешь.

Дежурная не двинулась с места.

— Ну же! — поторопила Махрова.

Надежда опять вздохнула и просветлевший было взгляд ее погас.

— Ни к чему...

Махрова знала, что Надежда плохо живет с мужем. На людях обходительный, а дома деспот: и то ему было не так, и это. А главное, вот уже второй год не хотел регистрировать брак.

Друзья по работе пробовали вмешаться:

— Что-то, Игнатюк, с женой у тебя неладно получается.

Он разводил руками:

— Не знаю, не знаю... Устала, наверно... Бросай, говорю, работать. Отдохни. Не хочет... Ну, разберемся. — И брал жену под руку. — Идем, Надежда.

В другой раз он отвечал:

— Чужая семья — потемки!

А иногда при людях обращался к жене:

— Ты, по-моему, не можешь на меня пожаловаться...

Махровы жили по соседству, и часто заплаканная Надя приходила к Зине отвести душу. Она ничего не рассказывала. Только вздыхала.

— Опять кричал? — спрашивала Зина.

Надя молчала.

— Я слышала, кричал! — настаивала Махрова.

Надежда прятала глаза, покрасневшие от слез.

— И что он за человек? — удивлялась соседка. — Со всеми вежливый, а с тобой...

Та отвечала с дрожью в голосе.

— Не любит он меня.

— Так уйди!

Надежда с трудом выдавливала:

— Не могу!..

Она любила.

...Колонна вернулась из рейса во второй половине дня.

Бензовоз Игнатюка затормозил у диспетчерской. Надежда вышла навстречу в новом демисезонном пальто. Махрова всё-таки заставила ее переодеться.

Игнатюк приветливо помахал Надежде. Со стороны казалось, что он радуется встрече.

«Что за человек?» — снова подумала Махрова, прижимаясь к окошку диспетчерской.

Она всегда одевалась нарядно, когда встречала мужа. Вместе они пошли домой.